- До свидания, - сказала Марина Петровна. – Надеюсь, никто не забудет, какой завтра день?
- День сурка! – выкрикнул с задней парты Васильчиков.
Все кисловато засмеялись. Ничего особенно веселого в этом не было, но страшное напряжение, терзавшее ребят всю неделю, искало хоть какой-то разрядки. Танька-хромая, наполовину загороженная кустом чайной розы, судорожно закашлялась.
- Сурки – это не для нас, - спокойно сказал Леша Миронов. – Сурки – это мелковато.
Взгляды обратились к нему.
- Справедливо, Леша, - сказала Марина Петровна и улыбнулась, - не натянутой учительской улыбкой, а по-родственному, тепло и немного беззащитно. Уверенность Леши тянула к себе. Даже она, классная руководительница, пожилая уже женщина, чувствовала зов Солидарности.
- Напоминать ничего не буду, - продолжала Марина Петровна, - вы и сами все знаете, а что забудете, то родители напомнят. Ну, ребята, до свидания.
- До свидания! – нестройно ответил класс.
Маша вскинула на плечо тяжелый рюкзак и пошла к двери. Мимо, торопясь, проковыляла Танька- хромая, споткнулась и уцепилась за ее рукав. Маша, хмуро глянув на нее, помогла ей выпрямиться. Танька едва слышно залепетала извинения, а сзади донесся голос Марины Петровны: “Таня, ты не могла бы на минуту задержаться?” Хромоножка отцепилась от Маши и, едва не плача, повернулась к учительнице.
Выйдя из класса, Маша по привычке бросила взгляд в окно, выходившее в школьный двор. Там, на ступенях у входа, вторая смена ждала, когда их впустят. Некоторые десятиклассники курили. Легкой пружинящей походкой подошел вожак десятого “Б”, Андрей Ольхин, что-то коротко сказал и стал отбирать у парней сигареты. Те не сопротивлялись. Маша задержалась у окна, с интересом наблюдая за этой сценой. Какой-то белобрысый, заросший прыщами тип, похожий на вирус гриппа, начал выступать, и Ольхин дал ему в лоб – несильно, поучая. “Вожак”, - подумала Маша.
В коридоре раздался звонкий голос Васильчикова: “Эй, Леха!”. “А!”, – отозвался Миронов. “Иди сюда, поговорить надо”.
Маша обернулась. В коридоре оставались только Васильчиков с Мироновым и она. Она подумала, что надо бы уйти, но ее не гнали, и вообще не обращали на нее внимания.
- Ты это, Леха… - напряженно сказал Васильчиков. – Как… завтра-то?
Миронов немного подумал, отведя взгляд.
- По-честному, - глухо сказал он наконец. – Ты - так ты, я - так я. Без поддавок. И потом… ну, это… зла не держать.
- Идет, - проговорил Васильчиков и вздохнул. – И это… дружба то есть. Мы с тобой… все равно… друганами останемся.
- Закон, - напомнил Миронов.
- Чего Закон? Подумаешь. Что мы, не люди, что ли?
- Да, - сказал Миронов. – Мы – люди.
Васильчиков протянул ему руку. Они стояли неподвижно, молча, пристально глядя друг другу в глаза, и в их еще мальчишеских лицах читалась будущая суровость. Миронов, высокий и уже в четырнадцать мускулистый, считался признанным лидером класса, но Васильчиков был легче и стремительней.
Шагая по лестнице вниз, Маша думала: “Интересно, кто станет вожаком – Леха или Игорь? И неужели Танька тоже поедет на День Здоровья? Она же бежать не сможет. Только с ума сходить будет. А если ее не пустят – еще хуже с ума сходить будет. Она же все-таки наша”. Маша уже оделась и собралась уходить, когда услышала за спиной знакомый голос.
- Волкова!
Миронов говорил тихо и словно бы несмело, что никак не вязалось с его строгим непроницаемым лицом. Маша почти безразлично посмотрела на него, ожидая, что за этим последует.
- Ты… это… - Миронов запнулся и вдруг, протянув руку, резко выхватил у нее рюкзак. – Я помогу.
- Ладно, - удивленно сказала Маша.
Оказалось, Миронов хорошо знает, где она живет. Леша шагал рядом с нею размеренно и целеустремленно, глядя в конец улицы. Маша мучительно думала, что бы такое уместно было сказать. Она инстинктивно пыталась приладиться к его походке, но размашистый Лешин шаг был шире, и она отставала. Встречные улыбались, глядя на них, и оттого Маше было еще неуютней.
Они шли мимо сияющих магазинов и ухоженных скверов. Чистая расчесанная трава пестрела цветами. Весеннее солнце сверкало на белом кафеле, которым были облицованы новые высотки, их зеркальные стекла светились, точно серебристый жемчуг.
- Красиво, - сказал Миронов, и Маша поспешно согласилась. Он взглянул на нее исподлобья и тотчас отвел глаза. Этот довольно мрачный взгляд неожиданно успокоил ее, и Маша подумала, что смысл разговора не так уж важен. Она промямлила что-то о домашнем задании. Миронов отвечал коротко, но идти вдруг стало легко, и секунду спустя она поняла, почему: Леша сам подстроился к ритму ее шага.
У Машиного подъезда сидела прямо на асфальте Лиля Черкасская со своей компанией. Компания была довольно унылая и будто бы побитая пыльными мешками, но Лилю она устраивала. Давным-давно, еще в детском саду, Маша дружила с ней, но потом поняла, что Лиля – не ее породы. Она даже не повернула головы в ее сторону, только громко сказала Миронову: “Увидимся на Дне Здоровья!” и юркнула в подъезд. Лиля пожала плечами и приложилась к бутылке “Балтики”. Глаза у нее были осоловелые.
Миронов еще немного постоял у двери, не обращая внимания на притихшую компанию. Маша помахала ему рукой из-за стекла и, неожиданно осмелев, улыбнулась.
Когда девятиклассники подошли утром к школе, их уже ждали шесть автобусов с зеркальными стеклами. Классные руководители пришли еще раньше, и теперь, бледные и не выспавшиеся, рассовывали подростков по машинам. Миронов, завидев Машу, издалека стал подпрыгивать и подавать ей какие-то знаки, ничуть не боясь потерять свой великолепный имидж.
Танька-хромая все-таки заявилась. На шее у нее висел меховой мешочек. Маша пригляделась и ахнула от зависти, – это был Полуночный Амулет из магазина “Путь к себе”, стоивший чуть дешевле нового “Москвича”. Откуда Танькины родители взяли такие деньги, оставалось загадкой.
Марина Петровна, бледная до серости, с неряшливо подведенными глазами, стояла возле одного из автобусов, высоко подняв табличку с надписью “9 “В”. Маша села у окна, и минуту спустя рядом с ней на сиденье плюхнулся счастливый Миронов.
- Ну вот, все хорошо, - сказал он, отдуваясь. – Хвостенко тоже побежит.
Маша не сразу поняла, что он говорит о Таньке.
- Танька хорошая девчонка, - сказала она наконец. – У нее голова варит и она добрая.
- Да, - кивнул Леша. - Мы же не звери лесные. У нас главное – мозги. Она правильная. Наша.
Сзади послышалось какое-то шевеление. Маша обернулась. Там, по привычке переругиваясь, шумно усаживалась классная кодла – Ларина и Галоян, а с ними несколько парней, отличавшихся редкой безмозглостью и ранним половым созреванием. “Неужели они тоже будут с нами? – подумала Маша. – Такие противные”.
- Не всем же быть вожаками, - словно услышав ее мысли, сказал Леша. Она удивленно посмотрела на него, и он объяснил: - Да я вижу, как ты на них смотришь. Они тупые, но они никем никогда не будут командовать. Командовать будут ими, и умные… Так что они нам на пользу.
- А Ларина?
- А с ней подумать надо. Такая будет начальствовать, даже если не над кем окажется, просто так, сама по себе. Неудобно.
- А что сделаешь?
- Ничего.
- А…
- Она чует то же, что и я. Она сама что-нибудь сделает. И не себе на пользу.
“Откуда ты знаешь?” – хотела спросить Маша, но не стала. Леша в ее глазах обрел поистине сияющее величие.
