расположены так, что простреливается весь периметр, при этом часовые не могут задеть друг друга.
— Значит, тропа контролера выводит прямо на третий и четвертый посты, — включаясь в игру, азартно произнес Данг.
— Да, как раз между воротами! Третий ночью пустует, машины-то не ходят, а с четвертого как раз и ушел тот самый обкуренный чурек!
— Но остаются еще ворота.
— А, ворота эти… Это и моя вина — не проверил я вовремя эти ворота, — треснул раскрытой ладонью по столу старлей, — Они выдвижные, и щель между выдвигаемой стальной пластиной и забором оказалась вполне достаточной, чтобы через нее мог проникнуть мужчина средних размеров.
— А администрация? Она спохватилась только через сутки?
— Она была озабочена только тем, чтобы все было вовремя покрашено и побелено. Этого зычару хотели за что-то кинуть в трюм, и привели к ДПНК[19] на оформление. Тот на него взглянул и тут же забыл, есть ведь более важные дела — кому кисти с краской найти, кому грабли. Тот постоял, постоял, видит, что на него никто внимания не обращает, и свалил потихоньку с надзорки. Схватил какую-то метлу, дошел с ней до того сарая, и курканулся там до ночи. А ночью ушел. Я только сейчас понимаю, что он и так бы ушел, если бы и часовой был на месте, и даже не спал — заточку в горло с тропы метнуть вполне можно…
— Хорошо, он спрятался в сарае днем. А вечером разве не производится поверка осужденных?
— Так отрядный отправил его в трюм, и у ДПНК он был записан в трюме. А дежурный по ШИЗО это и знать не знает, он же его даже не видел. Это уже утром пришел ДПНК на проверку в ШИЗО — а того зэка и нету. А где он? И понеслась пизда по кочкам…
— Как раз в тот день, когда и произошло ЧП в караулке?
— Вот-вот, наутро после той кошмарной ночи. Но зоновские под шумок ничего не докладывали — они не знали еще о побеге, надеясь, что тот жулик просто загасился где-нибудь. Ему и сидеть-то осталось месяца три.
— А зачем он тогда бежал? — удивился Данг.
— Черт его знает, может, проигрался в карты на „просто так“. Хотя вряд ли, тертый был жулик.
— Его нашли?
— Да, дня через четыре. У нас ведь если побег, поднимают в ружье всю бригаду, ставят ВРП[20] на близлежащих трассах, в аэропортах, вокзалах, судоходных пристанях и на автобусных станциях. Солдаты цепью прочесывают окрестную тайгу. Все это было без толку. А тут прапора-розыскники, в каждой бригаде есть такой отдельный взвод, все в гражданке ходят, решили на четвертые сутки погулять в ресторане. Надоело им шастать по городу, немного развеяться захотелось. Там-то его и нашли. В английском костюме, с золотым перстнем и пачкой сторублевок.
— В каком году это было? — перебил его Данг.
— В 84-м.
Саня решительным жестом схватил почти полную бутылку и вновь разлил водку по стаканам.
— По чуть-чуть, — заметил Данг.
— Не бойся, не опьянею. Ты мне понравился, полковник, я тебе все, как на духу… Словом, дело для меня пахло трибуналом. В этом уже никто не сомневался. И вот тут-то и появился наставник. Он говорил чудные вещи, что может избавить меня от гнева начальства и даже поможет сделать небывалый шаг в карьере — что я буду совмещать обязанности командира роты и начальника колонии. Правда, — рубанул он ладонью воздух, — Подчиненных и осужденных наставник подберет мне сам. И служить я буду в какой-то неведомой стране.
— И ты согласился?
— Конечно. С одной стороны, у меня не было выхода, с другой — я просто не верил во все эти бредни. В другой стране? Да ради Бога, только не под трибунал…
— А твои подчиненные…
— Судя по всему, наставник их набрал по ротам и по зонам, скорее всего, тех, кому все уже обрыдло на том свете. Или кто попал в критическую ситуацию вроде меня.
— И тебе удалось наладить должный порядок?
— Поначалу да. Я, конечно, не оперативник, и производственных тонкостей не знаю, но кое-чем все же владею. С режимниками, правда, пришлось повозиться… Но, с другой стороны, стало даже легче. У блатных разом были оборваны все связи с волей, и воровской закон быстро забуксовал. Кого-то на долгое время кинули в БУР, кто-то перешел на нашу сторону. Мужики работали, как и раньше, а козлы просто скакали от радости, что пришло их время. Но беспредела я старался не допускать, да и коллектив подобрался вполне удачный. Были, правда, отдельные недостатки, — махнул рукой старлей и замолчал. Выпил водки, покрутил стакан в пальцах и поставил его на стол.
— Ладно, — собравшись с мыслями, он продолжил, — Жил у меня в семнадцатом отряде осужденный по фамилии Петушок, статья I17-IV, 12 лет усиленного режима. Нет, это прямо анекдот какой-то. Такая фамилия плюс такая статья — это же нарочно не придумаешь. Это был первый петушок зоны. И тут, ровно месяц назад у барака того отряда появилось Красное Здание…
— Когда? — невольно воскликнул Данг.
— Да-да. Я ничего не докладывал руководству. Просто тянул время, не зная зачем. Я уж не помню, зачем этот петушок сиганул прямо в закрашенное мелом окно первого этажа Здания, разбив при этом стекло. Может, „капусту“[21] ему уже натерли, трахаться уж очень больно стало. Бугор отряда послал за ним вдогонку шестерок — сначала даже никто и не сообразил, откуда это Здание взялось. Только через минуту они оттуда вылетели, как пробки, и совершенно безумные. Катались по локам, и даже кричать не могли, только пена из перекошенных ртов асфальт заливает. Бугор и сообразил, что тут что-то не так. Ведь буквально вчера вечером тут было голое место. А тут отрядный пришел, увидел дом — и только рот раскрыл. Вызвали меня.
Санек снова засмолил сигарету и вопросительно взглянул на Данга, — Ты можешь понять мои чувства? Я ведь тогда ни о каком Красном Здании даже не слышал, только потом уже заинтересовался историей Града, чего-то понял. А тогда… Я просто смотрел на него и совершенно не знал, что делать. Открыл, помню, дверь — оттуда такой жутью повеяло… Нет, не смог я туда войти. И никто больше не смог. Шестерок пришлось отправить в санчасть, потом сактировали по болезни, и в дурдом. А мы так и стояли в ожидании неизвестно чего. А потом оттуда вышел Петушок… Впрочем, нет, кто-то похожий на него, да и то… Это в первый момент показалось, что это он. Но когда он обвел всех ледяным взглядом своих воистину дьявольских глаз…
„Очень интересно, — отметил Данг, — Здесь народ тертый, взглядом вряд ли кого особо смутишь.“ — Это что, и вправду был монстр?
Когда как. Если к нему по-хорошему, то вполне умный и образованный человек, приятный собеседник. Да и деловых качеств ему не занимать поставил производство так, что и министерство не смогло придраться. И зэков всех в кулаке держал, опять же, как ни странно, в мягком таком кулаке. Но любую волю вязал мгновенно.
И что же тебя не устроило?
— Как что? Да не хозяин я уже здесь, пешка какая-то. Он тут царь и бог. Не могу я работать так, когда вокруг вырастают какие-то здания, которые полностью меняют людей. Когда какой-то зэк диктует мне свои условия, и я абсолютно ничего не могу сделать против него. Нет, уж лучше на болота, а потом улицы подметать, там все коротко и ясно.
„Спекся, — всё уже понял Данг про старлея, — Испугался. Его можно понять, мало кто может жить, полностью теряя привычные ориентиры жизни.“
— Словом, ты и подал этот идиотский рапорт в МВД с целью уволиться из органов?
— Да. Но не только. Там есть одно слово правды, — старлей поднял на Данга глаза, — Назаров действительно потребовал к себе самого толкового офицера
— Назаров — это…
— Да. Тот самый вышедший из здания. Он и сейчас там живет.
— А что там насчет заложников?
— Да какие там заложники… Любит к нему захаживать Забурдаев, самый толстый захребетник из
