— Есть огонь, который греет, а есть холодный свет, пронизывающий мрак, как луч мощного неонового фонаря. Сам по себе секс с ней довольно скучен, но при этом так просветляются темные уголки твоей души… Знаешь, я лучше прочитаю тебе стихи Колонка, петь я не умею, извини.
— А это кто такой?
— Самый талантливый бард Града. Тоже член этого клуба. Обещал прийти, да вот нет до сих пор. То ли «писабельное» настроение пришло, то ли загулял где… Вот, вслушайся, там между строк кое-что схвачено о ней…
— закончил читать стихи Философ.
— Причем заметь, Колонок совсем не любитель играть словами. У него обычно все четко и конкретно. Я думаю, что скоро ты сам познакомишься с его творчеством и поймешь, про что я говорю. А здесь — все размыто, перетекает из одного в другое… Какие-то окна, двери непонятные, и рифма нечеткая. А сама-то Энра внешне совсем не напоминает такую размытость. Колонку, видно, удалось проникнуть в ее душу.
— А другие мужчины?
— Господи, Ты Боже мой! — изумился Философ столь глупому вопросу, — Да кто же ходит сюда с такими целями? Получил, так сказать, полную сатисфакцию, чего еще надо-то? А вот, кстати, и наша парочка. Два часа, однако, крепкий мужик…
На пороге стояли Арамис с Лорой. Данг, глядя на эти безмятежно счастливые и в то же время утомленные лица, невольно позавидовал им.
— Ты только взгляни на них. Вот полное подтверждение моей философии полная гармония чистоты и порока.
— Философия в будуаре, — подколол его Данг.
— А здесь ей самое место, — весело захохотал Философ, — Я не шучу, внезапно посерьезнел он. — Тебе известно что-нибудь об энтропии?
— Конечно, — машинально ответил Данг, пораженный столь резкой переменой темы разговора.
— А закон неубывания энтропии предрекает тепловую смерть вселенной. Но есть могучая сила, противодействующая ей. Что это?
Данг задумался. Действительно, всюду происходит процесс распада энтропия ведь повышается. И пусть ученые не морочат головы, что это верно лишь для замкнутых простанств — насчет бесконечности вселенной они сами ничего точно не представляют. «С одной стороны, нельзя не признать, с другой, нельзя не согласиться»… Может, космос сам себе во спасение создал самоорганизующиеся структуры? Для борьбы со своей смертью? Да что же это за сила?!
— Жизнь, — вслух ответил Данг на свой собственный последний вопрос.
— Ну ты гений, — восхищенно покачал головой философ, покачав головой, — Такая простая мысль, а ведь целые толпы дураков, забросив насущные дела, ищут пресловутый смысл жизни. И не могут найти ответ, только потому, что видят лишь самих себя. А так как ничем полезным не занимаются, то и смысла в их конкретных жизнях действительно никакого нет, и искать тут нечего. А теперь заметь, в каких случаях эта чудесная сила становится наиболее мощной? Правильно, в момент соития. Само по себе оплодотворение яйцеклетки подобно мощному антиэнтропийному взрыву, а мы ведь при этом не знаем, что творится на более тонких энергетических уровнях.
— Каких уровнях? — насторожился Данг.
— Ты, конечно, слышал про мистические учения о тонких телах?
Данг утвердительно кивнул.
— В этом есть доля истины. Без тонких энергий жизнь вообще не могла бы существовать — в этом нет никакой мистики. Если отбросить всю ненужную шелуху, то можно привести такую аналогию. Возьмем, к примеру, приемник…
— Какой приемник? — на этот раз Данг не играл, ему действительно трудно привыкнуть к столь резкой смене тем в речи Философа.
— Обычный, радио. Так вот, у приемника без труда можно найти по меньшей мере три тела. Физическое — там корпус, платы, детали. Энергетическое — это ток, поступаемый от источника питания. И, скажем, астральное, — обычная радиоволна. А вот толпы дураков до сих пор спорят, где находится душа — внутри тела или вне его, — снова расхохотался Философ, и, не удержавшись, с ядовитым сарказмом добавил: — И куда же девается радиоволна, если приемник выключен?
— Ну это немного примитивно.
— Согласен, — сразу посерьезнел тот, — Очень даже грубая аналогия. Но общий смысл понять можно.
— А что можно сказать про «радиостанцию»?
— Абсолютно ничего, — еще больше посерьезнел философ, — и вообще что-либо говорить про нее было бы уже настоящим богохульством. Все, над чем я шутил до этого, так, детские игрушки…
— Господа, а не надоело ли вам морочить друг другу головы? — перебил их уже пришедший в себя Арамис, — Ну-ка, любезнейший, — кивнул он официанту, — каждому по двойному… Что, лимит кончился? Ладно, за мой счет.
Друзья снова расселись за столиком.
— О чем это вы тут так мило беседовали? — поинтересовался Арамис, положив голову на грудь девушки.
— Кажется, о любви, — ответил Данг.
— Да он каждому морочит тут голову своей любовыо. Вот скажи, Философ, ты хоть кого-нибудь, кроме Лоры, обратил в свою веру?
— Арамис, а кем бы ты был без любви? Самым обычным боевиком, каких много, и чьи жизни стоят не очень дорого. Ты просто не хочешь себе в этом признаться.
— Ну, может быть. Но в городе найдется хоть один человек, который благодаря тебе поверил хотя бы в существование настоящей любви?
— Вот один — точно найдется.
— И кто же это?
— Марина Орлова.
— Из драмтеатра? — удивился Арамис, — Она в первое время работала здесь, в «Сельме», вы и
