её, Саймон, не трогайте её.
— А Рита не могла бы добыть координаты, даже ничего в них не понимая, и передать вам?
— Не знаю, может быть, и могла бы. Да только они сделали меня таким, что я их сразу забываю или уничтожаю носитель информации… Вот так, добрый Саймон. — Казимир посмотрел на часы. — Вас ждёт дальняя дорога. Думаю, что не обижу вас, если скажу, что здесь, на базе дёртиков, вы один не справитесь с Кэсом Чеем и со всеми его дубиноголовыми.
— Ну что вы, профессор, я не переоцениваю свои силы.
— Вы должны лететь на «Платинум сити». Там вам нужно постараться захватить грузовик, возящий металлы с идеальной проводимостью на Переходник. Может быть, вам удастся добраться до Переходника и приостановить действие тоннеля. Тогда вы сможете выполнить свой долг перед Вселенной. Это сейчас главное. А потом уж подумаете, как уничтожить Кэса Чея. Убить его и расколдовать меня можно только найдя яйцо и разбив его. Только бы вы нашли яйцо, Саймон, а уничтожить его вы сумеете, я знаю. Вы прошли испытание.
— Профессор, хоть у нас и мало времени, я все же хочу сказать вам кое-что. Я искренне не понимаю, почему всех так волнует скорый крах Вселенной, грозящий ей при постоянно открытом тоннеле? Честное слово, и профессор Дёрти, и Кэс Чей и дёртики вели и ведут себя в этой ситуации мудрее, не обижайтесь. Я не физик, но просто уверен, что в конструкции матушки Вселенной предусмотрена отрицательная обратная связь, благодаря которой она сама, без нашего вмешательства, затянет свою рану.
— Что-то в этом есть, — сказал уже плохо слушавший меня Казимир, — что-то в этом есть. Прошу вас, пройдёмте, — он указал на дверь.
Мы прошли смежную комнату и оказались в коридоре, из которого попали в нечто вроде хлева, конюшни или коровника — черт его знает, как правильно называлась эта антилопья ферма, — где стоял густой запах скотного двора. Казимир уверенно шагал впереди меня, не разговаривая и не оборачиваясь.
Мы остановились у канализационного люка с оригинальной крышкой, которая легко поддалась усилиям Казимира, вручную, без ломика, сдвинувшего её в сторону.
— Этот коллектор выведет вас прямо за ограду центра. Вылезете через третий по счёту колодец, — выпрямляясь, сказал он.
— Везет же мне на дерьмо и на сортиры, — с чувством произнес я, обоняя ставший уже почти родным запах, поднимавшийся со дна темной дыры, словно изо рта невычистившего зубы чудовища, страдающего к тому же несварением желудка.
— Ничего, вы же говорили, что вам это близко. Помните, Саймон: если хотя бы случайно наткнетесь на яйцо, немедленно уничтожьте его прямо на месте. Станете медлить — и Кэс Чей будет выходить прямо на вас. Кстати, вы на чем прибыли на Паппетстринг?
— Да я на попутных, — скромно ответил я.
— Шутник вы… Ну что ж, до свидания, Саймон. Или прощайте? — слепые глаза, не мигая, уставились на меня.
— До свидания. Казимир. Вы мне здорово помогли. Думаю, что мы еще выпьем шампанского с вами вместе…
— Боюсь, Саймон, что моё шампанское перестоит в холодильнике, пока я дождусь свободы. Как говорят французы, сломается.
— Ничего, профессор, разживемся у французов. На Земле это не проблема. Главное, не сломаться самим. Подскажите, сколько сейчас по местному времени?
— Десять минут до полуночи. Приступайте к вашей операции — как бы вы назвали ее, Саймон? — пошутил Казимир.
— «Смерть Кэса Чея, бессмертного», — зловещим голосом ответил я, спускаясь до пояса в люк. — Да, профессор, чуть не забыл: а что это за ладью с белым парусом я видел над башней, когда шёл сюда?
— Это моя душа, пытающаяся вырваться на свободу, — серьёзно сказал Казимир. — Ну, ни пуха, ни пера, Саймон!
— К черту! — отрубил я. — Вперед — и выше! — и, не поднимая головы, стал быстро спускаться по скользким скобам.
Наверху Казимир закрыл крышку люка, и я оказался в темноте. Достигнув дна, я очутился по колено в жиже и пошёл вперед, проклиная все на свете коллекторы, тоннели, переходники, кротовые норы, туалеты, уборные, сортиры, латрины, нужники и гальюны.
Какая-то нечисть отвратно пищала со стен, иногда лицо и голову задевали липкие, горячие перепонки, которые медленно колыхались и плавали в воздухе так, как будто находились в воде. Неведомая мерзость копошилась под ногами; жижа отрыгивала отвратительные звуки и вонь. Пару раз вокруг моих голеней захлестывались невообразимо противные, омерзительные, как бы плохо выбритые голые хвосты, напоминавшие хвост опоссума, и я ощущал даже через одежду жёсткую, колкую щетину, покрывавшую их. Я накинул на голову плотный эластичный капюшон и, зажимая нос, продолжал путь.
Но вот, наконец, и третий по счету колодец. Я поднялся к крышке люка и с усилием сдвинул ее в сторону, освобождая лаз. Как детский шарик на упругой резинке, в один миг выскочил из колодца, быстро надвинул крышку и огляделся.
Я оказался за территорией базы, немного в стороне от путей, вдоль которых несколько часов назад пришёл сюда. Рядом находился скверик с дорожками из красного гравия, окаймленными плотными стенками бурно разросшегося нестриженого кустарника и замусоренными газонами. А на одной из стоявших тут скамеек лежал в неудобной, неестественной позе человек.
Неужели опять труп? Какой же это по счету — седьмой, считая антилопу? Я подождал, а потом осторожно приблизился к скамейке.
Бог мой! В лежащем человеке я узнал Риту Холдмитайт, одетую в форменный комбинезон дёртиков. Я невольно улыбнулся. Она была жива, голубушка, и наклоняться к ней, чтобы убедиться в этом, не имело смысла: мощный запах виски просто сшибал меня с ног. Но я все-таки наклонился и, расцепив пальцы Риты, плотно сжимавшие горлышко наполовину пустой бутылки, взял ее в руки.
Это был виски популярной марки «Конец Её Величества», который мы в студенчестве ехидно называли «Конец Его Величества», и его еще оставалось много.
Секунду я боролся с собой, но то, что я увидел и услышал всего за несколько часов, проведенных на базе дёртиков, вероятно, разбудило сидевшего во мне беса. Бес толкал меня в бок и нашёптывал: «Давай, давай! Заслужил!»
Я решительно отвинтил пробку и, задрав голову кверху, не моргнув глазом осушил бутылку. Несколько секунд стоял, чувствуя, как благостное тепло разливается внутри меня. В последний раз оглядел я мрачные здания и смердевшую трубу, а потом зашвырнул бутылку в кусты, смачно сплюнул и бесшумно затрусил прочь от базы, к звездолёту, на ходу выключив лэнгвидж.
18
Укрывшись за прочными стенами звездолета, я испытал настоящее облегчение. Отстегнув портфель и убрав его с глаз подальше, освободил комбинезон от вещей и всего барахла, снял защитное снаряжение, бросил грязную одежду в утилизатор и облачился в чистое. Немного потрудился в гигиеническом отсеке над синяком, поставленным мне разбушевавшимся Казимиром, и прошел в рубку.
У меня еще оставался последний шанс получить координаты Переходника. Я подключил свой лэнгвидж к корабельному Мозгу и прогнал через него запись, сделанную с аппарата Индюка, то бишь Кэса Чея. Меня ждало разочарование: там имелись всего лишь коды Паппетстринга, «Платинум сити» и Земли. Остальное представляло собой лингвистическую информацию, для хранения которой в основном и служили лэнгвиджи, содержавшую, кажется, программу перевода с какого-то тарабарского языка или диалекта, коих множество
