Бондарев родился 15 марта 1924 года в Орске Оренбургской области. Всего на год младше моего отца. Казалось бы, какие могут быть меж нами откровения? Но вот уже много лет, возвращаясь с дачи по Калужскому шоссе, непременно заворачиваю к Юрию Васильевичу. Подолгу сидим в его рабочем кабинете на мансарде, где небольшой письменный стол, книжные полки, картины, и говорим, говорим, говорим… О жизни, литературе, искусстве. Бывает, спорим, расходимся во мнениях на тот или иной предмет, но едины в главном: человек не должен оскотиниваться, предаваться низменным страстям, лгать самому себе. Образец — Лев Николаевич Толстой, который до последних дней сомневался, искал истину, стремился к самосовершенствованию.
Увы, к старости круг общения сужается. Либо ты никому не нужен, либо у тебя нет желания встречаться с кем попало. Время отсеивает 'шелуху'. Но одиночество тоже невыносимо. Бондареву повезло, что рядом с ним хранительница семейного очага супруга Валентина Никитична. Она сама вечно в хлопотах и Юрию Васильевичу не дает засиживаться. Две дочери, внук, правнучка. То овощные грядки затеют, то в саду яблоки собирают, то сучья жгут, то дорожки от снега расчищают… Я тоже провожу каждое лето на огороде. Любо-дорого, когда свои картошечка, капустка, лук, чеснок, морковочка, свекла, редька, редис, репа, брюква, кабачки, тыква, огурцы, помидоры, горох, бобы, петрушка, кинза, салат… А малина, земляника, жимолость, смородина, рябина, боярышник, шиповник, крыжовник, яблоки, груши, сливы, вишня? Все живое, свежее, ароматное. Вот оно, истинное-то счастье! В простом, угодном Господу Богу деле. По осени прихвачу гостинцев с огорода и мчусь в Ватутинки, чтобы поделиться с Бондаревыми радостью доброго урожая.
Близко познакомились в конце восьмидесятых годов прошлого века. Однажды, увидев меня в Центральном доме литераторов, Юрий Васильевич подошел и увлек в ресторан. В богемном Дубовом зале все столики были заняты. Присели у бара, завязался разговор. Не предполагал я, что его столь сильно волнуют деревенские проблемы. К тому времени у меня вышло несколько книг на эту тему, мои очерки о крестьянах каждый год печатались в
журналах 'Наш современник' и 'Москва'. Наверняка что-то читал, иначе с какой стати остановился и заговорил? На нас с любопытством поглядывали проходившие мимо писатели. С тех пор и дружим. Недавно позвонил мне и спрашивает:
— Сколько мы потеряли коров за годы войны?
Под рукой был статистический справочник. Заглянул в него и говорю:
— На начало 1941 года поголовье коров в СССР составляло 28 миллионов. К 1945 году осталось 22 миллиона. Значит, немцы уничтожили 6 миллионов буренок.
— А насколько поредело дойное стадо за период 'демократических реформ'?
Тут уж мне не нужно было обращаться к справочнику, поскольку держу эти цифры постоянно в голове. Они просто убийственные!
— По сравнению с 1991 годом поголовье коров в коллективных хозяйствах с 16 миллионов сократилось до 4 миллионов. То есть в четыре раза! У частников их даже больше — 5 миллионов.
Бондарев тяжко вздохнул:
— Выходит, сами себе — враги?
— Получается так… 'Живого' молока ребятишкам и по стакану не наберется. В основном молочная продукция в магазинах из сухого порошка, завозимого по импорту. Такая же история с сырами, животным маслом, мясом, многими другими продуктами. Только за 2008 год импорт продовольствия вырос на треть. Закупаем его за рубежом аж на 30 миллиардов долларов! Есть эту продукцию нельзя, так как в ней одна химия: генно-модифицированные организмы, гормоны роста, антибиотики и ещё Бог знает что. Отсюда и болезни. Сама природа запуталась! Организм человека отвергает всю эту отраву!
— Неужели в Кремле не понимают, что без деревни России не выжить? — воскликнул Юрий Васильевич. — Ведь если Запад прекратит поставки, то в момент может разразиться голод. Все силы сейчас надо бросить на восстановление сельского хозяйства. Подумать страшно: 40 миллионов гектаров пашни в запустении, зарастают березками и кустарником! Кому их корчевать? Это потребует огромных вложений. Зачем вообще затеяли всю эту вакханалию с куплей-продажей земли? Забыл вкус настоящей деревенской картошки! В магазине клубни какие-то черные, дубоватые, долго не развариваются, а вот те, что вы привозите, совершенно иные: белые, рассыпчатые, запаши-стые. Едим с удовольствием. Слышал, и картошку теперь закупаем в Польше, Турции, Египте, Израиле?
— Так и есть! — отвечаю. — Посевные площади 'второго хлеба' в коллективных хозяйствах сокращены в десять раз. Вся надежда на частника, сажающего картошку под лопату.
— Боже мой, до чего ж докатились! — вконец расстроился Бондарев. — А что ж в правительстве морочат голову с нацпроектом 'Развитие АПК'?
— За два последних года на восстановление экономического потенциала села направлены немалые средства. Строятся новые животноводческие фермы, молококомбинаты, комбикормовые заводы. Дошло, наконец, — никто нас вечно кормить не будет. Да и куда ниже-то падать? Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Самара, Тверь, Пермь, Томск, Иркутск, Хабаровск, Владивосток, другие крупные города — на 70- 80 процентов зависимы от импорта продовольствия. Такое немыслимо ни в США, ни в Китае, ни во Франции, ни в Германии, где сельское хозяйство на высоте.
— Действительно, столь невежественного отношения к земле, как в России, я не видел нигде, — заключил Юрий Васильевич. — Болит душа за нашу деревню, крестьян…
Всегда поражали выступления Бондарева на писательских съездах, пленумах, секретариатах. Глубокие мысли, философские обобщения, твердая гражданская позиция. Другие не очень-то раскрывались, говорили витиевато, занудно, с осторожностью. Особенно проявились вранье, лицемерие, ханжество после государственного переворота в августе 1991 года. Но Бондарев остался верен себе. В числе других патриотов он подписал знаменитое 'Слово к народу'. Увы, к голосу разума не прислушались. Советский Союз рухнул, началось дикое разворовывание всего и вся. И что, много ныне счастливых? А ведь Юрий Васильевич еще на XIX партконференции предупреждал генсека Горбачева: подняли в воздух самолет, а на какой аэродром
сажать его, не знаете… Он участвовал в многочисленных митингах протеста, шагал в первых рядах демонстрантов, был осенью 1993 года у восставшего Белого дома, наотрез отказался получать из рук президента России Бориса Ельцина орден, которым был награжден в связи с семидесятилетним юбилеем. Могу только догадываться, что творилось в его душе все эти годы.
Дорожу дружбой с этим великим писателем, мыслителем, воином. Биография его хорошо известна многим. Но всё же повторюсь. За плечами Бондарева пылающий Сталинград, битва на Курской дуге, форсирование Днепра, бои в Карпатах, Польше, Чехословакии. Два ранения, три контузии. Невероятно, как уцелел! У солдат на фронте самой высшей наградой считалась медаль 'За отвагу'. У Бондарева их две. Это как зарубки на совести: значит, не прятался за спины других, видел врага в лицо. Третью медаль 'За отвагу' не получил из-за ранения. На руках осталась справка о награждении, но в военкомат не стал обращаться. А еще имеет орден Отечественной войны I степени, два ордена Ленина, медали 'За оборону Сталинграда', 'За Победу над Германией'. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий. Почетный гражданин Волгограда (пока не переименованного в Сталинград).
Перечитал недавно романы 'Тишина', 'Горячий снег', 'Берег', 'Выбор', 'Искушение', 'Игра', 'Непротивление', 'Бермудский треугольник', 'Без милосердия', повести 'Юность командиров', 'Батальоны просят огня', 'Последние залпы', 'Родственники' и содрогнулся: как все пережитое могло вместить в себя его сердце? В этих книгах много личного, а потому они читаются с волнением и болью.
Когда грянула война, Бондарев только-только закончил девять классов. В армию — рановато. Вместе с другими ребятами записался добровольцем рыть окопы. Направили под Смоленск.
— Место называлось Заячья Горка, — вспоминает Юрий Васильевич. — Разбили нас по взводам, расселили в крестьянских избах. Чуть свет — подъем и за работу. Никто не отлынивал, понимая, что враг где-то совсем близко. Дневная норма на каждого — три кубометра земли. Обливались потом, руки и ноги к вечеру — что чугунные. Оружия ни у кого, конечно, не было. И вот однажды тревога: немцы прорвали оборону севернее Рославля. Надо отходить. Еще денек — и оказались бы в окружении. В ближайшем лесу стоял под парами последний эшелон. Рванули к нему что было мочи. Заскакивали в вагоны на ходу. В дороге попали под бомбы немецких самолетов, но всё-таки благополучно добрались до Москвы. С Киевского вокзала — скорей домой, но в квартире — ни души. Мать, бабушка, брат и сестренка эвакуировались.
