Создавалось впечатление, что преступник покинул Лондон с этим поездом. Доехал он до Ипсуича или сошел где-нибудь по дороге, оставалось гадать.
— Большего, я полагаю, нам сейчас установить не удастся, — сказал Холмс. — Мне думается, Лестрейд, вам не терпится сопоставить отпечатки пальцев преступника с теми, что имеются в вашей картотеке. Необходимость этого само собой разумеется. Давайте разделим наши усилия. Я просто прокачусь в Ипсуич, а вы займетесь этим неотложным делом. Вы же, Ватсон, останетесь в Лондоне. Я надеюсь, что Лестрейд не откажет вам в получении отпечатка следа преступника, изготовленного криминалистом. Затем, мне кажется, не лишним будет извлечь пулю из стены. Хотя она, очевидно, не нападавшим выпущена, но в стене ей делать нечего. А кроме того, мой друг, вы меня очень обяжете, если навестите пострадавшего в больнице. Как военному врачу, вам это вполне удобно. Осведомитесь о его состоянии, а если он уже пришел в себя, то и побеседуйте.
Мы не стали задерживаться. Холмс сел в поезд, отходящий на Ипсуич, а я в сопровождении Лестрейда отправился выполнять его поручения.
Отпечаток следа был уже изготовлен в нескольких экземплярах, и один из них Лестрейд передал мне. Пулю из стены мы извлекли совместно, и ее я также забрал с собой.
Пообедав у себя дома и несколько передохнув, я решил наведаться в больницу. Встретив там врача, увезшего полковника, я спросил его о состоянии раненого.
— Ничего страшного, мистер Ватсон, полковника просто оглушили. Он сейчас пришел в себя, и вы можете его навестить, развеять ему скуку больничного однообразия. Я рассчитываю на вашу деликатность. Дня три я все же его продержу у себя, пусть очухается, отлежится. Пойдемте — я вас проведу, накиньте халат.
Полковник помещался в отдельной небольшой палате. При моем появлении он приподнялся с подушек и настороженно всмотрелся в меня, не говоря ни слова. Когда врач отрекомендовал меня как своего коллегу, военного работника от медицины, возникшее было напряжение спало и разговор у нас завязался. Его облегчали мне воспоминания о боевых эпизодах, выпавших на мою долю, сопоставление характера военных действий моего времени с нынешним или совсем недавним. Полковник командовал подразделением в период англо-бурской войны. Ведение боевых действии там не всегда было успешным, и ему случалось попадать в передряги. Об этом он рассказывал оживленно, говоря, что после окончания кампании он унаследовал хорошее состояние и вышел в отставку. Боевых товарищей у него не осталось, а тематика, так будоражащая его, мало интересна тем, кто его окружает. Живет он отчужденно, бывает в клубе, но и там не часто может встретить ветеранов этой войны.
Так, постепенно, мне удалось подвести полковника к разговору о событиях, приведших его на больничную койку. Вкратце все сводилось к следующему. Он допоздна задержался в клубе за карточным столом. Возвращался с крупным выигрышем — он не из последних игроков в Лондоне. Отпустив кеб, на котором приехал, полковник прошел к себе в комнату через свой отдельный ход, никого не тревожа в доме. Он открыл одну за другой три входные двери, запер их снова и ключи положил в карман. Выигрыш свой он поместил в сейф и тут же запер его. Посидев некоторое время за столом, он выпил стаканчик бренди и закурил сигарету. Ничего подозрительного или настораживающего он не заметил. Раздевшись, он лег в постель, погасил свет и уже начал погружаться в сон. Вдруг резкий запах заставил его вскинуться. Он отпрянул и отшвырнул что-то со своего лица, и на него тут же навалился человек. По старой армейской привычке полковник, ложась в постель, имеет обыкновение класть свой пистолет под подушку. Выхватив пистолет, полковник выстрелил в злоумышленника. Но тот успел ударить его по руке, и пистолет из нее выпал. В схватке полковник схватил со стола нож и ударил нападавшего, но куда именно, он не знает — было темно. А следом за этим он получил страшный удар по голове и потерял сознание. Вот все, что он знает. Конечно, если бы не такая внезапность, полковник не дал бы промаха. Свой пистолет он знает превосходно, он с ним всю войну прошел. Я нашел нужным сообщить полковнику, что его выстрел взбудоражил всю прислугу в доме, которая едва не схватила преступника, Он убежал, но сейф полковника остался непотревоженным. Я спросил полковника очень осторожно, не думает ли он, что кто-то захотел свести с ним какие-то личные счеты? Он ответил, что если бы дело обстояло так, то преступник не стал бы способствовать его сну, а просто прирезал бы его, пользуясь тем, что о его присутствии не подозревалось. Я согласился с этим доводом.
Побеседовав таким образом с полковником, я подбодрил его сообщением, что врач намеревается его выписать в ближайшие дни, и распрощался, пожелав полнейшего выздоровления.
Холмс появился в доме, когда я уже спал. Утром он расспросил меня о моих успехах. Я передал ему отпечаток следа, переданный мне Лестрейдом, и пулю, извлеченную из стены комнаты полковника. Рассказ о моей с ним беседе Холмс выслушал с сосредоточенным вниманием, одобрив манеру моего поведения.
Вскоре в нашей квартире появился Лестрейд, возбужденный и радостный:
— Наше дело сильно подвинулось, джентльмены! Я обнаружил отпечатки пальцев преступника в картотеке Скотленд-Ярда. Они принадлежат рецидивисту, ранее судимому. Имя его Тим Пибоди. Правда, за последнее время его ни на чем не поймали. И в Лондоне он, кажется, не обретается. Будем искать его в Ипсуиче. Следы, как мы видим, ведут именно туда.
Он исчез так же быстро, как появился. По его уходе Холмс выкурил трубку и обратился ко мне с предложением:
— Не будете ли вы против того, дорогой Ватсон, чтобы сделать еще попытку использовать ваше звание военного врача? Она может в этом случае принести еще большую пользу, чем ваша беседа с полковником Мэрдстоном.
Я выразил свое полное согласие.
— У вас, возможно, остался кто-нибудь из старых знакомых, кто не покинул армейскую службу. Не поможет ли он, если таковой имеется, что-нибудь узнать о службе полковника Мэрдстона в Африке?
Я сказал, что мои армейские связи в основном затерялись, но, насколько помню, в штабе еще работает полковник Стирфорт, с которым в свое время меня свела военная судьба. Я не уверен, как он встретит нас, помнит ли меня еще, но по старым временам я знаю его как приятного, прямодушного и отзывчивого офицера. Я даже знаю его адрес, и мы можем сделать попытку навестить его.
Нисколько не медля, мы оделись и сели в кеб, владельцу которого я указал адрес. Солидность дома, к которому мы подкатили, не вселяла надежду на хороший прием. Тем не менее, осведомившись у лакея, дома ли полковник Стирфорт, я попросил доложить ему, что с ним хочет увидеться военный врач Ватсон. Ждать нам пришлось очень недолго, и лакей, открывая дверь, сказал:
— Проходите, джентльмены, полковник ожидает вас.
Седовласый и потучневший мужчина поднялся нам навстречу:
— Дорогой Ватсон! Сколько лет мы уже не виделись! Все боевые друзья наши уходят или отдаляются. Так приятно увидеть кого-нибудь, с кем проходили тяжелые наши годы.
Память полковника Стирфорта не ослабела, и воспоминания о некоторых боевых эпизодах были у нас обоюдные. На них нет смысла сейчас останавливаться, так как к делу, побудившему нас к этому визиту, они отношения не имели. С армейской прямотой полковник сам спросил, что экстренное привело нас к нему в этот день.
Узнав о нашем интересе к африканской службе полковника Мэрдстона, Стирфорт поправил нас:
— Не полковника, джентльмены, а майора. Чин полковника был присвоен ему при выходе в отставку. Я его помню, но полагаю, что более подробные сведения смогу сообщить вам лишь после того, как загляну в архив. Раз уж вы так заинтересованы Мэрдстоном, то я сделаю это для вас сегодня же. Я сообщу вам о нем все, что известно, уже сегодня вечером. Соблаговолите навестить меня часиков в восемь-девять, когда я возвращусь.
Задерживаться не имело смысла.
— Мы чувствуем себя очень неловко, полковник, — сказал ему Холмс, — это может оказаться обременительной просьбой…
— Чепуха! Я поручу это шустрому и исполнительному офицеру, и он быстро, как на ладони, выложит мне всё.
— Тогда, — сказал Холмс, — может быть, этот офицер заодно и обратит внимание на соприкасательство службы полковника с такими лицами, как Эдвард Трент и Ральф Коннели.