— Хорошо, джентльмены, — сказал полковник, записывая эту просьбу на отдельном листке.
Мы заранее за все поблагодарили и долее задерживаться не стали.
Как было условлено, мы подъехали к дому полковника ровно к девяти часам вечера. На наш вопрос, вернулся ли полковник, лакей отвечал утвердительно, добавив, что он ожидает нас.
Я не питал особых надежд, что Стирфорту так быстро удастся обнаружить какие-нибудь сведения о полковнике Мэрдстоне, но, видимо, недооценил четкость его службы.
Сведения не были подробными, но кое-что нам сказали. По ним выходило, что майор Мэрдстон командовал подразделением в период англо-бурской войны. Был отмечен наградой за успешные боевые действия, проведенные в долине реки Вилге. Характер майора отмечался суровым. Дисциплина в его подразделении была высокая. По завершении войны Мэрдстон вышел в отставку с присвоением ему чина полковника. Успешность проведенного им боя обусловлена была тем, что майор, послав в разведку своего ординарца Тима Пибоди, получил ценные сведения о расположении сил противника. Эдвард Трент в его подразделении был сержантом-артиллеристом, а Ральф Коннели непосредственно с ним не соприкасался, он был лейтенантом соседнего подразделения. Оба они попали в плен к бурам и по завершении боевых действий из армии были уволены без присвоения им следующих званий.
Холмс горячо поблагодарил Стирфорта за предоставленные сведения. Я, конечно, тоже, хотя решительно не представлял себе, чем они могут помочь моему другу в его расследовании.
Когда мы были уже дома, я обратился к Холмсу:
— Связь полковника с Тимом Пибоди, по данным Стирфорта, мне думается, для вас в какой-то степени выявляется. Но скажите мне, мой друг, кто такие Эдвард Трент и Ральф Коннели, почему они вас заинтересовали?
— Не буду таить от вас, Ватсон. В своей поездке в Ипсуич я не искал следов Тима Пибоди по той простой причине, что не знал о его существовании. Но в комнате полковника Мэрдстона меня поразили «стекла» в окнах. Согласитесь, что и на вас они произвели впечатление. Лакей полковника сообщил нам, когда вставлены эти «стекла» и откуда они доставлены. Их привезли из Ипсуича, куда предположительно и уехал преступник после нападения на полковника. Мне не составило большого труда отыскать в Ипсуиче завод резинотехнических изделий. Мне удалось побеседовать с его владельцем. Я сказал напрямик, что видел изготовленные этим заводом листы в оконных проемах полковника. Не могу ли я заказать такие для себя и в какую сумму мне это обойдется? Мне сказали, что, к великому сожалению, этот заказ для меня выполнить не смогут. Сделанное для полковника исполнено в индивидуальном порядке технологом, который завод покинул. Для завода это большая потеря, так как технолог этот, Ральф Коннели, был исключительно талантлив и энергичен. Он большой специалист по производству резины, знает такие ее тонкости, какие нам и не снились. Узнав о заказе полковника, он согласился его выполнить, но весь процесс по изготовлению этих листов провел сам, никого в него не посвящая. Запатентовав его, можно составить состояние. Может быть, владельцу завода и удалось бы склонить Коннели к этому, но вскоре к тому приехала невеста из Голландии. Она схоронила отца, оставившего ей крупное состояние. Ральф Коннели попросил рассчитать его по той причине, что он намерен вступить в брак и покинуть Англию. Причины были слишком серьезными для того, чтобы не отказать ему в его просьбе. Думается, что он станет основателем своего резинотехнического производства, на котором успешно сможет реализовать свои открытия в области технологии резины.
Я поинтересовался, не смогу ли я его найти через каких-нибудь друзей. Мне сказали, что он был малообщительным человеком. Он участвовал в боевых действиях против буров. Видимо, африканские впечатления не лучшим образом повлияли на его характер. О его друзьях ничего не известно. Единственно, с кем его связывали, в какой-то мере, приятельские отношения, это со слесарем Эдвардом Трентом, о котором известно, что он также воевал в Африке. Вот, что побудило меня поинтересоваться этими именами у полковника Стирфорта.
На следующий день к нам примчался Лестрейд.
— Я изловил преступника, — возбужденно сказал он. — Я доставил его сюда, и, хотя он пока запирается в содеянном, деваться ему некуда!
Мы смотрели на Лестрейда с интересом.
— Я отправился в Ипсуич, — стал он рассказывать, — и там нашел, что в городе есть бакалейная лавка Пибоди. Я разыскал ее и попросил указать, как пройти к ее владельцу. Мне указали. Я сразу узнал его по фотографии из его старого дела, хотя, конечно, с тех пор он несколько постарел. Я спросил его: «Вы Тим Пибоди, владелец этой лавки?» Этот негодяй без тени смущения отвечает: «Да, я, чем могу быть полезен?» Я называю время нападения на полковника и спрашиваю, где он был тогда. Ответ был такой, какого и следовало ожидать: «Я никуда не отлучался». — «Кто может это подтвердить?»
Он призывает своих служащих, и те хором свидетельствуют, что мистер Пибоди в последние дни был в своей лавке. Но старого воробья не так просто провести, я понял, что Пибоди позаботился о том, чтобы они так говорили, если придется на этот вопрос отвечать. Я сказал, что тем не менее для выяснения некоторых обстоятельств ему придется проследовать со мной в Лондон. Он не выказал особого волнения, отдал какие-то распоряжения, и я привез его сюда. Здесь он продолжает упорно отрицать свое присутствие в Лондоне в день преступления. Я привел швейцара из клуба, который обычно посещает полковник. Тот, взглянув на него, сказал, что не может точно сказать, когда именно, но ему приходилось видеть этого человека в клубе совсем недавно.
— Поздравляю вас, Лестрейд, — сказал Холмс, — у вас в руках главное. Остается только выявить мотив действий преступника.
Лестрейд удовлетворенно усмехнулся:
— Да, это уж как водится. Я думаю, он недолго будет запираться. Я пока мариную его, не предъявляя оставленных им отпечатков пальцев.
Казалось, что искать более нечего, что дело полковника Мэрдстона близко к своему завершению, осталось только уточнить некоторые детали. Но получилось иначе. На следующий день Лестрейд пришел к нам совершенно обескураженный.
— Какая-то фантасмагория, Холмс! — начал он без всяких предисловий. — Преступник у меня в руках, но я не могу его идентифицировать. Я всячески хитроумно допрашивал его, но он стоит на своем: да, он Тим Пибоди, но в последние дни из Ипсуича никуда не отлучался, так что к лондонскому нападению на полковника Мэрдстона никакого отношения иметь не может. Я решил его доконать, предъявил ему оставленные на месте преступления отпечатки и полагал, что запирательствам пришел конец. Представьте себе, джентльмены, он и ухом не повел, ну просто никакого смущения! Я заставил его дать отпечатки своих пальцев, а потом пошел и сверил их с теми, что остались от его старого дела. Невероятно, но факт: отпечатки не совпадают! Они совсем не похожи одни на другие. У меня голова кругом идет!
Холмс развеселился и с некоторой игривостью спросил Лестрейда:
— А не могло ли быть какой ошибки в Скотленд-Ярде, при снятии стародавних отпечатков Пибоди, какой-нибудь путаницы или подмены?
— Вы, кажется, издеваетесь надо мной, Холмс. Четкость всех действий Скотленд-Ярда никогда и никем не ставилась под сомнение. С возрастом рисунок линий на пальцах не изменяется, и я сейчас не знаю, что мне делать с этим нахалом.
— Полагаю, что вам придется его отпустить: у вас нет достаточных оснований подозревать его в нападении на полковника Мэрдстона. Тут веселенькое дело. То, что сам он себя именует Тимом Пибоди, а также свидетельство его служащих и швейцара клуба в Лондоне, приводит к мысли, что он — двойник Тима Пибоди, которого тот нанимает, чтобы обеспечить себе алиби. Вашу удачу опрокинула дактилоскопия, настоящего преступника еще надо искать. Могу сообщить вам, Лестрейд, одну маленькую подробность, которая, думается, должна вас заинтересовать. В англо-бурской войне Тим Пибоди состоял ординарцем при майоре Мэрдстоне. Полковника тот получил при выходе в отставку. Что связывало их в последние годы, нам неизвестно. Были ли со стороны бывшего ординарца к своему начальнику какие-нибудь претензии, сказать трудно. Не исключено, конечно, что здесь сведение каких-то старых счетов, но никаких оснований для такого утверждения пока нет.
Лестрейд ушел от нас озадаченным и появился снова только через два дня.
— Ну что, дорогой Лестрейд, — участливо спросил его Холмс, — наметился ли просвет в вашем расследовании?