Тогда я выбросил эти ценности в окно. Они летели, как бумажные голуби, в самых разнообразных направлениях. Прохожие их ловили и прятали за пазуху.
Мне так понравилось выбрасывать ценности, что я выкинул и все остальные тоже.
— Теперь я свободен от предрассудков! — сказал я удовлетворенно. — Свобода — величайшая ценность.
И я тут же выбросил свободу в окошко. Она упала на асфальт и больно ушиблась. Прохожие обходили ее молча, делая вид, что ничего особенного не произошло.
Голос
У меня в вентиляционной трубе поселился женский голос. Голос очень громкий, но с неразборчивой дикцией. Каждый вечер он яростно с кем-то спорил. Неизвестно даже с кем, потому что ему никто не возражал.
Я заткнул трубу старой шапкой, предварительно посыпав ее нафталином. Голос перешел жить в стенку. Пришлось облить ее специальной жидкостью, от которой дохнут насекомые. Голос ушел в потолок и одновременно в пол, так что получился стереофонический эффект. Интонации у голоса стали совсем дикие.
Однажды он все-таки вырвался наружу, и я убил его из духового ружья. Голос завертелся волчком и провалился в щель паркета. Теперь у меня поселилась тишина. Неизвестно, где она и как с нею бороться. Я изнываю от одиночества.
Жена
Моя жена превратилась в необитаемый остров. Я нанес его на карту в Тихом океане, чтобы мне было спокойнее. Остров получился не очень большим — площадью в несколько квадратных километров. Климат там умеренный, соседние архипелаги располагаются довольно далеко, а пароходы на остров не заглядывают.
В сущности, я знаю все об этом острове. Я вычислил его координаты, изучил флору и фауну, состав почвы, рельеф и омывающие остров течения. Все это, разумеется, по книжкам.
Иногда мне кажется, что стоит только захотеть, и я могу отправиться к моей жене, на этот одинокий остров. И каждый раз мне что-то мешает. Я слишком далеко нанес его на карту. Двенадцать тысяч километров. Хотелось, чтобы ей там было хорошо.
— Ничего! — утешаю я себя. — Это же остров. Никуда не денется.
Я не могу признаться себе в том, что мешает мне туда отправиться элементарная боязнь. Приплывешь, а острова и нет. Прилетишь, а он уже обитаемый. Явишься туда, а это вовсе и не остров.
Собственно, почему она должна оставаться островом? Ей всегда хотелось быть морем.
Капли
Навстречу мне шел мальчик и катил перед собою каплю никотина величиной с футбольный мяч. Капля была приплюснута и по виду напоминала ртуть.
— Она только что убила лошадь, — сообщил мальчик гордо.
И мне представилась эта лошадь, которую капля ударила в бок, а потом прокатилась по спине, не оставляя живого места.
В этот момент капля угрожающе двинулась на меня, не обращая внимания на крики мальчика. Я побежал, преследуемый каплей, и прибежал к своим приятелям. У них был какой-то праздник. Опасаясь капли, я остался переночевать.
Утром, когда рассвело, я увидел в углу целую батарею капель никотина, сложенных, как пушечные ядра. А над моей головой, на полке, выстроились капли алкоголя, похожие на двухпудовые гири с ручкой.
Когда я обратил на это внимание хозяина, он сказал, что капли здесь уже давно, но пока никого не трогали. Кроме того, они украшают комнату. Что же касается их агрессивности по отношению к лошадям, то не нужно быть лошадью.
Ладони
По ночным улицам летали белые ладони, похожие на чаек. Они ласкали друг друга, собираясь в небольшие группы, они плавно кружились, светясь в темноте длинными электрическими пальцами с неоновыми фонариками ногтей.
Мои ладони тянулись к ним, мелко трепеща суставами, но им никак не удавалось включиться в хоровод других ладоней. Узкие и независимые, эти другие ладони подчинялись своему ритму и уплывали куда-то вдаль.
Лишь одна из ладоней, размерами побольше других, имеющая к тому же на тыльной стороне редкие изогнутые волосы, приблизилась ко мне, на лету сжимаясь в кулак, и повисла на уровне носа. Она повисела с минуту, как маленькая теплая луна, пахнущая табаком, и это было более чем убедительно.
Макулатура
Пришли пионеры и деловито стали меня упаковывать. Я кричал, что я не какая-нибудь газета, но они не обращали внимания.
— Зато тяжелый, — сказал главный пионер.
И они вчетвером потащили меня сдавать. Когда меня взвесили, они получили свое первое место, а я был отправлен на фабрику.
Там со мной разделались быстро. Сначала измельчили, потом просушили и очистили. Добавили какой-то клейкой массы, размешали, сварили, а потом прокатали в бумагу.
На этой бумаге напечатали газеты.
Пришли пионеры и деловито стали их упаковывать.
Семья
На соседней даче жила женщина, у которой было три мужа. Утром она выводила их гулять на цепочке, а потом кормила овсяной кашей. Мужья вели себя смирно, не лаялись между собой и не бросались на отдыхающих.
После завтрака один протирал ветровое стекло машины, другой натягивал гамак, а третий бежал на рынок.
В этой семье была справедливость. Каждый муж получал в день по рублю на карманные расходы. Иногда они скидывались, покупали вино и пили его под кустом сирени. После этого жена одевала им
