фактически самоустранился от работ на полигоне, и поэтому дело застопорилось. А вот другой наш генеральный конструктор, — я имею в виду Кисунько, — лично, практически безвыездно, занимается своими делами на том же полигоне, и результаты у него налицо. Поэтому я предлагаю: объявить товарищу Лавочкину выговор и обязать его лично возглавить работы на полигоне, пока не будут получены положительные результаты испытаний системы «Даль».
Это происходило летом 1960 года. Семен Алексеевич перед вылетом на полигон разыскал меня и предложил встретиться, — благо, я как раз оказался в Москве. Семен Алексеевч был обеспокоен тем, что мы не оформили нашу договоренность о нецелесообразности разработки в его ОКБ варианта противоракеты для системы «А» с вертикальным стартом.
«Чтоб ко мне не было претензий от бюрократов из ВПК, — пояснил он, предлагая мне подписать совместный документ по этому поводу. — Хватит с меня выговора от Президиума ЦК». После краткого, не лишенного юмора рассказа о состоявшемся вызове его в ЦК Семен Алексеевич заметил: «Представляю, в каком парадоксальном положении окажется первичная парторганизация, когда я в соответствии с уставом обращусь к ней с заявлением о снятии с меня выговора, вынесенного Президиумом ЦК. Уникальнейший случай!»
После прибытия Семена Алексеевича на полигон подчиненные решили порадовать его пуском ракеты-перехватчика по воздушной мишени без участия радиолокатора наведения: вместо него для слежения за целью и перехватчиком были использованы кинотеодолиты, по данным которых перехватчик был выведен радиокомандами с земли в зону захвата цели головкой самонаведения. Цель была захвачена головкой, и был осуществлен успешный перехват цели в режиме самонаведения. Это было убедительное доказательство того, что созданный в ОКБ Лавочкина перехватчик для системы «Даль» в полном порядке и вся загвоздка в радиоэлектронике, за которую отвечает НИИ из министерства Калмыкова. Выходит, что Лавочкин отхватил в ЦК выговор, по праву принадлежащий, может быть, самому Калмыкову.
На радостях по случаю удачного пуска ракеты в «домике Лавочкина» на берегу Балхаша был организован скромный ужин с символической бутылкой коньяка на пять человек: Лавочкин, его помощник Закс, замминистра Лещенко, начальник полигона Дорохов и его зам по НИИР Трофимчук. У всех было приподнятое настроение, между тостами шутили, в тостах поздравляли Семена Алексеевича с успешным пуском. Лещенко «поздравил» его необычным закруглением тоста:
— И все же ты, Семен Алексеевич, не конструктор, а г…но.
Семен Алексеевич, услышав слово, которое сам никогда не употреблял, по инерции выпалил:
— То есть как это… г…но?
— А так, что ты ни разу не сидел. Вот я, к примеру, не конструктор, а сидел, и даже с самим Андреем Николаевичем Туполевым. В омской шарашке. И сидели мы ни за хрен. А тебя, Семен Алексеевич, только выговорочком пожурили, хотя во времена оные был бы ты удостоен не выговора, а тюряги. По всему видно, что ты даже сейчас мыслишь как конструктор летательного аппарата, а не генеральный конструктор системы. Понимаешь? Системы! Это тебе не В-300 под крылышком КБ-1.
Наступило неловкое молчание, и для его разрядки Трофимчук задал вопрос:
— Сергей Михайлович, если не секрет, — за что вы сидели?
— Я же ясно сказал: ни за хрен. Но если вас интересуют подробности, то вкратце дело выглядело следующим образом.
Свой рассказ Лещенко начал с того, что по личному заданию Серго Орджоникидзе он отправился в США через Стокгольм под видом невозвращенца, унаследовавшего большое состояние в виде вклада в стокгольмский банк, завещанного Сергею Михайловичу богатым родственником-белоэмигрантом. В США он должен был разыгрывать роль дельца, намеревающегося построить и задействовать собственный тракторный завод.
Начал с того, что купил участок земли для будущего завода и организовал проектное бюро: дело в том, что конечной целью этой операции была разработка и доставка в СССР проектной документации на строительство будущего Челябинского тракторного завода. Проектантам Сергей Михайлович платил щедро, и проект был уже готов, когда мистер Лещенко получил вызов в суд для рассмотрения дела о незаконном заимствовании им технологических секретов ряда фирм через нанимаемых проектантов из этих фирм.
Лещенко решил обратиться за советом в советское посольство, хотя ему было категорически воспрещено любое общение с официальными советскими представителями в США. В посольстве его не приняли и даже демонстративно на виду охраны поколотили, обзывая белогвардейской сволочью. Но на следующий день неизвестное лицо по телефону назвало ему адрес адвокатской конторы, куда должен обратиться наш мнимый бизнесмен. Владелец этой конторы добился отсрочки судебного рассмотрения в связи с какими-то юридическими тонкостями, а Сергею Михайловичу назвал дату отплытия из Нью-Йорка парохода, на который ему надлежит взять билет до Стокгольма.
В назначенный день Лещенко был готов следовать в порт с тюками проектной техдокументации, но ему порекомендовали опоздать на пять минут после окончания посадки пассажиров, что он и сделал. Пароход уже отшвартовывался и начал выходить на фарватер в бухте, но в это время к нему устремился от берега катер таможенной службы с опоздавшим пассажиром и его вещами на борту. Снять его с катера и принять на борт парохода было делом чисто техническим, и мистер Лещенко с грузом благополучно прибыл в Стокгольм, где его встретили представители нашего посольства и приняли у него груз. По прибытии в Москву Сергей Михайлович явился к Орджоникидзе, сделал устный доклад о своей бизнесменской одиссее и представил письменный отчет о произведенных затратах. Но Серго, не читая, выбросил этот отчет в корзину и сказал:
— Нет, голубчик, ты у меня отчетом не отделаешься. Теперь изволь возглавить строительство ЧТЗ по этим твоим американским бумагам.
Согласно плану организации работ проект предусматривал выполнение в первую очередь всех земляных работ на площадке будущего завода, прокладку сети дорог, коммуникаций, фундаменты для зданий. Эти работы были в разгаре, когда Орджоникидзе посетил стройку ЧТЗ. Он остался доволен ходом работ, но на прощанье сказал Сергею Михайловичу:
— Не хотел тебе говорить, чтоб не расстраивать: я уже дважды отбивал попытки НКВД арестовать тебя как вредителя, закапывающего народные деньги в землю вместо того, чтобы строить заводские корпуса. Поэтому постарайся, хотя бы символически, начать кладку одной или двух стен, чтоб меньше было этих самых… доносов. Да и мне будет легче отбиваться от прытких ребят с Лубянки, охотящихся на вредителей.
…Когда не стало Орджоникидзе, прыткие ребята не заставили себя долго ждать. Начальник «вредительского» строительства ЧТЗ был арестован.
На этом месте своего рассказа Лещенко посмотрел на часы и сказал:
— Время уже позднее, Семен Алексеевич прямо с самолета — на газик, нахлебался нашей пылищи, жарищи, к тому же надо учесть и эмоциональные нагрузки… Поэтому, товарищи, пора дать возможность ему хорошо отдохнуть, пожелаем ему спокойной ночи.
Никто из гостей С. А. Лавочкина, уходя из его полигонного домика с пожеланиями спокойной ночи, не мог знать, что эта ночь будет для него упокойной. В два часа ночи он скоропостижно скончался от инфаркта.
После смерти С. А. Лавочкина предпринимались отчаянные попытки вытащить «Даль» из трясины неудач, в которой она увязла отнюдь не по его вине. Бывая мимоходом на полигонном образце «Дали» и беседуя с разработчиками, я убедился, что сделать это невозможно из-за неправильно принятых ими принципов построения управляющей ЭВМ и ее сопряжения с радиолокатором СОК и ПК (станция определения координат и передачи команд).
Мои «советы постороннего» никто всерьез не принимал. Калмыков, озабоченный тем, что в системе ПВО Ленинграда вовсю создаются боевые объекты «Дали» в надежде на то, что на полигоне все образуется, решил поправить дело введением специальной должности генерального конструктора «Дали» по радиоэлектронной части. На эту должность был переведен из КБ-1 фаворит Расплетина и Калмыкова — В. П. Шишов, тот самый, который был поставлен начальником ОКБ-30 в связи с моим «повышением» в замы Расплетину, а еще раньше исполнявший обязанности главного инженера КБ-1 после ухода Ф. В. Лукина.
Но «Даль», увы, была обречена, и ее инициаторам предстояли непростые объяснения с Н. С.
