Чужак

Я посмотрел на подавшую голос девушку. Симпатичная. И улыбка у нее приятная.

Кроутеру это не понравилось. Надменная ухмылочка мигом исчезла с его лица.

— Зачем тебе такая дерьмовая работа, Валдива?

— Доставка дров?

— Ну да. Зачем тебе этот приработок? На кой собирать деревяшки, когда ты здесь и без того самый главный?

— Насчет этого не знаю. — Я вытащил пару вязанок из кузова и положил на дорожку.

— Конечно, знаешь, Валдива. У тебя же есть настоящая профессия. Развозить дрова… это… это же унижать себя.

— Платить за жилье как-то ведь надо.

— Да они отдадут тебе любой особняк. Ты только попроси. — Он показал пальцем на дом у себя за спиной. — Отдадут мой гребаный дом, если на то пошло. Вышвырнут меня вон, и я стану жить в твоей хибаре у озера. Ну, что ты об этом думаешь?

Я постарался отшутиться, надо было еще оставить немного поленьев.

— Мне большой дом ни к чему, Кроутер. По крайней мере, такой, как твой.

— Милый домик: есть, где развлечься. — Он погладил сидевшую рядом девушку по голой коленке.

— Представляю, — сказал я. — Кстати, твой отец попросил лишний галлон керосина. Где поставить?

— Счас… дай подумать. — Он сделал вид, что размышляет над моим вопросом. — Знаю… поставь туда… где не светит солнце, хорошо?

Кроутер развеселился, собственная шутка ему явно пришлась по вкусу, но приятелям, похоже, стало не до смеха. Они принялись встревоженно переглядываться, будто почувствовали что-то неладное.

Может, это пиво развязало Кроутеру язык.

— Послушай, Валдива, а каково это… ну, ты знаешь… когда расправляешься с каким-то из тех… хлебных бандитов. Ты ведь их… — Он рубанул рукой. — Ну, понимаешь…

— Кроутер! — Девушка зашипела на него так, словно парень только что совершил крупную оплошность на каком-нибудь светском приеме.

Он не слушал.

— Знаешь, я видел, как ты с ними обходишься. Ну, скажу, то еще месиво. Я что имею в виду… ты ведь даешь себе волю, да? Делаешь из них фарш, верно? Бац! И нету головы. Бац! И рук нет. Да, умеешь ты их крошить, верно?

Теперь пьяные дружки Кроутера совсем разволновались. Стали дергать его за руки, шипеть. Я слышал, как один умоляюще пробормотал:

— Эй, перестань. Остынь, приятель. Не зли его.

— А почему это мне нельзя его позлить? — возмутился Кроутер. Громко, во весь голос. — Почему мне нельзя позлить этого ублюдка? Кем он себя возомнил, этот хренов Валдива? Всего-то год, как здесь, а уже герой, да? А что он такого делает? Ну, замесит пару каких-нибудь хлебных бандюганов за месяц, и что? — Парня понесло. Он, пошатнувшись, поднялся, приблизился ко мне и рухнул на колени. Потом сложил руки, как будто собирался молиться, закатил глаза и заголосил: — О, Великий Валдива, о, всемогущий, прости, если наговорил лишнего. Не гневайся. Не отворачивайся от меня, несчастного. Не лишай меня даров твоих. — Наверное, ему вспомнилась недавняя шутка. — Пожалуйста, всемогущий Валдива, подари мне своих деревяшек. Прекрасны деревяшки твои, о, великий Валдива! Дай же мне деревяшку. Дай мне побольше деревяшек!

Дружки Кроутера вроде бы хотели его оттащить, но смелости им хватило всего на несколько шагов. Потом они остановились, сбившись в кучку, встревоженные и напуганные. Только переглянувшись, как бы говоря, вот дерьмо, что же теперь делать?

А Кроутер все стоял на коленях, изображая кающегося грешника, но в пьяных, мутных глазах проблескивала злость.

Я постарался придать лицу бесстрастное выражение.

— Керосин будет здесь, рядом с дровами. Заеду в следующую пятницу. Если твоему отцу понадобится еще, заброшу галлон завтра, после полудня.

Кроутер вдруг вскочил, словно его потянули за волосы.

— И мы должны благодарить тебя, да?

— Послушай, мне неприятности ни к чему. Я только…

— Тебе неприятности ни к чему… Да ты сам НЕПРИЯТНОСТЬ. Не знал? Здесь же все тебе бояться, Валдива.

— Не забудь, что я сказал насчет керосина. — Я опустил брезентовый полог.

— Но я тебя не боюсь, Валдива. — Его красное, разгоряченное лицо как-то сразу побледнело до восковой белизны. — Я не боюсь тебя, слышишь?

— Кроутер. — Как будто компенсируя его крик, я понизил голос до шепота. — Успокойся, ладно?

Он перестал орать и только пялился на меня выпученными глазами, а когда я повернулся, чтобы сесть в кабину, схватил полено и запустил им в меня. Левая сторона лица мгновенно онемела. Боли поначалу не было. Отлично, сказал я себе, вернись и останови его. Но удар оказался сильнее, чем показалось в первый момент. Я вдруг пошатнулся, и когда Кроутер снова поднял полено, то даже не закрылся рукой. Боже, я не смог защититься. Помню только горящее от ярости лицо. И полные ненависти глаза. Наверное, такое выражение появлялось и у меня, когда я убивал.

4

Аутсайдер. Им я всегда был в школе. По крайней мере, я постоянно чувствовал себя аутсайдером. Всегда один. Меня никуда не приглашали. Не поймите меня неправильно, у меня были друзья, но при этом я постоянно ощущал себя посторонним, как будто что-то стояло между мной и другими ребятами. Иногда я ловил на себе их настороженные взгляды и читал их мысли.

Этот Грег Валдива… Он какой-то не такой…

Не такой?

В чем?

Почему?

Не знаю.

Я не знал ответов на эти вопросы тогда. Не знаю их и сейчас. У меня не было странных хобби, я не ставил своей целью собрать миллион оберток от шоколадных батончиков, не стремился заучивать наизусть смешные реплики из фильмов. Я не испытывал романтической привязанности к животным. Ничего подобного. Никто бы не назвал меня чудаком или отшельником. Правда, я никогда не дрался. Когда другие ребята колотили друг друга под крики возбужденных зрителей «дай ему, дай!», я же оставался абсолютно равнодушным и не визжал от восторга при виде разбитого в кровь носа. Наоборот, меня тошнило. Некоторые говорили, что я трус.

Вон идет Валдива с подносом — толкни его под локоть. Поставь ему подножку в классе. Возьми его учебник и нацарапай на обложке «Валдива-педик». В общем, ничего особенного.

Я никак на это не реагировал. Не обращал внимания. Как бы отгораживался от всего этого. Закрывался. Делал вид, что это происходит не со мной, а с кем-то другим. Впрочем, сильно мне никто не осаждал, кулаки в ход мои сверстники не пускали.

Потом все изменилось.

Помню, однажды я шел из школы домой. Мне еще не было четырнадцати. Я нес какие-то папки и книги. В парке, у качелей, как обычно расположился Чанк со своей бандой. Чанком[1] его прозвали из-за толстых ляжек и мощных рук. Казалось, мускулы выпирали даже