Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором

диалога.

Таким образом, патриарх Афинагор мог идти далее. Чтобы не наносить ущерба единству Православия, достигнутому за последние дни Конференции, он отказался от своего намерения лично посетить Рим и передать папе предложение о начале диалога и способа его проведения. Было решено, что такое предложение будет сделано одним из членов его Синода, желательно председателем Комиссии по делам всехристианского единства, и что оно будет передано кардиналу Беа, председателю Секретариата по вопросам единства.

Но все же, если общий итог Третьей Родосской Конференции был положительным, надо признать это произошло благодаря посланию Павла VI. Инициатива встречи в Иерусалиме принадлежала патриарху. На этот раз освобождающий жест исходил от папы. Отныне инициативы обоих предстоятелей стали поочередными, и Павел VI необратимо вошел в братское общение.

15 февраля 1965 года митрополиты Гелиопольский Мелитон и Мирский Хризостом были посланы патриархом в Рим, чтобы оповестить Ватикан о решениях, принятых на Всеправославной Конференции. Если в Иерусалиме речь шла о пророческой, но личной инициативе патриарха, то в Риме Константинопольская делегация действовала по мандату всех Православных Церквей. Оба митрополита были прежде всего приняты папой. Они кратко изложили ему этапы, предусмотренные Родосской Конференцией, «дабы в соответствующее время начать плодотворный богословский диалог между двумя нашими Церквами». Павел VI ответил, что сама сегодняшняя встреча — уже счастливое событие. «В будущем можно будет сказать: здесь кончается многовековая история и начинается новый этап отношений между католической Церковью и православным Востоком. Момент весьма торжественный…». И Павел VI одобрил «мудрость и реализм основных направлений программы, создающей в жизни Церкви такой климат, в котором становится возможным и начало подлинного богословского диалога».

Затем оба митрополита вручили официальную копию документов, принятых на Родосе, кардиналу Беа, и в долгих беседах с членами Секретариата по вопросам единства передали всю необходимую информацию. А затем отправились в собор святого Петр» чтобы усердно помолиться у могилы Иоанна XXIII.

* * *

В начале апреля кардинал Беа в свою очередь посетил Стамбул, чтобы официально уведомить о положительном ответе Рима. Было воскресенье, и кардинал был торжественно встречен в церкви Святого Георгия. Здесь он воочию столкнулся с литургической народной действительностью Православия. В храм рядом с православными было много католиков, и кардинал мог сказать: «Мы видели, что верующие обе наших Церквей во время этой литургии были верующими единой Церкви». При выходе из храма он бы встречен долгими аплодисментами. Затем все, как обычно, собрались в кабинете патриарха: самые убогие верующие вместе с официальными лицами…

В понедельник ранним утром кардинал поехал в Святую Софию. Он направился прямо к месту древнего алтаря, на который папские легаты в 1054 году положили акт отлучения патриарха Михаила Керулария. Здесь кардинал молча погрузился в молитву. «Это долг, который нужно было исполнить, и я его исполнил». Может быть, он вспомнил слово одного великого румынского старца, о котором рассказывал от Андрей Скрима: «Пока братья наши не сняли свое проклятия, нам остается лишь страдать за них».

В конце первого тысячелетия христианский Восток и Запад с чувством какого–то безразличия далеко от шли друг от друга. Папство переживало тогда самый глубокий упадок в своей истории, а византийская империя — последний всплеск своего могущества. Византийские императоры потеснили арабов, вернули Антиохию, византийская миссия успешно действовала в славянских и кавказских землях, античный гуманизм в лице Михаила Пселла переживал свой ренессанс, духовная жизнь процветала, и святой Симеон Новый Богослов, чуть–чуть затемняя роль иерархии, говорил о личностном опыте света. Возникновение германской империи на Западе ускорило раскол. Перед лицом Византии новая империя заявляла себя «римской» и универсальной. Вслед за Каролингами Оттоны настаивали на «ереси» греков. Дух Святой «исходит от Отца», говорит Христос в Евангелии от Иоанна, и эта формула была закреплена в Никео– Константинопольском Символе веры, выработанном на первых двух Вселенских Соборах. Блаженный Августин путем сложных конструкций, в которых психологические образы и философские умозрения, видимо, возобладали над созерцательным богословием, предложил такую формулу: Дух Святой исходит от Отца и Сына (filioque). Эта формула, в неопределенном варианте, распространилась на Западе, но не была рассмотрена ни на одном из Вселенских Соборов. Карл Великий на этом основании хотел даже обвинить греков в ереси, но папа Лев III отказался уступить ему и повелел торжественно выбить на стенах Латеранского собора традиционный текст Символа веры. Подобным образом в 880 году, после столкновения папы Николая I и патриарха Фотия, было достигнуто соглашение о единстве на основе прежнего Символа без filioque. Оттоны были более удачливы, ибо в то время на их стороне уже был Римский Престол. После своего коронования в Риме, Генрих II навязал папе Бенедикту VIII употребление Символа веры с filioque. Эта проблема «узурпации имперских прав», повлекла за собой прекращение поминовения имени папы в диптихах Святой Софии, что осталось почти незамеченным. Казалось, что Запад пребывает в сумерках варварства. То был полумрак не сумерек, а утренней зари.

Новая Европа рождалась во взаимодействии латинского и германского миров, на землях Бургундии и Лотарингии, простиравшихся до рейнских ворот новой империи. Мощные монашеские реформаторские движения, в особенности движение Клюнийских монахов, стремились вырвать Церковь из–под опеки императоров и феодалов, делая ставку на свободное и освобождающее папство. Искушением этой эпохи с её целостным средневековым миросозерцанием было установление действенной папской теократии. В 1048 году реформаторам удалось возвести на папский престол одного из своих сторонников, епископа Тульского, принявшего имя Льва IX. Избрание произошло с согласия императора, уставшего от феодальных ссор в Риме, вскоре направленных против него самого. Рядом с новым папой оказался горячий и прямолинейный новатор Гумберт де Мойенмутье, ставший кардиналом Сильвы Кандиды. В то время стремились вернуть чистоту в жизнь итальянского духовенства, как это было сделано на землях франков. Прежде всего ему хотели навязать целибат, руководствуясь, с одной стороны, отвращением к плоти, а с другой — желанием оградить структуру Церкви и ее вотчины, которые, став наследственными, могли сделаться феодальными поместьями. К несчастью, недавнее расширение византийской империи привело к присоединению к Константинополю Южной Италии — этого перекрестка народов, где столь многочисленны были греки и балканцы и где итало–греческие священники жили не в сожительстве, но в законном браке. В то время норманы, эти завоеватели морей, обосновались в Сицилии и прилегающих к ней землях. Они пошатнули господство византийцев, и папа воспользовался этим в целях латинизации итало–греков. Сумеречный Запад становится завоевателем, Византия переходит к обороне, которая дается ей все труднее и труднее. Ситуация становится столь критической, что византийский правитель Италии Аргирос избирается среди ломбардцев латинского обряда, чтобы содействовать сближению Рима и германского императора, поскольку Константинополь находится достаточно далеко.

Латинский напор и двойственная позиция местных властей раздражают Константинопольского патриарха Михаила Керулария. Этот крутой человек стремится отстоять независимость Церкви от происков василевса. Но он — представитель Средневековья, не умеющий отделить существенное от второстепенного и придающий каждой детали почти магическое значение — а в Константинополе тогда было столько «современных» людей. У него не было ощущения того, что целый мир рождается на Западе.

Ввиду того, что женатое духовенство преследуется и Италии и что многие латиняне отказываются причащаться у священников византийского обряда, Михаил Керуларий решает реформировать латинские церкви, находящиеся в Константинополе и в некоторых портах или монастырях греческого мира. В этих церквах не употребляли filioque (остававшегося на втором плане в чисто византийской, а не вселенской озабоченности Керулария), но постились по субботам, причащались опресноками и пели Аллилуйя на Пасху, что возмущало благочестивый народ точно также, как бороды греческих священников возмущали латинян в Италии. Патриарх решает навязать византийский обычай во всех этих спорных делах. Но встретив сопротивление, он закрывает латинские церкви в Константинополе.

В 1053 году события в Италии делают ситуацию благоприятной для большой коалиции против норманов, к которой стремятся Аргирос и Василевс. Папа щадил норманов, пока они занимались только Византией. Но вот внезапно они нападают на вотчину Святого Петра и берут в плен