мало-мальски образованный человек мог накропать вполне сносную надгробную надпись себе или своему приятелю; можно было также попросить об этом священника или пастора. Но кто бы ни оказался автором этого опуса, он исковеркал звонкий язык так, что только руками развести.
Читатель! Ты стоишь перед прахом человека, прославившегося на века по причине своего достойного поведения как на войне, так и в миру.
Сей принц, служивший религии не меньше, чем войне, вдохновленный неустанным изучением Священного Писания, спас свой народ от римского рабства, законом запретив идолопоклоннические службы. Он очистил церковь от скверны пустого украшательства, создав условия для преклонения грешной души человеческой пред ее оскорбленным Создателем. Ты, читающий это, почти сей прах почетом и уважением, ибо тот, кто содеял дела эти, и тот, кто писал слова эти, есть одно и то же. Следуй его стопами, если сможешь, и унаследуешь жизнь вечную.
Дочитав до конца, Марта с изумлением услышала свой собственный смех. Виктор, внешне такой демонстративно смиренный, выдал себя с головой! Так вот кто тот фанатичный вандал, который погубил интерьер церкви, измазал ее грязной краской и возвестил о «содеянном» оскорбительно косноязычной латынью! Он, конечно же, никому не показал свою эпитафию прежде, чем ее выбили в мраморе. С этой мыслью она перевела взгляд на спутницу герцога, несчастную женщину, и на мгновение застыла от удивления. Незначительное маленькое лицо со срезанным подбородком и буклями на висках, смесь воспитанности и покорности в позе, которую придал ей скульптор… Неужели это и есть сильная духом принцесса? Но прежде чем прочитать под маленькой туфелькой незнакомое имя, Марта поняла: эту тихую девочку Виктор выбрал своей второй женой. Первая, в силу трагических обстоятельств, вряд ли могла удостоиться чести стоять рядом с супругом, в его эпитафии она даже не упоминалась. Где же в таком случае Шарлотта? Марта перешла к другому надгробию и увидела еще одну чету в платье много более раннего периода, чем 1732 год.
Значит, Шарлотта захоронена не в церкви, по пустынному пространству которой глаз скользил беспрепятственно. Но едва заметная надпись на рисунке Карса была конкретна: «ее прекрасное надгробие в Рейнолъдс-Тюрме»… Может быть, она в склепе. Если так, то где вход в склеп? А вдруг Марта стоит на нем, и эта широкая мраморная плита перед алтарем скрывает его: при необходимости ее поднимали, затем опускали на место? Говоря по чести, Марта не рассчитывала на то, что придется вскрывать мраморные полы, и сердце ее упало. Или же гробница где-то здесь, поблизости, в специально для нее построенном приделе? Нужно продолжать поиски, без этого не обойтись, а пока следует еще раз обойти церковь, просто любопытства ради…
Она прошлась вдоль одной вытянутой стороны овального помещения, потом поперек, потом вдоль другой и там, в стене, сразу за алтарным местом, неожиданно обнаружился арочный проем, ведущий, видимо, в какую-то пристройку. Вход в нее закрывался не дверью, а металлической кованой решеткой с искусным густым узором из корон, на которых еще сохранились следы позолоты. А по центру решетки был прикреплен, как ни странно, большой крест. Да, металлический, похоже, свинцовый крест, все четыре конца которого украшались декоративными розетками. Но почему же, убрав из церкви все символы веры, оставили этот единственный?
Ей тотчас подумалось, что этот крест исполнен особого смысла. Марта прижалась лицом к решетке, пытаясь хоть что-нибудь высмотреть в полутьме, которая слегка отсвечивала серебром, словно исходившим от невидимого источника света. Сразу от решетки начинались каменные ступени, ведущие вниз. Мощенный камнем пол был примерно на пять футов ниже того, на котором стояла Марта. Больше ничего видно не было. Март; взялась за решетку, потом нерешительно отпустила ее, физически ощущая что-то зловещее, спрятанное от глаз навечно. Даже крест на решетке, и тот, казалось, не пускал, распростертыми руками загораживал путь: «Не заглядывай дальше!»
— Я должна попытаться, — нервно пробормотала Марта и нетерпеливо тряхнула решетку. Та даже не шелохнулась. Тут Марта заметила, что на ней нет ни петель, ни задвижки, ни ручки, ни скважины. И все- таки она должна открываться: Марта видела стык створки. Она еще раз налегла на решетку, сердито потрясла ее, потом, нахмурившись, призадумалась. Подлезть снизу нечего и пытаться: тонкие пики решетки начинались всего в трех дюймах от пола. Где-то должен быть потайной замок, к таким уловкам часто прибегали в старые времена. Поскольку на преграде не было решительно никакой выступающей части, кроме креста, она занялась им. Вертикаль переходила в орнамент кверху и книзу безо всяких швов и соединений, так же и левая сторона горизонтали. Но там, где правая сторона креста присоединялась к розетке, была тончайшая трещина. Марта взялась за розетку и сразу почувствовала некоторую податливость, означавшую, что деталь подвижна. Марта нажала посильней, поворачивая по часовой стрелке. И вот та чуть-чуть стронулась, и где-то внутри механизма раздался ответный металлический скрежет.
Пятью минутами позже, раня руки, которым сегодня уже и без того досталось, она все еще продолжала двигать розетку, медленно и упорно. И все это время можно было слышать — и вверху, и внизу, и в центре — движение невидимых болтов между двойными коронами. Механизм замка, мало пострадавший и от времени, и от ржавчины, был шедевром безымянного кузнеца.
Наконец справа наметился узенький просвет, беспрепятственно бегущий сверху донизу. Марта толкнула дверцу вперед — безрезультатно. Тогда она потянула ее на себя, и та двинулась. Тяжело, но покорно, хоть и неприятно визжа петлями.
Последний рывок, и препятствие преодолено.
Глава 10
Марта помедлила, прежде чем войти, и осмотрелась. Сквозь арку у входа виднелась часть стены в потеках и каменный пол, покрытый пылью и осыпавшейся с потолка штукатуркой. Она вытянула шею, чтобы его рассмотреть: потолок был в плачевном состоянии, весь в следах губительного воздействия непогоды. Теперь стало ясно, откуда проникал свет: из маленького круглого окна высоко в стене, полуслепого от грязи. Здесь не было ничего, что внушало бы страх, ничего, кроме холода и тишины. Но чувство томительной неловкости, какое бывает, когда придешь незваной, охватило Марту. Никакого сомнения, что именно здесь находится то, что она ищет. И раз так, то сейчас она нарушит долгое затворничество женщины, которую сочли недостойной спать последним сном подле супруга в лоне церкви и приговорили к вечному одиночному заключению в каменной темнице. Даже если бы Марта не знала истории Шарлотты, она все равно бы почувствовала, что это место проклято, почувствовала тем подспудным инстинктом, с которым бессмысленно спорить.
Это ощущение усилилось, когда Марта спустилась по лестнице и оказалась в узком овальном помещении, в дальнем конце которого, в центре огромного мраморного надгробия, возвышалась ОНА. Марта медленно подходила к ней, очарованная, почти загипнотизированная бронзовой фигурой в натуральную величину. Принцесса была изображена возлежащей среди цветов: голова, легонько опирающаяся на локоть, повернута к выходу, словно красавицу разбудил какой-то нежданный гость. В позе было столько естественной грации и нервного нетерпения, столько высокомерия, гордости и просто дурного характера, что Марта, как и в случае с Виктором, поняла: сходство схвачено с поразительным мастерством. Жадно вглядываясь в детали, Марта отметила нежные черты лица, редкую красоту запястий и точеных пальчиков, подобающее случаю платье с крошечной талией и низким вырезом, открывающим, по тогдашней моде, половину груди. Это, несомненно, была та же девочка, что на рисунке Карса, но несколько лет, разделяющие их, не лучшим образом сказались на норове повзрослевшей принцессы.
О причинах появления столь пышного надгробия можно было только догадываться. Да, принцесса была неверной женой, да, смерть ее была таинственной, позорной, может быть, даже насильственной, но ее происхождение и положение в обществе требовали подобающего захоронения. И принц, надо признать, не поскупился.
Юная дама, чья вздорная, болезненная фамильная спесь оскорбляла даже знающих в этом толк
