врага, ещё не успевшего прийти в себя после наших январских ударов, и на его плечах продвинуться дальше на запад.
Какие же конкретно силы противостояли нам к началу 8 февраля 1945 года? Перед 1-м Украинским фронтом противник имел 16 пехотных, 2 легкопехотные, 1 лыжную, 4 танковые, 2 моторизованные дивизии, 7 боевых групп, 1 танковую бригаду и корпусную группу «Бреслау».
Средняя численность каждой из дивизий не превышала к этому времени пяти тысяч человек. Мы располагали также сведениями о срочном выдвижении в полосу наших действий ряда новых соединений и боевых групп. В частности, с западного фронта осуществлялась переброска 21-й танковой и 18-й моторизованной дивизий врага.
Соответственно перегруппировывались и наши войска. За девять дней, с 29 января по 7 февраля, мы создали на плацдарме севернее Бреслау ударную группировку в составе 3-й гвардейской, 13, 52 и 6-й общевойсковых армий, а также 3-й гвардейской и 4-й танковых армий.
На втором плацдарме (южнее Бреслау) сосредоточились 5-я гвардейская и 21-я армии с двумя приданными им танковыми корпусами.
А на левом крыле фронта должна была действовать третья группировка в составе 59-й армии под командованием Коровникова, 60-й армии под командованием Курочкина и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса Баранова. Ей предстояло наносить удар с плацдарма юго-западнее города Оппельн, вдоль северных склонов
Судетских гор. Все четыре общевойсковые армии нашей главной ударной группировки имели оперативное построение в один эшелон.
Чтобы с самого начала увеличить их ударную силу и добиться решительного разгрома противника в первые же дни операции, я приказал обеим танковым армиям сосредоточиться в затылок за общевойсковыми и прорывать вражескую оборону совместно с 1-м эшелоном, а затем, развивая успех, вырваться вперёд и увлечь за собой пехоту.
В данной обстановке я считал такое решение вполне оправданным. Без этого наши утомленные долгими боями и в значительной мере обескровленные стрелковые дивизии не решили бы стоящих перед ними задач, хотя в общем-то на участках прорыва нам удалось создать перевес в силах.
В группировке севернее Бреслау мы имели по сравнению с немцами следующее соотношение: по пехоте — 2,3 :1, по артиллерии — 6,6 :1, по танкам — 5,7 :1. Достаточно внушительным оказалось наше превосходство и южнее Бреслау: по пехоте — 1,7 :1, по артиллерии — 3,3:1, по танкам — 4:1. Только у нашей вспомогательной группировки, наступавшей на левом крыле фронта, соотношение сил с противником было почти равным.
Наступление началось в шесть часов утра 8 февраля 1945 года после пятидесятиминутного артиллерийского удара.
Для более длительной артиллерийской подготовки мы не располагали боеприпасами. Однако и при этом, несмотря на скверную погоду, помешавшую работе нашей авиации, главная ударная группировка осуществляла прорыв на фронте восемьдесят километров. Пехота вклинилась в оборону противника на десять — пятнадцать километров, а танковые армии за первые сутки продвинулись вперёд от тридцати до шестидесяти километров.
Первый успех был налицо. Но чем дальше, тем труднее становилось его развитие. В последующую неделю, до 15 февраля, армии правого крыла фронта сумели пройти с боями лишь шестьдесят — сто километров. Наступление протекало в условиях весенней распутицы вдоль дорог. Местность была лесистая, местами болотистая. Гитлеровцы, отходя, упорно сопротивлялись.
Сказывалась и физическая усталость наших солдат. Они проявляли поистине удивительные настойчивость и упорство. Тем не менее, среднесуточный темп наступления пехоты составлял теперь всего восемь — двенадцать километров. И большего от неё, по совести, требовать было нельзя.
Войска достигли реки Бобер, форсировали её на ряде участков и завязали бои за расширение захваченных плацдармов. А генералу Д. Д. Лелюшенко удалось прорваться к реке Квейс и переправиться через неё главными силами танковой армии.
К сожалению, наша 13-я армия не использовала открывшихся перед ней возможностей и не устремилась вслед за танкистами. Действуя в данном случае недостаточно энергично, что можно, правда, объяснить крайней усталостью личного состава, армия не дошла до Нейсе, и немцам удалось замкнуть прорванный фронт позади армии Лелюшенко. Бои пехоты приняли здесь затяжной характер, а коммуникации танкистов оказались на несколько суток перерезанными.
Это заставило меня выехать в 13-ю и 4-ю танковую армии. К танкистам я в тот день пробраться так и не смог. Связь с Д. Д. Лелюшенко поддерживалась только по радио. Я остался в армии Н. П. Пухова. Мы вместе постарались исправить сложившееся положение. Самое деятельное участие принял в этом и начальник штаба 13-й армии Г. К. Маландин. Он сам побывал в тех дивизиях, которые никак не могли сломить сопротивление врага на промежуточном рубеже, и помог им организовать наступление. В середине следующих суток ударом войск Н. П. Пухова с фронта и поворотом армии Д. Д. Лелюшенко навстречу этому удару нам удалось наконец ликвидировать попытку противника отрезать наши части, вырвавшиеся к Нейсе.
Это ещё одно свидетельство того, насколько важно на войне взаимодействие. Нередко ведь бывало так: операция в целом идет вроде бы успешно, танкисты энергично двинулись вперёд, но общевойсковые соединения продолжают наступление сами по себе, в своих собственных темпах, и в итоге — нежелательные последствия. А в данном случае последствия могли быть очень серьёзными.
Хорошо, что оба командарма — и Пухов и Лелюшенко — не покривили душой, не прятались от неприятностей сверху, не пытались действовать втихомолку. Как ни было им неприятно, они доложили командованию фронта все с абсолютной правдивостью, и это позволило немедленно принять зависящие от нас меры, в том числе широко использовать авиацию.
Погода исправилась, и наши авиаторы нанесли массированные удары по противнику.
А тем временем на крайнем правом фланге фронта 3-я гвардейская армия Гордова, наступая смело и напористо, окружила значительную группировку врага в крепости Глогау. Блокировала крепость лишь небольшой частью сил (что очень важно и правильно), а главные силы двинула на северо-запад и к 15 февраля тоже вышла к устью реки Бобер.
Таким образом, хоть и с неприятными для нас сюрпризами, но правое крыло фронта пробивалось вперёд.
А вот положение наших войск в центре меня все больше беспокоило. Упорное сопротивление немцев в районе крепости Бреслау задерживало дальнейшее продвижение на запад 5-й гвардейской и 21-й армий. Да и 6-я армия генерала В. А. Глуздовского, наступавшая непосредственно на Бреслау и действовавшая сначала очень хорошо, особенно при прорыве обороны противника, распылила свои силы. Половину их командующий направил на прикрытие правого фланга, а оставшихся было явно недостаточно для выполнения главной задачи. В итоге армия застряла.
Положение усугублялось ещё и тем, что наши левофланговые 59-я и 60-я армии не сумели прорвать оборону противника, сосредоточившего против них равные силы, и 10-го числа, по моему приказу, перешли к обороне.
Решение это было правильное и единственно возможное. Нет ничего хуже, как делать вид, что продолжаешь наступление там, где оно уже продолжаться не может, фактически остановилось и требует для своего возобновления новых сил и средств. Однако переход к обороне армий левого крыла фронта, конечно же, поставил в трудное положение армии центра (5-ю гвардейскую и 21-ю). При малейшем продвижении вперёд они вынуждены были все более и более оттягивать свой левый фланг.
Почувствовав угрозу, нависшую над Бреслау, гитлеровцы принимали все меры к тому, чтобы не допустить окружения города, непрерывно усиливая бреславскую группировку. Сначала сюда направлялись лишь отдельные части и маршевые пополнения. Затем в район Бреслау противник перебросил с других направлений 19-ю и 8-ю танковые и 254-ю пехотную дивизии.
Начались яростные контратаки. В течение только одного дня 19-я танковая и 254-я пехотная дивизии противника двенадцать раз атаковали боевые порядки 6-й армии группами в пятьдесят — шестьдесят танков и штурмовых орудий.
Тяжко приходилось и 5-й гвардейской армии Жадова. Она все явственнее угрожала бреславской
