ромашки…
Штамп… литературная несостоятельность…
А это кто такой? Голубой, на шершавом и жестком стебле, с редкими пыльно-дымчатыми листьями, узкими, с длинными острыми зубьями по краям… ну, неважно, как его зовут. Все равно симпатичный. А там что? Нечто желтое и мелкое, собранное в круглую толстую кисть… и это годится. Максима вдруг охватило странное ощущение бесконечности окружающего пространства и чувство собственной невесомости… он словно плыл от цветка к цветку, рассматривая их издали, сверху, в перспективе… все звуки исчезли, раздавленные свалившейся на них гигантской массой невесомого воздуха, и тишина требовательно гудела в его ушах, настаивая на соблюдении неких неведомых ему условий существования Вселенной. Он крепко зажмурил глаза и прислушался. Ну конечно же, все в порядке… позади слышатся голоса пассажиров, резкие вскрики нескольких невесть откуда взявшихся теток, предлагающих яблочки и вишню… вот коротко гукнул локомотив… вот звякают железом смазчики, бодро шагающие вдоль вагонов… при чем тут Вселенная? За его спиной продолжается самая обыкновенная жизнь.
Сорвав очередной цветок — блекло-лиловый колокольчик — он выпрямился и посмотрел в сторону елей, ища Лизу. Но девчонка куда-то подевалась, и как он ни крутил головой, найти ее не смог. Он слегка встревожился. Не хватало еще, чтобы пигалица отстала от поезда… Крепко сжав в руке пучок разномастных цветков, он осторожно спустился с насыпи и зашагал к лесу. Чем ближе придвигались темные заросли, тем яснее становилось, что проникнуть в глубь этой колючей массы вполне возможно. Ели не так уж плотно прижимались друг к другу, они лишь слегка касались ветвями своих товарок, притворяясь непроходимой стеной, но являя собой по сути лишь проницаемую клетку… клетку? Почему клетку? Причем тут клетка?
Он крикнул, разрушая барьер собственных мыслей:
— Лиза! Лиза, где ты?
В следующую секунду из мохнатой темно-зеленой гущи пискнуло в ответ:
— Тут я… никуда не делась. Лезь ко мне, здесь полянка обалденная!
Голос девчонки прозвучал где-то совсем рядом, и Максим послушно полез в ели, не забыв предварительно оглянуться на поезд — но вокруг железных домиков вроде бы пока не наблюдалось посадочной суеты. А, наплевать, подумалось вдруг ему, отстанем так отстанем… лишь бы девчонка тут одна не бродила. Мало ли что случается в лесу…
А что случается в лесу?…
Упругие ветви мазнули его по лицу жестковатыми иглами, но он, выставив перед собой согнутые в локтях руки, ловко протолкался сквозь темную паутинистую бестолочь елового заслона и очутился на поляне… ну, наверное, ее и в самом деле можно было определить как «обалденную». Солнечные лучи, уже миновавшие свой сегодняшний зенит, ложились на деревья на противоположной от Максима стороне поляны — и там росли никакие не ели, а вовсе даже березы… и на фоне матовых белых стволов, испещренных темными отметинами, замерла девчонка, держащая наготове фотоаппарат. Как только Максим вывалился на свет, «Никон» щелкнул — и Лиза довольным голосом сообщила:
— Отлично! Ты — фотомодель что надо! Только не рассчитывай, что я тебе вышлю фотографию.
— А я и не рассчитываю, — сердито буркнул он, отряхивая с майки и штанов налипшую в момент прорыва паутину. — На фига мне фотография?
— Ну, это ты брось, — самоуверенно заявила девчонка. — Все люди ужасно любят фотографироваться. А потом рассматривают себя на снимке и восторгаются: ой, какой я красивый!
— Ага, — кивнул он, — или возмущаются: ну и мерзавец этот фотограф, какого он из меня урода сделал!
Лиза расхохоталась и сказала:
— Иди-ка сюда, посмотри, что я тут нашла. Это уж действительно рекламный кадр.
Максим, спотыкаясь о невидимые в густой траве кочки, пересек поляну и остановился рядом с Лизой.
— Ну, где кадр?
— Да вот же! — весело ответила девчонка, тыча пальцем в основание ближайшей из берез — толстой, старой, благодушной.
И тут он увидел действительно рекламный кадр. Между двумя белыми шишками круто изогнутых корней березы, торчащих над невысокой здесь травой, важно возвышался огромный гриб с темно-красной шляпкой; диаметр этой безупречно круглой и даже на вид сочной шляпы достигал, наверное, сантиметров пятнадцати. А рядом с патриархом, осторожно высовываясь из-под бархатного родительского зонта, приютились трое красноголовых отпрысков. Их длинные и чрезвычайно толстые ноги сплошь покрывали мелкие черные лохмотья, встопорщенные, как шерсть на перепуганном щенке. Края их шляпок еще и не начали разворачиваться, так что малыши были словно одеты в плотные чепчики… Максим откуда-то знал, что такие молодые грибки называют почему-то «гвоздиками». Но ему совсем не казалось, что это похоже на гвозди. У гвоздя шляпка вроде бы не охватывает стержень… Впрочем, он совсем не был уверен, что ему часто приходилось иметь дело с гвоздями в той, потерянной жизни.
Рядом с грибами, как нарочно, выросли несколько мелких ярко-голубых цветочков, да еще из-за корней высовывалась ромашка… и все это вместе с чистой зеленью травы и обаянием падающего искоса солнечного света создавало картинку, от которой у любого человека захватило бы дух.
— Неплохо, да? — сказала Лиза. — Я их сняла в нескольких ракурсах. Думаю, папочка это купит. Очень уж сочетание цветов удачное. Сюда можно вмонтировать что угодно — хоть сливочное масло, хоть корзинку для пикников, хоть новую модель кроссовок… как ты думаешь?
— Да, наверное, — согласился он, совершенно не представляя, как вообще делаются рекламные плакаты и на что конкретно могут сгодиться грибы. Ну, Лиза ведь в этом лучше него разбирается. Раз она так говорит — значит, так оно и есть.
— Надо еще снять в масштабе, — деловито сказала Лиза. — Дай что-нибудь… сигареты есть? Или зажигалка?
— Сигареты?…
И вдруг он понял, что ему отчаянно хочется курить. А он и не подозревал до этого момента, что курит…
— Нет, кончились… возьми часы.
Он снял с запястья браслет и протянул «Ролекс» девчонке. Глаза Лизы едва заметно расширились при виде очутившегося в ее ладони предмета, но дело слишком занимало ее мысли, и потому девчонка аккуратно уложила «Ролекс» на темно-красную шляпку… и золото часов засияло вдруг фантастической красотой, а бархат гриба стал казаться еще более темным, влажным, он приобрел неожиданную загадочность и глубину…
— Ну и ну… — тихо произнесла Лиза и медленно опустилась на колени возле гриба, выбирая подходящую точку для съемки. — Отойди-ка в сторонку, солнце загораживаешь, — ворчливо бросила она через плечо, и Максим отошел на пару шагов, наблюдая за процессом рождения очередного рекламного шедевра. Он даже придумал текст для нового кадра: «Если вы, собирая грибы, боитесь опоздать на электричку, купите себе „Ролекс“!» И расхохотался. Он то ли знал, то ли угадывал: те, кто покупает подобные часики, на электричках за грибами не ездят.
А куда и на чем они ездят?
Тяжелый «джип», снаряженный как на войну… пустынная магистраль… желтый песок по обе стороны дороги… пестрая толстая змея…
Лиза встала, отряхнула с коленей налипший лесной сор и сказала:
— А теперь — бегом к поезду. Если он еще не ушел.
Максим опомнился и испугался. Поезд и в самом деле мог уйти, не станет ведь он дожидаться двоих загулявшихся не в меру пассажиров… Они с Лизой со всех ног помчались через поляну, с шумом врезались в еловый заслон, через минуту выскочили по другую его сторону — облепленные паутиной и малость поцарапанные… и увидели, что уже все пассажиры попрятались в железное убежище, а проводники стоят возле своих вагонов и нервно смотрят по сторонам, не зная пока что, все ли их подопечные заняли места согласно купленным билетам… Максим схватил Лизу за руку и огромными прыжками понесся к поезду, таща за собой девчонку.
Глава пятая
