— Полностью, — твердо ответил Максим. — Вот только… Лиза, неужели ты действительно постоянно думаешь о таких вещах? Ты ведь еще такая молодая!
— А о таких вещах чем раньше начнешь думать, тем лучше, — уверенно заявила девчонка. — Жаль, что мало кто это понимает.
— А подобное заявление не свидетельствует ли о присущем тебе высокомерии? — поинтересовался Максим.
Лиза выпрямилась и уставилась на него, разинув рот; ее тонкая рука упала на столик. Максим с любопытством следил за сменой выражения ее глаз. Непонимание… обида… удивление… восторг!
— Ой! — выдохнула она. — Ну, ты даешь! А ведь и правда, если хорошо подумать… — И внезапно, каким-то непонятным и сложным внутренним путем придя к мысли о срочной необходимости хоть какой- нибудь внешней, материальной перемены — ради успокоения волны вспыхнувших эмоций, — бесцеремонно приказала: — Иди-ка ты покури. Я переодеться хочу. Спать пора. А кстати, подумай вот о чем: почему в поездах никто и никогда не умывается и не чистит зубы перед сном?
— Тут и думать нечего, — весело ответил Максим. — Они и дома не умываются.
Лиза расхохоталась, а он взял сигареты и вышел из купе.
Было уже и в самом деле очень поздно, двери всех купе плотно закрылись, откуда-то доносился приглушенный храп, такой же смачный, как дневной… Максим не спеша добрался до тамбура, почти уверенный в том, что страдающий внезапными мыслями курильщик по-прежнему стоит у левого окна, держа сигарету наотлет… однако курильщика в тамбуре не оказалось. Без него явно чего-то не хватает, насмешливо подумал Максим, тамбур выглядит незавершенным, как дом без крыши. Ну, переживу как- нибудь.
Он не спеша выкурил одну сигарету, вторую… потом ему отчаянно захотелось спать, и он, зайдя по дороге в туалет, кое-как добрался до купе и упал на одеяло, заснув, похоже, прямо на лету. Не умывшись и не почистив зубы перед сном.
А потом он вдруг проснулся — как-то уж очень быстро, не успев еще даже толком рассмотреть едва начавшийся интересный сон про что-то непонятное и яркое. Дверь в купе была открыта, из коридора сочился слабый свет, а над его полкой нависла темная неуклюжая тень…
— Вы что, передумали выходить? — свистящим шепотом спросил проводник, через плечо оглядываясь на укутанную в одеяло Лизу. — Сарань через полчаса. Стоянка — две минуты. Помочь вам с чемоданчиком?
— Через полчаса? Нет, я не передумал…
Пусть будет Сарань. Не все ли равно?
Он встал, собрал постель и забросил ее на верхнюю полку. Взял стоявшую там тяжелую сумку с надписью «Puma» (или это все-таки была «Рита»?), поставил ее на пол, открыл. Уложил в нее небольшую сумку с туалетными принадлежностями и все то, что весь день пряталось под его подушкой. С трудом застегнул молнию и шагнул к двери купе, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Лизу. Он собирался выставить сумку в коридор, потому что она мешала ему добраться до громадного чемодана, дремавшего в хранилище. Рука проводника, протянувшаяся навстречу, подхватила «Риту» и отставила в сторону.
— Спасибо, — машинально пробормотал Максим и поднял полку.
Вытаскивая наружу чемодан, он сам удивился собственной силе… надо же, он, оказывается, мужик тренированный! Чемодан взлетел в воздух, как пушинка… и словно бы сам собой выскочил в коридор, где его ожидал настороженный проводник.
Максим осторожно опустил полку оглянулся на Лизу.
И увидел горящие в полутьме черные огромные глаза. Девчонка проснулась и следила за ним.
— Пока, Лиза, — тихонько сказал он. — Я приехал.
Лиза резко поднялась, села на постели — Возьми… — прошептала она. — Возьми. Ты все вспомнишь. Ты вспомнишь, и очень скоро.
Сунув что-то ему в ладонь, она тут же нырнула под одеяло, натянув его на голову.
Часть вторая. ЖИЗНЬ КРИСТАЛЛА
Глава первая
С хрустальным граненым шаром, зажатым в кулаке левой руки, он остался на широкой асфальтированной платформе, а рядом с ним твердо стоял на четырех колесах огромный кожаный чемодан и завалилась набок спортивная сумка. Поезд, оглушительно прогремев мимо, мигнул на прощание парой красных фонариков и исчез в темноте, неведомо куда увозя Лизу.
Он посмотрел направо, налево… вот это место называется Сарань? Отлично. Но что это? Маленький городок или огромный населенный пункт, развалившийся на равнине где-то посреди России? Платформ несколько… он попал примерно в середину их бетонных полос. Справа над платформами нависал пешеходный мост, но Максим не видел необходимости подниматься на его ажурную высоту, таща за собой невыносимый груз огромного чемодана. Проще было дойти до конца платформы и двинуть напрямик к вокзалу, чье маленькое компактное здание, кирпичное, темно-красное, виднелось прямо перед ним, — окруженное высокими старыми деревьями, черными в ночи, мягко светящееся высокими узкими окнами, освещенное двумя фонарями, направлявшими свет на верхнюю часть фасада… да, старая постройка, очень старая. Он не знал, по каким признакам определяется возраст здания… точнее, знал, конечно, раз у него сразу возникло ощущение седой старины, просто не помнил. И это тоже — не помнил.
Он еще раз огляделся. Какой путь короче? Да, надо идти под мост, сразу за ним платформы заканчиваются. А потом что? Ну, видно будет…
Он сунул хрустальный шар в карман, повесил сумку на плечо и со вздохом протянул руку к чемодану — и только теперь заметил, что на толстом кожаном боку висит крепкая длинная петля. Чемодан можно было тащить за собой на поводке. Замечательно… так гораздо удобнее. Оставалось надеяться, что явно заграничного производства колеса выдержат специфические неровности русского провинциального асфальта (почему он решил, что чемодан импортный?…).
Осторожно шагая по растрескавшейся плоскости к мосту, он смотрел под ноги, стараясь не наступить на острые камешки, в изобилии валявшиеся вокруг. Последний фонарь из тех трех или четырех, что бросали жалкий рассеянный свет на центральную часть платформы, остался позади, и Максим наблюдал, как постепенно сливается с темнотой его длинная уродливая тень, еще несколько шагов назад бывшая густо- черной. Тень поначалу словно бы влекла его вперед, тащила за собой, понукая… но теперь утомилась, ей стало безразлично, куда он пойдет… ей хотелось нырнуть в ночь и отправиться по своим делам.
Но вот наконец платформа кончилась. Впереди смутно просматривалось обычное железнодорожное пространство — рельсы, то расходящиеся, то сплетающиеся, испачканная мазутом жесткая трава… С платформы вниз, к обожженной примитивными технологиями земле, вели бетонные ступени. Максим тщательно пересчитал их, спускаясь, — восемь.
Местные власти позаботились о том, чтобы жители города Сарани (если это был город) не ломали попусту ноги, карабкаясь на мост… впрочем, власти, безусловно, понимали, что никто из жителей без особой необходимости на этот самый мост не полезет, а пойдут жители напрямик, через рельсы. И потому поперек опутанной железными полосами земли проложены были деревянные мостки — неровные, местами провалившиеся от старости… но тем не менее вполне пригодные для хождения по ним.
Чемодан радостно завяз двумя левыми колесами в первом же провале старых досок, и Максим, негромко чертыхаясь, принялся давить на него и толкать, стараясь одолеть ситуацию с наименьшими потерями для чемодана и для мостков. Отлетела в сторону пара гнилушек, и чемодан наконец согласился катить дальше. Покатили. Сумка то и дело изо всех сил била Максима по почкам, но он терпел и сдачи не давал.
Наконец мостки довели их — Максима и чемодан — до основной массы асфальта, распластавшегося вокруг здания вокзала. Максим остановился, переводя дыхание — даже ведомый на поводке, чемодан отнял у него слишком много сил, взбрыкивая и бросаясь из стороны в сторону на каждом шагу. Да еще драчливая сумка…
Из— под черных деревьев справа от здания неторопливо вышла в свет фонарей сгорбленная темная фигурка. Он всмотрелся в нее. Старуха? Да, похоже… но что делает старуха на станции среди ночи? Не картошку же продает?
Фигура приблизилась, и он смог рассмотреть ее подробнее. Согнутые возрастом плечи. окутанная темным платком голова, обвисшая рваная кофта, вязаная, в дырках, с висящими на нитках пуговицами…