— Да, пожалуй, — согласилась Лиза-дубль. — В смысле — звучит странно. Только… да, тут трудно найти более подходящую формулировку.
— А ты ищи не спеша, — предложил он, подмигивая мадам Софье Львовне, по-прежнему пристально смотревшей вперед из-за спины Елизаветы Второй. Но мадам фривольностей не любила, и потому мгновенно прижала уши и зашипела. — Ну, ну… мадам, разве я позволил себе что-то лишнее? Извините.
Лиза— дубль хихикнула и, полуобернувшись назад, сказала:
— Соня, иди сюда.
И важная чернохвостка с явной охотой прыгнула на колени к Елизавете Второй и тут же громко замурлыкала.
— Надо же! — удивился Максим. — А я ни разу не слышал, чтобы она так мурчала!
— Она очень редко себе это позволяет, — пояснила Лиза-дубль. — Но мы ведь говорили о другом, правда? О простоте и сложности жизни… Вот что я имела в виду. Для любого человека его жизнь сложна — с его собственной точки зрения. Если даже человек занят только простенькой работой и домашними делами. Но это мне или тебе кажется, что его работа проста и незатейлива — ну, например, улицы он подметает, или в магазине чулки продает… но для него-то это не так! Он выкладывается, он напряженно думает, он использует весь свой умственный потенциал, чтобы справиться с делом. Потому что такой уж у него потенциал, что едва хватает на метлу или чулки. Ты понимаешь, о чем я?
— В общем, да, — задумчиво ответил он. — Смотрят мексиканские сериалы… ходят к друзьям в гости, чтобы вкусно поесть… приглашают друзей к себе, чтобы вкусно угостить… да, я понимаю… А если тебе нужно что-то другое — их это пугает. А страх выливается в раздражение. А раздражение перерастает в гнев…
— Вот именно, — подтвердила Лиза-дубль, заводя мотор и трогая танк с места, поскольку шлагбаум поднялся и очередь сдвинулась с места.
— Я что-то не заметил… вроде бы никакой поезд не проходил? — недоуменно спросил Максим.
— Такой уж тут переезд, — философским тоном ответила Елизавета Вторая. — Можно и час простоять, и два… а поезда не будет.
— Странно…
— В этих краях еще и не с таким встретишься, — пообещала Лиза-дубль.
И они поехали дальше.
Глава вторая
В следующие полчаса Елизавета Вторая рассуждала на тему, совершенно Максиму незнакомую… ну, во всяком случае, в новой жизни он с этой темой практически не сталкивался. Лишь раз фантастическая Лиза произнесла слово «медитировать», вот и все… а теперь Лиза-дубль говорила именно о медитациях… и, наверное, тоже развивала собственную точку зрения, ведь она ко всему на свете подходила нестандартно… Она говорила о том, что входить в глубокое сосредоточение в городских условиях нельзя. Потому что глубокое сосредоточение — это чрезвычайно интенсивная работа сознания. А поскольку наш ум распределен по всему телу, а вовсе не сконцентрирован в голове (тут Максим полностью с ней согласился), то в состоянии сосредоточения он съедает весь кислород, находящийся в крови… и чем же эти потери восполнить? Воздух городов, даже небольших, провинциальных, чрезвычайно грязен. И в результате глубокой медитации человек получает лишь один-единственный результат: отравление. Это совершенно очевидно. Ведь любой человек умственного труда знает: после напряженной работы у него болит все тело…
Хотя Максим и не мог припомнить собственного опыта по этой части, он все же чувствовал правоту Лизы-дубль. Тем более, что фантастическая Лиза вроде бы тоже что-то говорила об этом… или он уже все перепутал?
Дорога, давным-давно растерявшая остатки асфальтового покрытия и превратившаяся в полосу плотно утрамбованной красной глины, скользила теперь между двумя стенами высоченных сосен, среди которых пристроились кое-где нарядные, но несколько худосочные березы. Встречный ветер влетал в танк, шуршал пакетами и мешками, и выскакивал наружу, наполнив внутреннее пространство синего чудища лесной влажноватой свежестью. Острые солнечные лучи, время от времени прорывавшиеся сквозь кроны сосен, сверкали в зеркале заднего вида, бросая отблески на лицо Елизаветы Второй, заставляя ее волосы вспыхивать прозрачным золотом… а за спиной Лизы-дубль выскакивала в эти мгновения черная бесформенная тень. И вдруг Максим вспомнил слова безумной Настасьи: «Сожги свою тень…»…длинные остроухие тени пляшут на кроваво-красной стене, огонь костра мечется под порывами ветра, стремящегося сдуть, унести пламя… замерзшая фотокамера жжет руки… но он должен зарядить новую пленку… кто-то стонет неподалеку, мучаясь телесной болью… а потом — взрыв… и его тело тоже скрючивается от боли, жгучей, невыносимой…
Он едва не врезался лбом в стекло перед собой — танк остановился слишком резко.
— Что с тобой? — спросила Елизавета Вторая.
— А? А… а не знаю. Опять что-то накатило… насчет теней, — запинаясь, проговорил он. — Не знаю.
— Безумная Настасья посоветовала тебе сжечь свою тень, помнишь?
— Да, вот как раз и вспомнил… но ты же не всерьез?
— Что — не всерьез?
— Ну, этот совет… что значит — сжечь тень? Это же просто нелепость, выскочившая из безумного, свихнувшегося мозга…
— А что такое безумие? — спокойно произнесла Лиза-дубль. — Что такое свихнувшийся ум? Ты можешь ответить?
Он покачал головой и попытался найти подходящую к случаю мысль. Но ничего не находилось. Он посмотрел по сторонам, словно надеясь, что вдруг нужная мысль отыщется на дороге… и в этот момент, отвлекшись от ума и безумия, сообразил, что им пока что не попалось ни одной встречной машины… и их никто не обгонял… что, по этой дороге никто не ездит? Куда же она ведет?
— Туда же, куда ведут все дороги — к цели, — тихо сказала Лиза-дубль.
Он вздрогнул.
— Ты как будто видишь все, что происходит у меня в голове.
— Не все, — возразила Елизавета Вторая. — Только самые яркие образы.
Он уставился на нее, разинув рот, и это не понравилось мадам Софье Львовне. Белая шерсть на ее загривке внезапно встала дыбом. Мадам злобно зашипела и, коротким стремительным движением выбросив вперед лапу, цапнула Максима когтями за палец.
— Ой… чтоб тебе, чернохвостая! — возмутился он. — С ума сошла, что ли?
— Вот видишь, — улыбнулась Елизавета Вторая, — ты говоришь — «с ума сошла»… а почему?
— Почему? — эхом повторил он, невесть в который раз в течение своей новой жизни теряя чувство реальности. Похоже, это начинало входить у него в привычку…
— Что такое наш простой ум, наш грубый рассудок? — тихо-тихо заговорила Лиза-дубль, и он машинально наклонился поближе к ней, чтобы расслышать ее слова. — Это всего лишь игра энергий… Конечно, есть и нечто кроме поверхностного рассудка… но пока не будем говорить об этом. Ты еще не готов. Игра энергий, сосредоточенная в границах нашего тела… ну, а если эти энергии вырываются за обозначенный телом предел? Если они начинают бушевать, не поддаваясь логике и нажиму… тогда и рождается то, что мы называем безумием…
Лиза— дубль умолкла, танк как-то незаметно тронулся с места и покатил дальше, к цели. Максим попытался понять сказанное спутницей, но ничего у него не вышло, и он стал просто смотреть в окно. Вскоре лес как-то разом кончился, словно его отсекло гигантским ножом, и впереди, справа, Максим увидел огромное поле цветущих подсолнухов, а слева земля начала понемногу вздыматься мягкими холмами, то голыми и желтыми, то пушистыми от зелени лиственных лесов. Левая часть пейзажа, хотя и была невообразимо хороша, не привлекла пока что внимания Максима; он уставился на гигантские желтые цветки, таращившиеся на него… Что-то почудилось ему в этой сочной желтизне, что-то… осеннее, угасающее… впрочем, любой цветок рано или поздно отцветает, и во всем на свете таится начало распада… любой предмет и каждое существо в конце концов превращается в стайку беспорядочно мечущихся молекул… молекулы становятся энергией… а игра энергий, перешедшая все пределы, называется
