безумием.
Поле иссякло, сменившись редким леском, по дороге запрыгали тени, то бросаясь под колеса синего чудища, то шарахаясь в стороны… и Елизавета Вторая заговорила снова:
— Ну что, решился? Попытаемся сжечь твою тень?
— Слушай, — вдруг рассердился он, — о чем ты? Что это вообще такое — сжечь тень? Я не понимаю!
— Есть такое древнее-древнее поверье. Если ты заплутал… то ли в пространстве, то ли во времени… сожги свою тень, отсеки эхо — и все наладится. Ты заблудился в беспамятстве, это все равно, что потерять время… нужно попробовать. Вдруг поможет?
— И ты знаешь, как это сделать? — растерянно спросил он.
— Я могу попытаться. Но успеха не гарантирую.
— Хорошо, — кивнул он, решив не вникать глубоко в весь этот бред. — Давай рискнем.
Выбрав подходящую полянку, Елизавета Вторая загнала танк между двумя старыми толстыми березами, выступившими чуть вперед, словно они собрались пойти погулять на солнцепеке. Нижние части стволов этих огромных деревьев давно уже стали почти совершенно черными, лишь кое-где в шершавой неровной черноте мелькали белые лоскутки, прилипшие к шишковатой поверхности. И только метрах в двух от земли березы становились собственно березами, их белая шелковая кожа нежно светилась в зеленой тени. Максим выбрался из танка и с удовольствием потянулся, разминая затекшие мышцы… а ведь вроде и ехали-то всего ничего, около часа, подумал он, надо же, как устал сидеть… Он посмотрел на руку — «Ролекса» не было. Забыл, усмехнулся он, ну и ладно. В конце концов, что такое время? Условность, не более того. Пусть все идет, как идет.
Мадам Софья Львовна, выскочив из синего чудища, рванула куда-то в сторону, размахивая черным хвостом, как флагом, — однако Елизавета Вторая не обратила на исчезновение кошки ни малейшего внимания, из чего Максим сделал вывод, что все в порядке и Софья Львовна не заблудится в лесу. А может, еще и с дичью вернется, или грибов наберет, от такой всего можно ожидать. Он вышел на поляну, вдыхая горячий аромат трав, раскаленных солнцем, деревьев, жирной лесной земли… иногда в этой смеси ощущалась тонкая струйка сырого запаха прели, легкий грибной дух… но тут же он тонул в ярком, сочном вкусе перезревшей земляники (при чем тут земляника? она же должна была давным-давно сойти… или в здешних лесах сезоны перепутались?)… Он поднял голову и уставился на небо, безупречно чистое, без единого облачка. Да, хорошо здесь… век бы тут оставался…
— Эй, помоги-ка! — окликнула его Лиза-дубль, и он, повернувшись, увидел, что Елизавета Вторая уже успела найти где-то неподалеку здоровенную сухую лесину и тащит ее к центру поляны. Он поспешил навстречу девушке и перехватил у нее добычу. Лиза-дубль указала на центр поляны и коротко сказала:
— Туда.
И тут же снова убежала в лес, на поиски дров. Откуда дровишки, из лесу, вестимо, бормотал он, не зная, как обойтись с лесиной — уж очень она была длинной… чем бы ее порубать вдребезги? Ну, потом, сначала, наверное, нужно таких набрать побольше…
Лес поднимался в гору, и немного повыше стояли сосны с золотыми от солнца стволами, а здесь, в непосредственной близости к поляне, кружили в классически-буколических и даже отчасти лубочных хороводах березы и осины, да темнела местами сплошная путаница орешника. Подлесок вплоть до сосняка был густым и затянутым паутиной. Максим, наверное, в своем потерянном прошлом не слишком хорошо разбирался в лесной жизни, — ему все казалось странным, даже грибы на высоких ножках, отчаянно похожие на мухоморы, только почему-то белые. Но он сосредоточился на конкретной задаче и перестал отвлекаться на всякие там кусты с черными или красными ягодками и перистые листья папоротника — нужно было искать дрова. Чтобы сжечь тень… да уж, снова подумал он, ну и бред! А разве не бред вообще все, что произошло с ним после вступления в новую жизнь?
Однако Елизавета Вторая явно относилась к идее с полной и несокрушимой серьезностью. Не более чем через полчаса в центре поляны лежала уже здоровенная куча сушняка, а Лиза-дубль нырнула в танк и извлекла из собрания мелочей, взятых на дорогу, отличный острый топор. Топор был торжественно вручен Максиму.
— Руби их помельче! — приказала Елизавета Вторая. — Впрочем, они такие сухие, что их об коленку переломить можно…
И тут же принялась за дело, выбирая стволики потоньше и с хрустом ломая их на части. Максим взялся за свою часть работы, круша топором комли и толстые части стволов. Вскоре перед ними выросла огромная гора дров, и Максим осторожно спросил:
— А не многовато ли будет?
— В самый раз, — твердо ответила Лиза-дубль. — Так, теперь мы должны выбрать место для собственно костра…
Максим, полагавший, что дрова складываются в центре поляны именно потому, что как раз тут и должно загореться колдовское пламя, сжигающее тени, вопросительно посмотрел на Елизавету Вторую, однако та задумчиво осматривала траву вокруг кучи сушняка, о чем-то напряженно размышляя, — что выразилось внешне в нахмуренных бровях и крепко сжатых губах.
— Да, — сказала она наконец негромко, скорее в ответ на собственные мысли, чем для того, чтобы ее услышал спутник. — Да… здесь зверобой и душица… мне кажется, вполне удачное сочетание… их корни переплелись…
Место, на котором сосредоточила свое внимание Елизавета Вторая, оказалось примерно в двух метрах от созданного их совместными усилиями дровяного склада, и Максим подумал, что стоит им разжечь тут костер, как огонь перекинется на основную кучу, это неизбежно… однако Лиза-дубль знала, что делает. Она снова наведалась к синему танку и на этот раз принесла саперную лопатку.
— Надо выкопать ямку, вот здесь, — она отошла еще на метр в сторону. — В форме полумесяца. Шириной примерно… — Лиза-дубль ненадолго задумалась. — Да, в самой широкой части — сантиметров сорок, не больше.
— Э… а куда рожками? — озадаченно спросил он.
— От центра поляны — к лесу, — серьезно ответила Елизавета Вторая. — И она не должна быть слишком глубокой, ну… ну, вот так, наверное. — Она развела руки, показывая.
— С полметра, значит, — кивнул Максим и, мысленно начертив в траве контуры ямки, начал копать.
Он никак не ожидал, что это дело окажется настолько трудным. Несмотря на то, что лопатка была острой, как бритва, лесная земля отчаянно сопротивлялась холодному железу. Сочные стебли, разрезанные и истекающие зеленой пахучей кровью, спрессовывались на поверхности, не давая добраться до собственно почвы, прель, притаившаяся под живыми листьями, пружинила, как хороший матрас… плотная масса травяных корней липла к лезвию, затягивая его в себя и не выпуская обратно… Максим порезал палец об узкую травину, и на коже выступила длинная темно-красная полоска, а потом стекла капля и упала в разворошенную землю, но он не обратил на это внимания, решив во что бы то ни стало добиться своего. Он всерьез ощутил себя вступившим в схватку… земля на мгновение стала его врагом……она была сухой и желтой, эта земля, и не просто сухой, а твердой, как камень… и он вгрызался в нее в отчаянии… на плоской равнине, залегшей между горами, негде было укрыться, и он должен был спрятаться в землю… но земля сопротивлялась, она была чужой ему…
— Погоди-ка, — тонкая рука Елизаветы Второй легла на его плечо, остановив новое видение. — Дай заклею пластырем.
Узкая полоска пластыря телесного цвета легла на палец, стиснув его плотным клейким кольцом бактерицидной безопасности, а Лиза-дубль спокойно сказала:
— Эта земля тебе не чужая.
— Ты видишь все, что происходит в моей голове.
— Не все. Только самые яркие образы.
Он снова взялся за лопату, но теперь все пошло иначе. Корни трав расступались, пропуская металлическую плоскость, прелые стебли резались, как масло… как будто капля его крови, принятая лесной почвой, стала связующим звеном… и земля перестала сопротивляться, поняв, чего он хочет.
Наконец он выпрямился и вытер ладонью вспотевший лоб.
