Дальше разговор пошел веселей. О вербовке — ни слова, но она так и витает над головами собеседников, так и вторгается в их сознание. Михаил ожидал предложения подписать заранее заготовленный сыскарем бланк, Василий выжидал удобного момента. Он все еще колебался, не был уверен в необходимости вербовки, мало того, считал ее вредной для дела. Вдруг отставник сообщит что-нибудь ценное и без бумажной волокиты.
— Вспомни, Красуля не говорила тебе что-нибудь необычное?
Федоров задумался.
— Дня за три до моего… бегства упомянула о коллекции Моревича… Дескать, очень ценная… Спрашивала о результатах оценки предстоящего ремонта его квартиры, где тот будет жить во время ремонта… Неожиданно предложила самой навестить заказчика…
— Когда? — будто подстегнул подполковника сыщик.
— Не знаю… Кроме того, здесь в Клину случайно встретился с шестеркой Жетона. Парняга хороший, по глупости, как и я, очутился в болоте… Он и рассказал — Жетон по наводке сверху подрядился замочить сына коллекционера, политического деятеля… Тот вроде принадлежит к оппозиции. Странно, и Жетон, и Красуля нацелились на одну и ту же семью…
Глава 15
Семен Адольфович Моревич, крепкий еще старик, не по возрасту стройный и подтянутый, расхаживал по гостиной подмосковного коттеджа. Длинные седые волосы связаны на затылке в пучек, теплый домашний халат расстегнут, из-под него выглядывает голая мускулистая грудь.
Единственное его хобби — коллекции. Собирает он почти все, начиная от спичечных коробков и кончая картинами известных художников. Пятикомнатная квартира в Москве буквально забита остекленными коробочками и журналами в бархатных переплетах. Стены увешаны картинами. Они висят впритык друг к другу, будто заменяют собой многокрасочные обои. Вперемежку — русские и голландские, французские и немецкие, но обязательно — известные, ни одной подделки.
Особняк под Истрой тоже украшен картинами, но, в основном, копиями. Зато посуда, хрусталь, обстановка — только старинные. Коллекционер привык к комфорту, не мыслит себе жизни без роскоши.
Сегодня движения старика более порывисты, походка — нервная, взгляды из-под густых бровей — нетерпеливые. Моревич ожидает приезда сына, который редко навещает отца, превращая каждый свой приезд в праздник.
Обеденный стол покрыт накрахмаленной скатертью, на ней расставлена коллекционная посуда времен французских королей. Неважно, что на изукрашенных блюдах и тарелочках — незамысловатая закуска, а в хрустальных графинах — самодельные наливки и вина, значительно важней торжественная обстановка, которую создает старина.
Сегодня старик ожидает Эдуарда с особым нетерпением. Возникла нужда посоветоваться, излить душу. Поэтому услышав шум под'ехавшей к коттеджу машины, он бодро побежал в прихожую.
— Наконец-то, появился, — любовно ворчал он, подставаляя для поцелуя надушенную розовую щеку. — Запутался в своих политических дебрях, позабыл отца.
Эдуард посмеивался, любовно оглядывая крепкую фигуру родителя. И возвраст не действует на старика, подумал он, все такой же стройный. А я с каждым днем толстею, будто кто-то надувает. Только за последний месяц прибавил пять килограммов. Не помогают ни разрекламированные диеты, ни хваленный гербалайф.
— Ошибаешься, батя, не забыл. Даже выпросил недельный отпуск, который, если не возражаешь, проведу в твоем обществе.
— Какие могут быть возвражения, сынок? Я рад. Погуляем с тобой по речному бережку, полюбуемся кленами и березками.
— Обязательно… И вот еще одно доказательство того, что я не забыл своего молодого папашу… Прими подарочек. Случайно попалась на глаза у антиквара вазочка, решил порадовать. За возраст не ручаюсь — не специалист, но судя по интерьеру…
Моревич мигом забыл и о намеченной беседе с сыном, и о всех своих неприятностях. Ощупывал вазочку, разглядывал ее в лупу, искал «фирменный знак». Не фальшивка ли? Сына могли обмануть — коллекционера не удастся.
Ваза оказалась «настоящей». Соответственно улучшилось настроение и возвратились мысли о необходимости посоветоваться с Эдиком. Больше не с кем. Жена умерла, царство ей небесное, вот уже пять лет тому назад, ни сестер, ни братьев — все ушли. Остался один Эдуард.
Придерживая сына под руку, старик направился было в столовую, но спохватился: сначала — переодеться, негоже садиться за стол в халате, будто дореволюционный барин, забывший про элементарные приличия.
Эдуард Семенович тоже пожелал привести себя в порядок, принять ванну, надеть новый, «застольный» костюм. Мылся не торопясь, потом тщательно побрился, м выбрал на полочке любимые мужские духи. Семен Адольфович тоже не спешил. Недавняя нервозность покинула его — сын приехал, ничего с ним не случилось, незачем волноваться.
Наконец, уселись за стол.
Во главе — одетый в пепельного цвета костюм отец. Напротив — в черном — сын. Не хватает вышколенных лакеев, разливающих напитки и разносящих блюда. Вместо них — чистенькая старушка, фамилия и отчество которой, в семье Моревичей давно забыты. Матрена, налей, пожалуйста, чаек… Матрена, будь добра, подай сигареты… Матрена, забери эти салфетки, принеси другие, знаешь, с изображением в уголках императорских корон… Матрена… Матрена… Матрена.
Старушка семенила за сигаретами, меняла салфетки, подавала сигареты и зажигалки. Без нее дом окажется тусклым и нежилым. Моревичи привыкли к старой служанке, как привыкают к кровати, на которой спишь, к столу, за которым завтракаешь или ужинаешь.
Поэтому беседа между отцом и сыном велась откровенная, без оглядок и пониженного голоса.
— У меня, Эдик, возникли определенные сложности, — приступил старик к разговору, заправляя за фасонистую бабочку накрахмаленную салфетку и накладывая из блюда на тарелку аппетитно пахнущую фаршированную щуку. — Нужно посоветоваться…
— Что за сложности? — насторожился Эдуард Семенович.
В наше время политики всех мастей — эквилибристы на проволоке, висящей над пропастью. Их отстреливают не хуже банкиров и предпринимателей, не спасают ни опытные телохранители, ни щедрые обещания милиции и госбезопасности отыскать убийц и предать их суду. Услышав про отцовские трудности, Моревич-сын немедленно примерил их к своей безопасности. Отодвинул блюдо с жареным поросенком, залпом выпил бокал вина.
— Странная ситуация, доложу тебе. Я, уже говорил, кажется, задумал отремонтировать нашу квартиру. Никаких капитальных ремонтов — перенести всего одну перегородку, высвободить место для новых картин. Заодно — покрасить, сменить обои, положить в ванную на пол новую плитку… Короче, мелочь… Присоветовали мне обратиться в новую фирму. Дескать, работают по-европейски, качественно и быстро, и берут по божески… Я и обратился. Милые, признаться, люди, владельцы этой фирмы. На второй же день появились оценщики — измеряли, что-то подсчитывали… Сумма, конечно, аховая, услышал — едва не подавился, но ремонтироваться-то надо. Пришлось согласиться, подписать договор.
— Сделали?
— Не торопись, сынок, сейчас все узнаешь… Главный оценщик, худенький мужичонка, пообещал в понедельник начать, попросил снять картины, упаковать коллекции. Вежливо попросил, культурно, я даже порадовался — есть еще в бедной России такие люди… Всю неделю мы с Матреной трудились, осбобождая место для ремонта. Снесли картины и коробки в маленькую комнату, мягкую мебель накрыли чехлами, стенки обернули полиэтиленовыми пленками. И вот прошло две недели, а ремонтники так и не появились. Ходил в офис, а там об'явление на дверях: фирма обанкротилась, претензии… и так далее… Разве не странно?
Действительно, странно, подумал Моревич-сын. Уж не пытаются ли преступники достать сына через отца? Глупость, конечно, почему так называемый ремонт обязательно должен быть увязан с готовящимся покушением? Политик не собирается проверять качество наклейки обоев или устройства плиточного пола, ему и без этого хватает хлопот на политическом Олимпе.
