– У тебя получился очень насыщенный отпуск, моя маленькая принцесса. Но нам надо будет найти какой-то более правильный формат на будущее. Мне было тоскливо, пока ты была в Америке, а я сидел один в Берлине. Так не должно быть. Мы все-таки муж и жена.
– Хельмут, я к сыну ездила. Как это «не должно быть»? Я и на Рождество поеду с ними на лыжах кататься. Хочешь, поезжай с нами, в мою «расширенную семью».
– Не шути так. На Рождество! Рождество – это святое, это дом. Ты же не оставишь меня на Рождество одного. Опять?
– Что опять? Как будто я только и делаю, что оставляю тебя одного. Я поняла про Рождество. Значит, поеду либо сразу после, либо сразу после Нового года. Но я же не могу не поехать вообще. Для них ведь это тоже праздник. Это наша семейная традиция уже много лет, и Борис ждет весь год, когда он с матерью поедет кататься. Он не хозяин своему времени, как мы с тобой, и может отдохнуть только во время Рождества. И для нас нет лучшего способа общаться друг с другом, как на лыжах.
– А я где во всех этих доводах? Ты обо мне подумала?
– Так я же все время практически с тобой.
– Но ты каждое Рождество будешь меня бросать, ты только что сказала это. Какая же это семья?
– Schatz, ну не надо так. Зачем мы вообще в таких понятиях говорим. «Всегда», «навеки». Мы что, правила пишем? Я же тебе сказала, можно будет как-то устроить, что я половину зимних каникул буду там, а половину – с тобой. Может, ты с нами когда-то захочешь поехать…
– Я не сумасшедший, кататься с вами по оврагам и камням. Вы же ненормальные. Мы не пишем правила, потому что их не требуется писать. Они просты. Жена мужа на Рождество одного не бросает. Что тут обсуждать?
– Что ты заладил: «Рождество, да Рождество». Еще август на дворе. Я думала, так только женщины рассуждают. Мы только что так здорово отдохнули, вся осень впереди вместе, а ты не радуешься, а расстраиваешься из-за Рождества.
– Ладно, действительно надо сегодня отметить наш первый вечер в Лондоне. Вместе. А завтра я поеду к себе, надо поработать.
– О’кей. Я тоже завтра буду разбирать свои завалы.
– Ты, пожалуйста, выдели мне шкаф, лучше два, для моих вещей. Я к тебе перееду на выходных.
– Ты это серьезно?
– А зачем нам две квартиры, ты что, возражаешь, чтобы я здесь жил? Или ты еще не свыклась с мыслью, что ты теперь моя жена?
– Возможно.
– Ну так привыкай. Насчет квартиры я пошутил. Конечно, я не буду от своей отказываться. Время от времени каждому надо побыть одному.
– Понятно. Хорошая шутка.
Анна не могла дождаться утра, чтобы бежать в офис. Затянулся отпуск, надо работать, хватит праздников, раздумий о жизни, о любви. Вон, даже дети подвинулись на этих размышлениях – она вспомнила Дмитрия на Курфюрстендамм. Какое это новое, совершенно необычное чувство – привязанность, нежность. И одновременно покой, чувство защищенности, отсутствие одиночества. Сколько можно искать любовь, думать, настоящая ли она, смотреть, как люди прячутся от нее и играют в «кошки- мышки». Не надо притворяться, не надо держать под контролем свои чувства. Можно жить легко… Думать о работе, готовить по вечерам ужин для Хельмута, вместе ходить по музеям и театрам, гулять по лесу в выходные, учить вместе немецкий, читать Frankfurter Allgemeine Zeitung за завтраком в субботу… Хельмут – необыкновенный человек, и ей с ним хорошо. Вот это и есть главное, и это надо беречь. Она глянула на колечко на пальце. Прелестный бриллиант. Только не надо символов. Кольцо и кольцо. Подарил мужчина. Хотел выразить свое чувство. И прекрасно. У нее еще девять пальцев есть. Там тоже бриллиантовые кольца будут неплохо смотреться.
Ни на следующий день, ни через пару дней они не встретились – у обоих было слишком много работы. К концу недели оба почувствовали, что работа работой, а тянет друг к другу. Глупая стычка про Рождество давно забыта. Хельмут приехал, и они весь вечер оживленно, не умолкая, рассказывали друг другу о событиях на работе, перебивая и постоянно отвлекаясь на другие темы.
– Я никогда не спрашивал тебя, и сейчас можешь не отвечать, если не хочешь. Ты ведь все время работаешь с Москвой в тесном контакте?
– Да, ты сам это знаешь.
– Я не это имею в виду… Не знаю, могу ли я спрашивать. Да мне, в общем, и ответ-то уже понятен. Ты очень независимо себя ведешь, чересчур. Это опасно в твоем положении.
– В каком «моем положении»?
– Можешь делать вид, что не понимаешь, если хочешь. Но ты ведь не хочешь сказать, что совершенно свободна, совершенно независима?
– Я совершенно свободна и независима, но ты какой-то другой смысл вкладываешь в эти слова.
– Ты училась в престижном университете, изучала языки, пошла в политику, потом вдруг поехала за границу. Проработала пять лет или больше даже. И что, ты мне скажешь, что все это ты сама сделала, что к тебе не подъезжали спецслужбы?
– Представь себе, не подъезжали.
– А почему? Это так не типично.
– Не знаю, почему. Никогда не думала.
– Это не ответ.
– А что было бы ответом? «Да, подъезжали, но я их послала»?
– Тоже не ответ. Они тогда бы не дали тебе ходу.
– Ну, мне ходу особенно никто не давал, как-то все само складывалось.
– Само ничего не бывает.
– А что было бы ответом? «Да, они меня завербовали»?
– Это было бы правдоподобнее.
– Ты что, намекаешь, что…
– Я ни на что не намекаю, потому что ты не имеешь права об этом рассказывать.
– О чем я не имею права рассказывать? Никто меня не вербовал.
– Ну пусть будет так. Но я еще с самого первого дня об этом думаю, еще когда мы гуляли в Риджентс- парке и ты рассказывала о себе.
– И молчал все это время? Спросил бы, я бы тебе все сразу рассказала.
– Никто про это не рассказывает.
– Да ну тебя, сам ты «штази», вот тебе везде и мерещатся агенты.
– Stasi – это было в ГДР.
– Ну, я не знаю, как у вас это называется. БНД, что ли?
– Неважно. Об этом не принято говорить.
– Зачем же ты тогда говоришь? По-моему, у нас разговор идет по кругу.
– Наверное, я не должен был об этом заводить разговор, но мне-то самому надо тебя понимать, ты же моя жена.
– Хельмут, миленький, ну давай не будем все усложнять. Я обычная русская женщина, ну, способная, конечно. Мне родители дали очень много, образование, мировоззрение. Работать я люблю, ты это сам знаешь. Да и не так уж невероятно многого я добилась. Смотря с кем сравнивать.
– Тоже мне, простая русская женщина. Ох ты и штучка. Eine solsche Marka! И немецкий выучила за полгода почти свободно. Ты же необыкновенная женщина.
– Это ты необыкновенный. Взял сразу и влюбился в меня. И пошел напролом. Ты что, прямо с первого взгляда меня полюбил?
– С первого. И сразу понял, что и ты меня полюбила. Просто сначала мне хотела голову покрутить. Ты же штучка.
– Сам штучка…
Они хохотали, обнимались. Потом вместе смотрели футбол. Идиллия просто. Хотя странный разговор.
