недостаток роста он восполнял устойчивой репутацией человека крайне жестокого. Полицейским отделениям в Свени, летучим отрядам и отделу серьезных преступлений потребовалось одиннадцать лет интенсивно работать, прежде чем они поймали его. Он считался замешанным в каждом ограблении, о котором только было известно людям, но о некоторых его делах полиция и публика в целом даже не подозревали. Он являлся международным преступником и тем не менее рассматривал любые свои действия как жизнеспособное дело. И так все представлялось большинству его современников. Он занимался всем чем угодно: начиная с торговли женским телом и заканчивая продажей наркотиков, мальчиков и оружия. Его отличали страсть к почти хирургической чистоте, а также суховатое чувство юмора. Ему нравились молодые люди, красивые молодые парни, а его камеру тюремщики сделали похожей на комнату отдыха водителя автобуса.
Неприкрытая сила личности Левиса давала ему необходимое преимущество перед более крупными и сильными мужчинами. И не только это, но еще и его садистский ум. Он одевался щеголем, с почти женской тщательностью. Кроме того, он обладал необыкновенной проницательностью. Дональд Левис в юности был не в состоянии написать собственное имя — до того, как в возрасте пятнадцати лет попал в тюрьму «Холлансди Бэй Борстал». Там ему вкололи три дозы сильнодействующего лекарства, и с этих пор он больше не останавливался в приеме наркотиков. Левис испытывал природную ненависть к власти любого рода, ненавидел женщин, а также большинство своих современников. Ему поставили диагноз «психопатия» — и он потратил уйму денег на то, чтобы его не перевели в «Бродмур», несмотря на то что режим в «Бродмуре» был гораздо мягче. Зато там практически отсутствовала возможность убежать или, что более существенно, быть отпущенным под честное слово.
Левис являлся узником двойной категории «А», то есть особо опасным; особо опасных охраняли с максимальными предосторожностями, а таковые могли обеспечить лишь четыре тюрьмы в Англии. Он решил, что посидит в камере в «Дареме» несколько лет — просто чтобы сменить обстановку. Других планов на будущее у него не было, кроме тех, что позволяли ему сохранять жизнь, заниматься своим гнусным бизнесом и оставаться во главе всего, что происходило вокруг него. Левис слыл бароном «Паркхерста»: он контролировал торговлю табаком и наркотиками. А также контролировал свое крыло.
Сейчас Дональд Левис сидел за маленьким столом и ждал завтрака, который обычно доводил до совершенства в кухонном блоке тюрьмы заключенный по имени Робертс. Тот отбывал десятилетний срок и в качестве способа времяпрепровождения избрал себе кулинарию. Будучи особо опасным преступником, Левис мог заказывать себе еду, и тюремщики каждый день покупали ему продукты в Сейнсбери. Хотя они шутили по этому поводу, но все же воспринимали это как часть своей работы. Если от хорошей еды приговоренные к пожизненному заключению чувствовали себя счастливее, то и тюремщики были счастливы, а мир казался им удобным местом.
Левис пил чай и улыбался.
Отбывание срока он считал мучительным делом, но сумел провернуть много работы в заключении. Заключенные категории «А» и особо опасные преступники, содержавшиеся в секции номер 43, уверяли, что их за двадцать восемь дней могут перевести по распоряжению начальника данной тюрьмы в любую другую выбранную ими тюрьму. Это касалось и сроков заключения. Их увозили и помещали в одиночные камеры, обычно в «Вондсворт», что устраивало начальников тюрем, которые знали, что оттуда преступники никогда не убегут. Основанием для такого спокойствия служило то, что их можно было забрать в любое время дня и ночи без предварительного предупреждения. Секция номер 43 организовывалась преимущественно для содержания в ней террористов, но любой узник в зоне особой или максимальной охраны был обязан подчиняться закону.
Обилие шестерок радовало Левиса: он уже приобрел за деньги достаточно прислуги среди тюремщиков, чтобы сделать удобным свое пребывание здесь. Ему оставили радио, а также письменные принадлежности и книги. У него была приличная еда, он пил чай и виски галлонами. Это было знаком его положения, атрибутом определенной репутации и следствием обладания значительным банковским счетом, что позволяло ему жить с относительным комфортом.
Дональд Левис принялся читать в первый же год, проведенный в заключении, и теперь был довольно знающим, начитанным человеком, который видел причину своего недостаточного образования в выборе криминальной карьеры. А теперь Левис поглощал знания, как томимый жаждой человек пьет воду. И использовал затем эти знания при разборке своих дальнейших планов. До него никак не доходило, что, получив образование, он мог бы стать законным бизнесменом; Левис рассматривал свою необразованность как повод для тяжелой двойной работы — ему следовало работать над собой, чтобы добиться успеха в незаконном бизнесе. Таковы были темперамент и менталитет Дональда Левиса.
— Ваш завтрак, мистер Левис. — Молодой человек поставил на стол тарелку с беконом, яйцами, помидорами и грибами.
Левис улыбнулся ему, молча взял нож и вилку и приступил к еде.
Робертс стоял и смотрел, пока тот не начал есть. Потом вздохнул с облегчением и вышел из камеры, чтобы вернуться к себе и позавтракать. Для него каждое посещение Левиса было встряской независимо от того, съедал бы Левис завтрак спокойно или украшал им стены камеры. Войдя в маленькую кухню, повар громко выругался: его собственные колбаса и бекон исчезли.
— Проклятые воры, ублюдки!..
Он слегка улыбнулся, услышав смех, донесшийся из соседней камеры. Прежде чем приступить к еде, Робертс осмотрел остатки пищи. Они могли подсунуть туда все что угодно под видом шутки — начиная с обыкновенного плевка на продукты и заканчивая таблеткой ЛСД, подброшенной в запеченные бобы.
Другой человек нервничал не меньше, чем Роберте, возвращавшийся из камеры Левиса. Все в это утро шло кувырком…
Левис подтирал яичный желток кусочком хлеба, когда обернулся и увидел своего надзирателя Гарри Кларксона, который стоял в дверном проеме.
— Я привел Бруноса, мистер Левис. Сказать ему, чтобы он подождал снаружи?
Левис засмеялся. Аккуратно положил остаток хлеба на стол и вежливо произнес:
— Нет, Гарри. Лучше попроси его подождать в офисе начальника.
Гарри продолжал стоять неподвижно, лишь нервно мигая глазами.
Левис вздохнул. Гарри, смуглый и безмозглый, был порядочным негодяем и мог убить из-за пачки сигарет. Итак, Дональд Левис улыбнулся и сказал:
— Приведи его, Гарри, дружище. И подожди у двери.
— Да, мистер Левис.
Джорджио вошел в дверь, напустив на себя уверенность, которой не испытывал.
— Все в порядке, Дональд? Давненько не виделись. Левис осторожно провел языком по зубам.
— Садись, Джорджио. Нам с тобой надо перекинуться парой слов.
Джорджио сел и уставился на невысокого человека перед собой. Угроза почти ощутимо витала в комнате, настолько она была сильна. Угроза исходила невидимыми волнами от Левиса. Полнейшего отсутствия какого-то выражения в его голосе оказалось достаточно для того, чтобы волоски на руках Джорджио встали дыбом и превратились в щетину.
— Ты совсем не знаешь Гарри? Он находится здесь потому, что убил одного типа, который ему не очень нравился. На самом деле, Гарри может убить любого, кто хоть отдаленно похож на того типа, который ему не слишком нравился. Видишь ли, он просто такой парень. А теперь слушай: мы с Гарри кое о чем договорились. Я говорю ему, что делать, и он это делает. Ты понимаешь, к чему я клоню, Брунос? Или хочешь, чтобы я привел пример своей власти над ним? Он сломает тебе руки, разворотит челюсть или задушит тебя, если я ласково его об этом попрошу.
Джорджио отчасти удалось задавить в себе страх, и он довольно непринужденно ответил:
— Нам с тобой предстоит долгий путь, Дональд. Ты порезал меня в «Скрабсе», но мы всегда были приятелями. Всегда! Тебе не обязательно показывать мне представление с участием твоей гориллы.
Левис отодвинул тарелку и снова улыбнулся.
— Кстати, а как поживает твоя задница? Я приказал им не резать слишком глубоко. Во всяком случае не теперь. И мне передали, что кое-кто хочет перерезать мне глотку. Это меня, право же, здорово развеселило.
Джорджио прикрыл веками глаза.
