— Слава дьяволу, я не боюсь щекотки. А вы? — фыркнул губернатор и жестом подозвал лакея с напитками.
Линда быстро стала центром внимания смеющихся молодых офицеров. Тому она казалась прекрасной белой птицей, окруженной темными и яркими пятнами театрально-декоративных джунглей, — она держалась чуть поодаль, как будто для того, чтобы ее легче было разглядывать со всех сторон. Адъютант из свиты губернатора пересек комнату и поклонился Линде. Он попросил ее подойти к губернатору, и она внезапно смутилась.
— Не покидай меня, Том, — шепнула она.
Губернатор принял ее с лестным вниманием и, понизив свой рокочущий бас, спросил Тома:
— Что поделывает ваш отец?
— Благодарю вас, ваше превосходительство, он принимает горячее участие во всех делах, — ответил Том, я его собственный голос показался ему фальшивым.
— Мисс де Вет, позвольте мне сказать вам без лести, — хриплым голосом обратился губернатор к Линде, — что вы тут всех покорили. Нет, в самом деле, вы царица бала, дорогая, и мы очень счастливы, что вы здесь, очень счастливы.
— Вы очень добры, — сказала она с изумлением.
— Вы явились сюда, чтобы покорить нас, и победа ваша — счастливое предзнаменование. В такие времена, как нынче, мисс де Вет, — славная у вас фамилия, — мы ценим дружбу, которая способна похоронить прошлое и с надеждой смотреть в будущее. — Он поднял бокал. — Позвольте мне предложить тост за царицу бала, за нашего дружественного противника и завоевателя, мисс де Вет.
Все выпили, сэр Генри посмотрел на нее своими покрасневшими глазками, улыбаясь поверх бокала, и его длинные седые брови метнулись вверх, как крылья, готовые к полету. Линда вспыхнула и не нашлась, что ответить. Губернатор поставил бокал и пригласил ее на очередной танец.
Том чувствовал себя зрителем, наблюдающим успех Линды со стороны. Возле него остановился полковник Эльтон, командир милиционной кавалерии. Тому Эльтон никогда не нравился, их беседы всегда ограничивались двумя-тремя фразами, но сейчас он был зажат в углу между креслом и окном-фонарем и не мог оттуда выбраться. У Эльтона были маленькие голубые глазки, жестокие и неумолимые. Он был опасным противником, и его боялись все подчиненные. Щеки у него были бледные, жесткие и неподвижные, как бока замороженного окорока, а губы его, когда он говорил, почти не двигались.
— Мы рады видеть вас с нами, Эрскин. Да. Мы никогда не могли понять, почему вы уклонились от участия в последней войне. Это вызвало недоумение. Может быть, сегодня вы объясните нам, в чем дело?
Он растянул губы в неприятной улыбке. Тому не хотелось отвечать, чтобы не сказать лишнего, и он молча пожал плечами, поэтому Эльтон продолжал:
— Сейчас главное — хорошенько подготовиться и распознать истинного врага. Я рад, что вы уловили дух времени и вернулись в офицерский корпус. Мы нуждаемся в людях талантливых и с положением. Буры все еще не забыли своих обид, и это для нас — сигнал опасности. Сегодня любой контакт, любое сотрудничество с ними не менее ценны, чем лишний кавалерийский отряд; вы понимаете, о чем я говорю. Малейшая размолвка может обойтись нам очень дорого, мы не можем себе этого позволить. Мы должны подготовиться заранее. И вы и я, мы оба знаем, что должно произойти, поэтому…
— Вы ошибаетесь, сэр. Я совершенно не знаю, что должно произойти.
— Ну, конечно, мы это представляем себе только в общих чертах.
— Я всячески старался выяснить, но все еще ничего не понял.
— Разумеется, до некоторой степени это только догадка, и я рад, что вы стараетесь проверить факты. Эрскин, я слышал хорошие отзывы о вашей службе в Конистонском взводе и хочу, чтобы вы поразмыслили о новом назначении. Мы слишком полагаемся на департамент внутренних дел в вопросах разведки. Судьи, комиссары и местная полиция работают неплохо, но они слишком ограничены в своих действиях, чтобы видеть всю картину целиком. Нужно немедленно наладить военную разведку как параллельно действующую, независимую систему. Вам понятно, о чем я говорю? Офицеры разведки должны быть людьми, имеющими контакт с местным населением и владеющими его языком; они должны быть освобождены от повседневных обязанностей, числясь в то же время за своими полками. Вы получите звание капитана. Подумайте об этом, Эрскин.
— Хорошо, сэр, я подумаю, но полагаю, что откажусь.
— Никогда не нужно спешить с ответом.
Он снова улыбнулся и отошел, квадратный в плечах, кривоногий, шаркая каблуками, походкой прирожденного кавалериста.
— Хелло, Эрскин, что там наговорил тебе отец? С чего это у тебя такой мрачный вид?
Капитан Клайв Эльтон, высокий и картинно красивый, но с маленькими миндалевидными глазками, хлопнул его по плечу.
— Ничего, — ответил Том. — Я вовсе не мрачен, скорее наоборот!
— И неудивительно. Теперь все только и говорят, что о тебе да об этой хорошенькой малышке, мисс де Вет. О, она произвела фурор, Эрскин, тебе придется быть начеку. Как ужасно: ее отца убили бакулузи в Холькранце! Все ей сочувствуют, и все от нее в восхищении. Говорят, на днях она требовала, чтобы пристрелили какого-то кафра. Это верно? Черт побери, какой темперамент! Все наши девушки должны брать с нее пример.
Том отвернулся, сжимая и разжимая кулаки.
— Послушай, Атер, — Эльтон взял под руку проходившего мимо офицера, — Том Эрскин сердится из-за того, что его превосходительство увел у него партнершу, героиню сегодняшнего вечера.
Атер Хемп, сын судьи и капитан карабинеров, протянул Тому руку.
— Надеюсь, я не должен поздравлять тебя, Том, сообщение о помолвке разрушило бы все надежды.
— Если будут какие-нибудь новости, я постараюсь, чтобы ты узнал о них первым, — ответил Том, пытаясь говорить весело.
— Пока нет ничего официального, старина, не мешай другим, пусть будет честное соперничество.
Капитан Хемп затрясся в беззвучном смехе, а потом со свистом втянул в себя воздух, обнажив мелкие, острые зубы. Его длинная физиономия со вздернутым носом была покрыта загаром, веснушками и прыщами. Жизнь его в основном проходила вне дома, в седле, и поэтому он не боялся яростного африканского климата. Веки его всегда были воспалены, но глаза зорки, как у орла-стервятника, и он великолепно стрелял из любого оружия.
— Пойдем, Атер, не надо объявлять войну, — сказал капитан Эльтон.
— Войну без медалей, — добавил Хемп. Он похлопал Тома по груди. У обоих офицеров мундиры были украшены миниатюрными медалями времен бурской войны и восстания в Матабелеленде, а у Клайва Эльтона был, кроме того, нагрудный знак добровольца — над этим орденом всегда подшучивали, но Клайв относился к нему серьезно. У Тома ленточек не было, и он знал, что хочет сказать Атер. В Конистонской академии Мэтью Хемпа Атер был помощником учителя, а Эльтон старостой, и они вместе выработали целую систему утонченных пыток и оскорблений для младших школьников. Том ясно, до боли ясно помнил эти дни. Он видел, что люди, стоявшие сейчас перед ним в блестящих мундирах, ничуть не изменились. Они так и не возмужали, и в них навсегда останется что-то незрелое, ущербное и уродливое.
Том вышел из зала и направился в гостиную, где за партией виста сидела миссис Бошофф, в чьем доме остановилась Линда и которая привела ее сегодня на бал. Это была седовласая, хорошо одетая дама, которую вполне можно было принять за англичанку, если бы не ее мягкий, приятный голландский акцент. Она протянула ему украшенную кольцами руку.
— Вы знаете, кто это? — спросила она своих пожилых партнеров.
Те любезно поздоровались с юношей.
— О, я вижу, вы не знаете. Должна вам сказать — и совсем не потому, что он мой любимец, и не потому, что я слышала о нем от бабушки Линды, а потому, что это так и есть, — он лучше всех здесь присутствующих, это настоящий бриллиант среди камней.
— Счастлив тот, кто находит бриллиант, — заметил один из игроков.
