ее тело странной, но приятной дрожью. Он приказал выпороть одного из своих солдат за то, что извечно считалось привилегией солдата, — за грабеж. Как ему удалось сделать это, если его собственные командиры считали, что он не прав? В душе она догадывалась: он говорил с ними тем спокойным, низким голосом, в котором таилась скрытая сила, сила характера, не имевшая ничего общего с его официальным положением. Она могла представить себе его глаза, внезапно становившиеся колючими, как осколки голубого камня. Вот таким она и любила его больше всего.
Глава XVI
КАК ВСТРЕЧАЮТ ГЕРОЯ
Когда они, свернув с дороги, остановились возле темного коттеджа, Линда вспомнила, что Мбазо в поселке и что в доме нет никого из слуг.
— Бедный Гаспар, — сказал Том. — Если он встретит Мбазо, он тут же объявит военную тревогу.
Дверь была не заперта. Они вошли и зажгли свет в комнатах. Мбазо приготовил все в доме так, как было, когда Том жил там один: рабочие башмаки Тома были начищены и ждали его, а матрац, на котором спала собака, разостлан в углу кухни. Линда сняла неуклюжие сапоги и краги и неслышно ступала в шерстяных носках по щербатым плитам каменного пола кухни. Разжигая огонь в плите и занимаясь приготовлением еды, она была счастлива, счастлива потому, что Том предоставил ее себе самой и не делал больше никаких замечаний насчет ее мундира, который постоянно напоминал ей о своем существовании, ибо грубая ткань немилосердно натирала ей шею и руки.
Они уже сидели за столом, когда в комнату ворвался рыжий сеттер. Он скулил и лаял одновременно и неистово носился вокруг стола. Он бил хвостом по мебели и царапал когтями пол. Том поднялся и стал ласкать его. Пес застонал, как человек. Потом, повизгивая и подняв вопрошающий взгляд, он положил голову на колени Тома, и радостная дрожь пробежала у него по спине к кончику хвоста.
— Вот как встречают героя, — сказала Линда.
Том засмеялся, поглаживая собаку по голове.
— Многие герои получат гораздо больше, чем заслуживают. И все-таки очень приятно видеть, как чуть с ума не сошел от радости старина Быстрый. Он, должно быть, учуял меня из Раштон Грейнджа. Неужели от меня так сильно пахнет?
— С тех пор как ты уехал, Том, он ежедневно бегал по поселку и все искал тебя.
Они вышли на открытую веранду. Воздух был неподвижен, пахло соснами и эвкалиптами, как будто лето нагрузило их слишком большим запасом смолы и они выдыхали ее в осеннюю ночь. Он обнял ее, чувствуя тугую округлость ее груди. Целуя ее, он вдыхал аромат ее дыхания, слабого и нежного, как белые лесные ирисы, растущие в ущельях. Том стоял в выбеленном углу веранды, а она сняла с себя мундир кавалерийского полка Ройстона и бросила его на каменные ступени, где он и пропитывался предрассветной росой.
Паника прекратилась. На следующее утро в легкой двухместной коляске они проезжали мимо запряженных волами фургонов, повозок и двуколок, возвращавшихся на фермы. Лошадьми и волами правили то пожилые фермеры, то молодые кавалеристы, которые прибыли накануне по демобилизации, но еще не успели снять свою форму, то кучера-зулусы — эти шагали рядом с повозкой в своих набедренных повязках и с длинными бамбуковыми кнутами на плече. В фургонах сидели черные няньки, чьи обязанности заключались в присмотре за белыми детьми. На одной повозке девушка-зулуска в вылинявшем синем платье и белом переднике держала на руках спящего золотоволосого ребенка лет двух.
Дорога была узка, и встречные останавливались, пропуская Тома и Линду. Мужчины отпускали шутки по адресу майора Гаспара — они называли его Джеком Исчадием Ада. Их, казалось, охватил безудержный оптимизм, и некоторые даже клялись, что Джек Исчадие Ада сам придумал восстание зулусов, чтобы заработать медаль. Возле проволочных заграждений они встретили Эмму Мимприсс. Она сидела в ландо одна, а лошадьми правил Мбазо. Она приветливо поздоровалась с ними, но Том заметил выражение жадного любопытстве, на ее лице.
— Увидимся позднее, Эмма, — сказал Том.
Беспокойный взгляд ее карих глаз метнулся к мешкам, сложенным в ящике для багажа.
— Пожалуйста, приезжайте к завтраку, — сказала она, улыбаясь. — Будет только наша семья, больше никого.
— Теперь наша очередь пригласить тебя, Эмма.
— Чудесно. Жду приглашения.
Линда не отрывала глаз от пыльной улицы, заваленной невообразимым хламом и перерезанной в дальнем конце еще одним проволочным заграждением.
Том обратился к Мбазо по-зулусски — его родственница не знала этого языка:
— Когда закончишь дела в большом доме, бери лошадь и поскорее возвращайся сюда. Найдешь меня в магистрате.
— Я приеду.
— До свиданья, Эмма.
— Au revoir, — ответила она, кивнув головой, и добавила: — Дорогие дети.
В магистрате, который помещался в задней комнате полицейского участка, они застали клерка из Питермарицбурга; он временно исполнял обязанности судьи и теперь был совершенно подавлен сложностью вставшей перед ним задачи — зарегистрировать брак по особому разрешению, да еще без предварительного заявления, да еще по требованию человека, принадлежащего к столь известной фамилии. Его беспокоило и отсутствие свидетелей, но наконец вместе с Мбазо появился Тимми Малкэй, и Тимми пошел на почту, чтобы привести связиста Ферфилда. Оба вскоре вернулись с букетом красных и белых роз, которые нарвали в саду военного врача. Линда расцеловала Томми в обе щеки, и он на секунду испугался, что она вот-вот заплачет, но она была слишком счастлива, чтобы плакать. Она смотрела на Тома из-за букета; глаза ее, казалось, были напоены светом, а щеки пылали. В ожидании официальной процедуры они написали письма Оуме, оому Стоффелю и мистеру Эрскину. Линде было грустно оттого, что рядом нет Оумы, но ведь той непременно захотелось бы устроить пышное празднество, на которое съехались бы сотни друзей со всей округи, с обильными яствами, с персиковым и вишневым ликерами, домашними наливками, бесконечными увеселениями, шутками, танцами и так далее, и все это длилось бы целую ночь. Пожалуй, даже лучше, что старуха не увидит столь скромной церемонии, которая ее, конечно, разочаровала бы. Линда писала:
«Я бесконечно счастлива, любимая моя Оума. Я не могу себе представить, что сердце женщины может быть исполнено большего восторга, чем нынче мое. Я не заслужила такого счастья. Я расскажу тебе все подробно, когда вернусь из Берга. Да хранит бог тебя и дорогого оома Стоффеля в добром здоровье и благополучии»…
Временный судья кое-как довел до конца церемонию гражданского брака, пожал им обоим руки и сказал:
— Желаю вам счастья… Желаю вам счастья.
На этом все закончилось, и они вышли на залитую утренним солнцем улицу. Том сказал своим солдатам, где его разыскать, если что-нибудь случится.
— Ничего не случится, — возразил Тимми. — Мы постараемся вас не беспокоить… хотя бы с месяц.
Мбазо послали вперед привести в порядок горный домик, развести огонь и выковырять осиные гнезда. Он поднял руку, приветствуя Тома по всем правилам: «Том-хранитель дороги, Тот, Перед Кем Отступает Преступник». Линду он назвал: «Инкосазана!»[22], тем самым признавая в ней жену своего господина.
