'Вот гады! - с трудом сохраняя внешнюю невозмутимость, простонал фантош. - Быстро соображают. Сейчас эта влюблённая идиотка бросится меня пытать. И, боюсь, в прямом смысле этого слова!'
- Возможно, вы правы… - протянула Геда и замолчала.
Оникс очень надеялся, что федералы постараются надавить на ликанку, и та, в силу своего воспитания и подросткового возраста, заартачится, но Йоль и Най не допустили ошибки. Эльф лишь подмигнул девушке и занялся порталом, а гном, поправив безнадёжно испорченную в битве с ленточками шляпу, дружелюбно заявил:
- Вы просто подумайте об этом, леди Теригорн. Понимание, оно в отношениях главнее всего, я так полагаю. А вам ещё долго быть вместе.
- Надеюсь, - рваным шёпотом выдохнула Геда.
'Не пронесло'. Фантош непроизвольно сжал кулаки. Он отлично помнил, как его пытался расспросить о Геббинате Дигнар. Судя по всему, через этот ад прошли все фантоши наследника. Очень уж хотелось ему приоткрыть завесу тайны. Боль была такой же жуткой, как во время 'очистительных сеансов' Кальсома. Она терзала внутренности, выворачивала суставы, заполняла собой каждую клеточку тела. И фантош кричал так, словно его сантиметр за сантиметром опускали в котёл с кипящим маслом, а, сорвав голос, просто хрипел, чувствуя, как медленно и неотвратимо сходит с ума… Впрочем, Дигнар оказался милосерднее Кальсома. Пытка продлилась всего несколько минут. Стоило Ониксу заорать и забиться в судорогах, наследник отступил: без тайн Ордена он мог обойтись, а без новой, эксклюзивной игрушки - нет.
'Ненавижу вас. Всех! Ну, давай, задавай свои вопросы! - Ожидание боли становилось невыносимым. - Ещё немного, и у меня случится банальная истерика!' А ведь фантош уже и забыл, что когда-то был ранимым и впечатлительным. В Геббинате его отучили мечтать, радоваться и сожалеть о чём-либо. По крайней мере, Кальсом, его прихвостни да и сам Оникс так думали. Но оказалось, эльф сохранил не только память о прошлой жизни. Где-то внутри прятались островки эмоций, не замеченные жестоким мастером. 'Значит ли это, что я всё ещё могу считать себя эльфом? Нет! Не думать об этом! Никто в здравом уме не примет меня обратно!..' Оникс глубоко вздохнул и пригляделся к Гедерике, а та, словно продолжая издеваться, хмурилась и молчала.
Федералы не вмешивались. Йоль что-то шептал над портальными камнями, видимо, определяя нужное направление, а Най методично листал какую-то замусоленную книжонку. Стоял гном полубоком, и текста фантош не видел, обложка же выглядела серо и непримечательно - грубый кусок кожи и ни единой буквы.
- Слушай, Оникс, а как ты оказался в Тирате?
Гедерика наконец выбрала наиболее нейтральный и безопасный, по её мнению, вопрос и ошеломлённо застыла, ибо стоило ей замолчать, фантош забился в припадке. С губ сорвался судорожный то ли всхлип, то ли стон, а потом он рухнул как подкошенный и стал скрести дрожащими пальцами землю. Геда растерянно хлопала ресницами: связь отчётливо вещала, что с Ониксом всё в порядке. 'Но зачем ему притворяться? Он такой гордый, и не стал бы валяться в пыли на глазах у всех. Если только…'
Опомнившись, девушка упала на колени рядом с возлюбленным:
- Это из-за меня, да? Потому что я спросила?
Оникс ответил бы, но предыдущий вопрос ещё довлел над ним. Горло будто суровая рука Кальсома сжимала, а в голове билось: 'Ответь! Хамир ждёт, ты должен ответить, фантош!' Воздуха катастрофически не хватало, боль заслонила собой весь мир. Сознание уплывало. 'Я не могу сдохнуть сейчас! Рано!' - взвыл фантош и, балансируя на краю небытия, беззвучно зашептал:
- Таар… Лине… Каен… Дале… Саан… Шуам…
Его личная, спасительная мантра. Фантош чувствовал, как трясётся тело, теряя остатки жизненной силы, как сжимаются и разжимаются пальцы, вороша сухой чёрный пепел.
- Таар… Лине… Каен… Дале… Саан… Шуам… - повторял и повторял Оникс, отдавшись ласковым волнам забвения и меланхолии надёжно похороненных картин.
Раннее утро. В окошко, сквозь крохотную щель между гардинами, пробивается золотой лучик. Робко скользит по пушистому зелёному ковру и останавливается перед неровным строем искусно вырезанных деревянных сильфов: каждая чёрточка дышит жизнью. Игрушки дорогие, но родители никогда не скупились. Единственный сын, надежда рода. У него должно быть всё самое лучшее. И, главное, счастливая улыбка - мерило благополучия малыша. Жизнь эльфа длинна и порой полна трудностей, поэтому детство его обязательно должно быть счастливым. Эльфёнка любят и учат любить - родичей, себя, окружающий мир. И душа раскрывается, и становится ясно, какой талант она в себе несёт. А только потом, после первого совершеннолетия, юный эльф начинает усердно развивать свой дар и учиться в поте лица, чтобы стать достойным членом рода…
Игривый ветерок толкнул тяжёлую гардину, и солнечный храбрец скользнул вперёд, миновал строй сильфов и замер на палубе величественного корабля с тончайшими серебристыми парусами. Их сшила мама. А вернее, сотворила из тончайших ниточек шёлка и клейкой пыльцы таори - прекраснейшего на свете цветка. Таори растут во владениях первородных, и никогда за их пределами, ибо, как говорится в преданиях, эти цветы чувствуют души эльфов и купаются в их свете. Солнечный лучик погладил дощечки из красного дерева, устилающие палубу, но тут ветер качнул гардину сильнее и, точно набравшись смелости, луч прыгнул на кровать, с которой лениво наблюдал за его путешествием юный эльф с большими выразительными глазами и копной растрёпанных со сна волос. Эльфёнок откатился в сторону, предоставив в распоряжение лучика подушку - прыгай не хочу! - и растерянно уставился на красивую белокурую эльфийку. Мама. Он и не услышал, как она вошла.
- Проснулся, милый?
Нежный родной голос яростно хлещет по нервам.
'Нет! Не надо! Это не я! Тот глупый ребёнок умер. Его больше нет и никогда и не было!..'
- Тиар… Лине… Каен… Дале… Саан… Шуам…
Комната рассыпается миллионами стеклянных брызг, и глазам предстаёт огромная ровно стриженная лужайка. Стройный темноволосый эльф держит под уздцы молодого тонконогого жеребца редкой эштенской породы. Умное, покладистое животное. Белоснежная грива, янтарно-жёлтая шкура. Круглые, абсолютно чёрные глаза внимательно наблюдают за эльфом-подростком. Им не один год предстоит провести вместе - расти, притираться друг к другу. Эштенцы живут долго, почти столько же, сколько эльфы. Они идеальные спутники, чуткие, понятливые, верные.
'И умирают, защищая хозяина!'
- Тиар… Лине… Каен… Дале… Саан… Шуам…
Лужайку смывают струи проливного дождя… Поле. Колосится пшеница. Близится время, когда жнецы начнут собирать урожай. Но сейчас в округе нет никого, только по накатанной дороге шестеро эльфят резво скачут на своих молодых эштенцах. У того, что впереди, в руках свиток, старый, с потрёпанными краями. Это карта, купленная на ярмарке у заезжего торговца. На ней отмечено секретное место, где в день летнего солнцестояния появляется артефакт эльфийского короля Зимиэля. Прославленный король понимал язык животных и птиц, мог один справиться с целым полком воинственных сильфов, умел исцелять, даже смертельно больных. Перед кончиной, как гласят легенды, он заключил свою чудесную магическую силу в камень самоцветный и спрятал в тайном месте.
И вот шестеро эльфят, очарованные чудесной легендой, отправились на поиски великой силы Зимиэля, надеясь стать героями, о которых сложат былины. Они тщательно подготовились к побегу, извернулись так, что никто из наставников не узнал об отлучке. Не зря считались лучшими учениками. Затемно выбравшись из города, помчались к заветной цели и на полном скаку влетели в коварную ловушку. Раз, и нет пшеничного поля, каменная пустыня до самого горизонта. Чахлая трава, низкорослые щуплые кустики, серые и больные. Маги в чёрных струящихся балахонах. А дальше - крики, боль, кровь. Мёртвые эштенцы, связанные по рукам и ногам подростки. И довольные смешки захватчиков.
- Таар… Лине… Каен… Дале… Саан… Шуам…
'Они мертвы. Жива только месть!..'
- Оникс! - Гедерика схватила возлюбленного за руку. - Ты слышишь меня, Оникс?! Очнись!
Но травянисто-зелёные глаза были пусты, смотрели на девушку и не видели её. Губы фантоша
