я выехал в управу. В проходной предъявил повестку и попал в знакомую дежурку с портретами Беломундирного Уса и Козлобородого Феликса. Дежурный почему-то знал обо мне и велел ждать. Через некоторое время боковая дверь за стенкой дежурного отворилась, и из нее вышел мой начальник уже в погонах майора. Он внимательно осмотрел меня, велел пройти в кабинет и ждать. Явился капитан-майор с пачкой каких-то бумаг в руках и, не обращая на меня внимания, начал быстро шелестеть ими, читая. Затем, сложив бумаги в стопку, сказал: “Видишь, какая куча написана на тебя армией?! Ну, говори, художник, худо, и дождь идет, что там произошло, только подробно, как на духу. Учти, что я все и обо всем знаю с двух сторон: со стороны школы и со стороны полковника. Теперь расскажи с третьей — своей стороны”. Я рассказал ему, как Дракон почти с первых дней моего пребывания в школе опускал меня перед классом, постепенно усиливая оскорбиловку, как он измывался над всем пацаньем, как дрочил меня, голодного, жратвой, требуя шестерить на него. Рассказал, как все ненавидят его и боятся иметь с ним дело, даже впал в темперамент и стал ругать Драконца подлючкой, саловоном.
Вдруг мой наставник вдарил майорским кулачищем по столу, рявкнув на меня: “Садись!”. Я сел против него на стул. “Теперь говори, скачек-майданник, что ты сделал с ним, как ты его уронил?” Я молчал. “Не мог же он сам от тебя отлететь?! Чего молчишь?! Говори!” — “Да ничего особенного…” — “Как так ничего особенного? Ты же ему шарабан сотряс! Его лекари выправляли, и — ничего особенного! Ну! Чем ты хитрым его долбанул?” И, перегнувшись ко мне через стол, глядя на меня в упор, медленно, по слогам озвучил: “Что — локоть?”. — “Да”, — сказал я. “Молодец! — вдруг неожиданно крикнул майор, больно хлопнув меня по плечу. — Я так и думал. Другого и быть не могло. Ты, значит, обучен…”
P.S. В те послевоенные годы победившая армия и армейцы, естественно, были популярны у народа, и, иной раз, позволяли себе лишнюю свободу, что Ведомству категорически не нравилось. Существовала даже некая вражда между ними. Ведомство старалось прибрать к рукам распустившихся в войну армейцев. Это-то обстоятельство и спасло меня от выгона из СХШ. В данном случае я выступил в качестве воспитанника Лаврентия Павловича Берии, причем успешного воспитанника, которым можно было гордиться, коли сам поступил в такую знатную, единственную в Питере школу. Поэтому всесильное заведение моего майора не отдало меня танковым войскам на растерзание. А сын танкиста Дракоша сотрясся на скользкой металлической лестнице сам. Как видите, все-таки виновата старая академическая лестница, по которой поднимались и спускались многие поколения русских художников, стерев с ее ступеней нанесенную когда- то специальную насечку.
Вот таким неожиданным образом впервые в жизни я был защищен карающим Ведомством, которое, думаю, сильно достал танковый полковник.
* Египетская дева — цыганка (блатн.).
** Датель — богатый клиент публичного дома.
** Ждановская набережная названа по реке Ждановке. Здесь в XVIII веке купцы Ждановы имели мануфактуру и склады.
**** Кур — петух (польск.).
***** Кошмар-Дыра — Йошкар-Ола, зековское название столицы лагерного края.
