вел!
До понедельника я не вспоминал о том, что меня ждет представление семье, и так бы и забыл об этом, но слухи у нас распространяются быстро, и не было ни одного человека, который бы мне не позавидовал. Кроме Митьки, конечно, но он, к счастью, прекратил истерить, стал холоден и меланхоличен. За день я успел получить от друзей, напуганных его состоянием, кучу советов, как себя вести, больше всего старалась Оксана, а Сергей ей поддакивал. Выгнать их всех за дверь мне удалось только в шесть часов, заявив, что пора собираться. Минут десять приходил в себя, совместив релаксацию с душем. С такими друзьями и врагов не надо, пугали, как могли. Я что, по их мнению, не умею себя в обществе вести? Ем руками, сморкаюсь в скатерть? Такое ощущения, что я их близлежащей пещеры только что выбрался, и меня пригласили не на семейное сборище, а на королевский прием. Единственной, кто пожелал мне хорошо провести время, оказалась Рада, которую я бы с большим удовольствием взял с собой, но я не враг себе? Нас там же на месте и поженят, маловероятно, что все мои родственники такие же понимающие, как мама.
Митька вломился ко мне в спальню без двадцати минут семь, с воплем, что если он из-за меня опоздает, то и оправдываться перед Ягой придется мне. Никогда не замечал за бабушкой фанатичной пунктуальности, поэтому пообещал ему извиниться перед ней в любом случае. У ворот нас ждало такси, но остальные родственники, с которыми мне уже не терпелось познакомиться, уехали раньше нас.
- Не волнуйся, еще увидишься - мрачно пообещал Митя, устраиваясь рядом с водителем. - Там будут все.
Машина мягко качнулась на рессорах, и совершенно бесшумно поехала по склону вниз. Яга просила явиться к семи, так что время у нас есть. Деревья, здания и люди проносились мимо однообразными размытыми фигурами, следить за дорогой не представлялось возможным. Поэтому я был несколько удивлен, когда мы въехали на проспект, где на обочинах стояли аккуратные, респектабельные дома, по одному виду которых можно судить о состоятельности их жильцов. Оказалось, что бабушка, хоть и переехала несколько лет назад в лес, свое поместье в центре Егошихи не продала и до сих пор продолжает использовать. Избушка при всем ее желании не сможет вместить всех родственников, в то время как здесь, мы с горем пополам, но размещаемся. Я вылез из автомобиля, и замер в восхищении, забыв закрыть дверь и рот. Мы остановились напротив двухэтажного на первый взгляд дома, выделяющегося на фоне остальных ярко-красными стенами, белыми наличниками. Килевидный фронтон, украшенный деревянными фигурами животных, возносился над балконами - белые перила, черные балясины, красные же площадки. В стороны расходятся два одноэтажных крыла, на левом - четыре окна, резных, расписных, узорчатых, на правом - два, но он построен углом, а что за поворотом, с места, на котором я стоял, увидеть я не мог.
У открытой калитки нас встречал старый пес, он доверчиво ткнулся тяжелой головой Митьке в ноги, задумчиво глянул на меня, словно размышляя, облаять или не стоит, так проживу. Рыкнул для порядка, шумно втянул воздух, но все же ушел с дороги, пропуская.
- Мама приехала, - нарушил молчание кузен, кивнув в сторону припаркованный неподалеку автомобиль и натянув на лицо улыбку. - Теперь придется терпеть ее до самого окончания вечера. - Если верить его рассказам, то его мама более похожа на Ягу, чем моя, одним словом - тиран и деспот.
Мы поднялись на первый этаж (расположенный на уровне второго!) и оказались в прихожей, большую часть ее занимал огромный шкаф, сбоку притулилась скамеечка, а напротив Яга приказала повесить зеркало. Я скинул куртку и полез в шкаф, но Митька не дал мне и двери открыть, испугался, что потеряюсь среди стройного ряда медвежьих шуб и шапок. Он уложил все на лавку и подтолкнул меня в сторону одной из трех дверей, ведущих в комнату. Нас никто не встречал, но мы и сами прекрасно справлялись, уверенно шли вперед, пока совершенно неожиданно для меня не оказались в зале, заполненной людьми. Не успел я оглянуться, как Митрофан исчез, уведенный высокой женщиной в платье начала XIX века. Судя по тому, как он трепыхался - это была его мама.
Меня, к счастью, заметили не сразу, поэтому я имел возможность со стороны понаблюдать за своей семьей. Крайне разношерстная и шумная толпа, яркая и индивидуальная. Они смеялись, подкалывали друг друга, с первого взгляда заметно, что все здесь знают всех, и хозяйке нет необходимости сновать между ними, развлекая какого-нибудь заскучавшего гостя. Ее, кстати, и не наблюдалось поблизости, что странно, при ее-то не любви к опозданиям. Или, короли не опаздывают, короли задерживаются?!
- Яга действительно нарушает веками установленные традиции, - нарушил мое уединение Кощей.
'Значит, все-таки родственник', - мысль мелькнула и исчезла, напуганная маниакальным блеском глаз директора. Он же резко отшатнулся, едва не упав, мне пришлось подставлять ему плечо, чтобы предотвратить это. Несколько секунд он молчал, стараясь выровнять дыхание, потом неожиданно рассмеялся:
- Жестокость у тебя в крови, да, мальчик?
- Оставь ребенка в покое! - такой Ягу мне еще не приходилось видеть. Она никогда не сдерживала своих эмоций, кричала, смеялась - все делала громко, на людях. Сейчас же создавалось впечатление, что она заперла себя на замок, держалась крайне напряженно, недоверчиво глядя на своего любовника.
- Интересно, кто ставил тебе защиту? - словно не замечая ее, продолжал он. - Точно не сам, это очевидно.
Кощей рассматривал меня так, будто впервые видел. Прищурив левый глаз, он задумчиво пощелкал языком и пообещал подумать над этим. Затем улыбнулся, взлохматил мне волосы и, подхватив бабушку под локоток, повел вглубь зала:
- Пора открывать вечер, дорогая.
Жестом подозвав к себе одного из слуг, я приказала ему открывать столовую и приглашать гостей к столу. Чернобог улыбался, продолжая крепко удерживать меня за руку. Мне с трудом удавалось удерживать улыбку на губах, отвечая на обеспокоенные взгляды детей и внуков. Да, мало кто из них знал моего мужа в лицо, но о его близком родстве с директором ЛиМиНа, знали все. За множество лет я ни разу не приглашала Кощея на семейные праздники, чести побывать на них удостаивались лишь те из моих родственников, кто был родным мне по крови, а не по закону. К сожалению, Чернобогу я не указ. Не буду врать, когда он ввалился в мой дом, заявив, что ему скучно, и он не прочь принять участие в 'домашнем суаре', я была в ярости, но постаралась не подать виду. Ну-ну, милый, попробуй, пообщайся с родственниками, которые только и мечтают о том, как бы побыстрее отсюда сбежать. Посмотрю, что получится, со стороны понаблюдаю за тем, как ты справишься с этой сворой детишек.
Дети нервничали, удивленные таким показным несоблюдением традиций. Я заняла место по правую руку от мужа, предоставив ему руководить ими. У меня каждое слово и движение отработано годами, что будешь делать ты с теми, кого твое имя разве что удивит, но ни в коем разе не напугает?! Пора начинать спектакль для одного зрителя:
- Дорогие мои, сегодня нас почтили своим присутствием два члена семьи, долгое время избегающие наших семейных посиделок. И если с Дмитрием вы все заочно знакомы, то второго гостя, думаю, надо представить. Мой муж, Чернобог, - специально опустив стандартное 'прошу любить и жаловать', я осторожно присела на стул, замерев, в ожидании реакции.
Если их не знать, то может показаться, что ее не последовало. Но мне, неожиданно ворвавшаяся в столовую тишина, говорила многое - шок, недоверие, непонимание. Все то, чего я не могла прочесть на лицах и в глазах детей, с молоком матери впитавших, что в свое личное пространство лучше никого не пускать, я чувствовала в этой противоестественной для моего дома тишине. Я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, наслаждаясь ею. Ничто, ни речь Чернобога, ни нудные стенания Надьи над ухом не могли меня отвлечь от звучавших в ней чувств, сплетающихся в одно целое и единственное - унижение. Его унижение. Испугайся хоть один из детей, и они бы звучали по другому, но я всегда знала, как нужно воспитывать людей. Как там они, кстати, говорят? 'Что посеешь, то и пожнешь'? Пришла пора собирать плоды.
С богом Смерти за одним столом. Ничего веселого или интересного в этом не было. Что бы потом не утверждал Митрофан, все пребывали в недоумении, пристально, не стесняясь, разглядывали мужа бабушки. Родственником по крови, насколько известно, он не приходится никому, Яга сбежала от него вскоре после
