Фанаты бизнеса. Истории о тех, кто строит наше будущее

жадный, но представление о бизнесе было для меня очень своеобразным.

Он мне говорит: а что надо?

– Я не могу к тебе нанять 50 разработчиков, мы бы делали существенно больше денег. Я компанию хочу сделать, кооператив.

Он говорит: слушай, вышло решение о совместных предприятиях. Давай сделаем совместное предприятие!

Я сказал, что ничего в этом не понимаю.

Финал этого диалога не поддается никакому разумному объяснению: Ганс «пошел в правительство, договорился за пять минут. В результате он сделал совместное предприятие с ГКНТ СССР – это было первое СП по компьютерам, – смеется Анатолий. – Почти одновременно появились “Диалог”, “Интерквадро” и “Интермикро”. “Интермикро” – это был я»[141]. Сказано – сделано. Но проблем меньше не стало. Карачинский не рассказал о том, как они, проблемы, нарастали, как снежный ком, зато Лев Вайнберг, которого он знавал и уважал, поведал об этом сочно и выразительно.

Глосса Вайнберга о совместном предприятии

На 16:00 меня в числе пяти генеральных директоров новоиспеченных СП вызвали на заседание Совета Министров – видимо, посмотреть, что это такое и кто мы такие. Я тогда впервые попал в Кремль. И сразу как пришел, написал записку Рыжкову (председатель СМ СССР. – А.К.): мол, Николай Иванович, у меня сегодня банкет в 5 часов в «Праге», прошу дать возможность выступить первым и уйти. Так и случилось, я рассказал про «Интерквадро», а потом он спрашивает: «Откуда ты такой шустрый, кем был до этого?» Я отвечаю, что был «булыжником», потому что, как считает мой шеф Юрий Алексеевич Рыжов, «старших научных сотрудников у него в МАИ столько, что ими можно устилать дно Москвы-реки». Николай Иванович это запомнил, так что до сих пор, когда мы встречаемся, говорит: «Ну, булыжник, здравствуй».

МАИ, как основной учредитель, выделил СП полуразвалившийся барак, а также оплатил банкет в «Праге». Французская фирма внесла в качестве взноса несколько компьютеров и кое-какое ПО. Конечно, всем первым сотрудникам установили зарплаты, минимум в 5 раз превышающие зарплаты в обычных советских конторах. Но денег не было.

…Спустя два месяца после его регистрации из райкома партии пришла разнарядка: выделить 10 человек «на овощную базу». Вайнберг составил список, включив в него живших в Москве иностранцев, сотрудников французской и итальянской фирм – партнеров «Интерквадро», вместе с женами. Поездка «на базу», к счастью, отменилась, но в райкоме КПСС его потом сильно ругали, хотя он и не был членом партии. Когда в СП появился первый копировальный аппарат, пришел милиционер: «Где разрешение на этот аппарат? Почему он стоит не в отдельном помещении? Должна быть железная дверь…» (Таковы были требования во времена СССР. – Ред.). Пришлось объясняться: мол, аппарат не наш, а французской фирмы, они иногда дают его на время[142].

В совместном предприятии Карачинский опять заартачился (вспомним институт, где он не хотел учить глупые предметы) и выдвинул свои условия: «Я сказал: не хочу заниматься администрацией, хочу заниматься тем, что мне интересно». И вновь все произошло как в сказке: «Все исполнили, я набрал огромное количество разработчиков, мы очень быстро начали, интересные вещи стали делать. Все это опять было очень похоже [на то], как мы это делали не за государственный счет, но за счет клиентов. Очень быстро хорошая компания появилась». Уточню: хорошая компания появилась не только потому, что там были выдающиеся разработчики: «Не было ничего на рынке. Не было никакой конкуренции. Все, что делали, с руками и ногами отрывалось».

Яркий пример того, что значит «все отрывалось», приводит Петр Зрелов, которого также хорошо знает Карачинский: «Рынок был абсолютно свободен, налогового пресса не существовало, не возникало проблем с таможней, транспортные услуги стоили недорого. Тогда все было дешево, кроме компьютеров». По его словам, уже в первый год работы «Диалог» получил доход в 120 млн рублей. Для сравнения: все громадное объединение КамАЗ за это же время получило 400 млн рублей[143] .

В годы перестройки появились не только новые формы организации бизнеса, но и новые СМИ, в частности журнал «Бурда Моден». «Он и стал нашим первым клиентом – мы сделали для них редакционно- издательскую систему на русском языке, – рассказал Анатолий в одном из интервью. – Большая часть шрифтов, которыми сейчас пользуются в нашей стране, разработана тогда нами, на наши деньги», – говорит Карачинский. В одном из интервью, где он назвал себя «дедушкой российского издательского бизнеса», это отражено полнее. «Я думаю, что 90 % газет и журналов начинали на наших программах, – сказал он, – верхом для нас был “Коммерсантъ”, с которым мы работали несколько лет». Однажды по поводу цены они торговались с Борисом Каськовым (который был совладельцем «Коммерсанта») четверо суток. «“Коммерсант” тогда хотел все купить дешевле себестоимости», – вспоминает Карачинский. Вот и объяснение невероятной популярности Карачинского: он вовремя попал в поле зрения деловой прессы. Кстати, после тех затяжных переговоров с Каськовым они подружились [144].

«Пять лет мы занимались сначала полиграфией, затем издательскими системами, – вспоминает Анатолий. – Причем для себя не зарабатывали ничего, все вкладывали в развитие компании». Вот тут-то и назревал конфликт интересов между владельцами и разработчиками. «Чиновники со стороны советской власти считали, что деньги, которые мы зарабатывали, нужно тратить на то, чтобы их возить за границу на совет директоров, где они гуляли, – объясняет он свою позицию. – Я считал, что все деньги, которые мы зарабатывали, нужно тратить на развитие, на разработки. Нормальный конфликт был, не антагонистический. Мы периодически спорили, я их убеждал, что если не забирать эту прибыль, а вложить ее сюда, то дальше будет больше. На это они велись. И так все это шло». Шло на самом деле неплохо, по советским меркам: по крайней мере, машинами сотрудники компании обеспечивались полностью: «в компании работало 120 человек, и у всех были автомобили – 70 служебных автомобилей. У нас АвтоВАЗ был клиент, и мы машины меняли: компьютер стоил 48 тысяч рублей, а “Жигули” они нам продавали по 18 тысяч, причем мы брали “четверки” в экспортном исполнении, которые они якобы для Бельгии делали».

Глосса о «натуральном хозяйстве»

…Мы прикупили дом отдыха, еще что-то, гаражи свои, столовые свои, какое-то сельскохозяйственное производство. Поликлинику свою купили. Я это называю «натуральное» хозяйство. Ничего же не было, конец 80-х. Мы первыми договорились, чтобы платили в валюте – договорились с зампредом в Кабмине (Совет Министров СССР. – А.К.), и подписали. Мы начисляли зарплату в валюте, а они не могли взять в валюте и заказывали по каталогу. Люди жили просто припеваючи, у всех были машины, служебные причем. Все заказывали телевизоры, холодильники, одежду, все что хочешь. Вот такое счастье было! Огромная компания, самая большая в стране. И мы точно понимали, куда мы идем. Если бы не эти акционеры, которые меня все время доставали, чтобы деньги оттуда вытащить! А я с ними боролся.

«Думаю, все тянулось бы долго, если бы не случился 91-й год», – объяснил очередной шаг карьеры Анатолий. Тот год действительно «случился» для России: откололись окончательно братские советские республики, горбачевские байки порядком поднадоели, как залежавшиеся сладости после Нового года, и лебединая классика августа, – по всем эфирам гнали классические произведения, лучше бы уж советские пролетарские фильмы 30-х! – означала одно: радикальные перемены наступили. И фирме Карачинского надо было срочно решать, что делать. «Развалился Советский Союз, и эта доля в 60 % непонятно кому принадлежала. Началась борьба за то, кто эту долю по наследству получит, пошли серьезные конфликты между ним и российской частью. Я понял, что все это плохо кончится…»

Глосса о нуле

В 1991 году я увидел первые компании, которые меня сильно потрясли. Они быстро развивались, серьезно строили свой бизнес. А «Интермикро» мы строили согласно стереотипу нормальной совковой организации. Без жесткой внутренней структуры, зато с собственными детскими садами, поликлиникой. И я понял, что если компанию сейчас не начать перестраивать, то она умрет. Я захотел поменять структуру управления, но сразу столкнулся с тем, что учредители ничего не хотят менять. Зачем им? Деньги