сюда, пытаясь ослабить веревки.
Вероятно, теперь дело пойдет быстрее еще и потому, что у нее онемели плечи. Отсутствие боли должно ей помочь.
Она вкручивала… и дергала… вкручивала… и дергала… и изгибала спину… и тянулась…. и крутилась… и извивалась в обратном направлении…
И слетела с кровати.
И с грохотом приземлилась на пол. С невероятным грохотом. Она моргнула и начала ждать, что вот–вот щелкнет замок, молясь, чтобы изменения в ее путах были не очень заметны.
Но ничего не случилось.
Он ничего не услышал? Это просто невозможно. Оливия никогда не была грациозной, а уж со связанными руками и ногами превратилась в настоящую гусыню. Без сомнения, ее приземление никак нельзя назвать тихим.
Похоже, за дверью никого нет. Она считала, что ее похититель сидит там на стуле, но, по правде говоря, и сама не знала, почему думает именно так. Ее тюремщик и помыслить не мог, что ей удастся сбежать, и Оливия была совершенно уверена, что эта часть здания безлюдна. Все слышанные ею шаги всегда заканчивались немедленным появлением седовласого мужчины.
Она еще минуту лежала на полу у кровати и ждала, просто на случай, если кто–нибудь войдет. Потом поползла к выходу из комнаты, чтобы поглядеть в щель под дверью. Щель была узкая, меньше сантиметра, и видно в нее было немного – коридор освещался не лучше, чем комната. Но она подумала, что если там будут тени, она заметит их движение.
Никаких теней.
Итак, ее не сторожат. Это весьма полезная информация, хотя, принимая во внимание тот факт, что она до сих пор связана, не совсем ясно,
Чайник!
Волна восторга и неожиданной силы прокатилась по ее телу, и она буквально кувырнулась через голову, спеша добраться до чайного столика. Давай, давай, шевелись же…
Добралась. Так, теперь еще один вопрос, как ей разбить чайник? Его осколком можно будет перерезать веревки.
Огромным усилием Оливии удалось подтянуть под себя ноги. Она медленно поднялась, опираясь на кровать, мышцы ее буквально стонали от боли, пока она вставала. Минуту она приходила в себя, потом сделала шаг назад к столику и начала сгибать колени, пока ее руки не оказались на нужной высоте, чтобы схватить ручку чайника.
Ей необходим сильный бросок. Недостаточно просто уронить чайник на пол. Она оглядела комнату, собралась с силами. И начала крутиться.
Она вертелась, все быстрее и быстрее, и наконец…
Отпустила чайник.
Он с грохотом ударился об стену, и Оливия, испугавшись, что дверь вот–вот распахнется, прыгнула на кровать и легла на спину, хотя совершенно не представляла, как ей удастся объяснить, что чайник раскололся о дальнюю стену.
Никто не вошел.
Она затаила дыхание. Начала подниматься. Ее туфельки коснулись пола и вдруг…
Шаги. Быстро приближаются.
И голоса. Говорят по–русски. Звучат настойчиво. Сердито.
Они же не причинят ей вреда? Она слишком ценна. Принц Алексей даст за нее огромный выкуп, так?..
А что если принц сказал им «исчезла и ладно»? Он ведь уже не ухаживает за ней. И знает, что она предпочла Гарри. А вдруг он чувствует себя оскорбленным? И решит отомстить?
Она снова забралась на кровать и съежилась в уголке. Как славно было бы оказаться храброй и встретить все, что ее ожидает, презрительно улыбаясь и поправляя волосы, но она вовсе не Мария– Антуанетта[1], вся в белом идущая на эшафот и царственно просящая прощения у своего палача, которому случайно наступила на ногу.
Нет, она – Оливия Бевелсток, и ей вовсе не хочется умереть с честью. Ей вообще не хочется быть здесь, не хочется чувствовать, как щупальца отвратительного ужаса скручивают ей внутренности.
Кто–то начал ломиться в дверь – тяжело, ритмично, грубо.
Оливию начало трясти. Она свернулась в комочек, стараясь стать как можно меньше, спрятав голову между колен.
Дверь начала поддаваться.
Оливия молилась, чтобы воля не оставила ее.
А потом дверь рухнула внутрь.
Она завизжала, и этот звук словно разорвал ей глотку. Казалось, что кляп впился в язык, и что клубок сухого, обжигающего воздуха раздирает ей горло.
И тут кто–то произнес ее имя.
В комнате стало еще темнее из–за пыли, и она видела только, как к ней движется массивная мужская фигура.
– Леди Оливия, – голос мужчины был низким и хриплым. В нем явственно слышался акцент. – Вы ранены?
Владимир, огромный, молчаливый слуга принца Алексея. Неожиданно Оливия отчетливо увидела, как он набросился на руку Себастьяна Грея и стал ее крутить и… о Господи, если он смог сделать
– Позвольте мне вам помочь, – произнес он.
Он знает английский? С каких это пор он знает английский?!
– Леди Оливия? – повторил он, его низкий голос походил на рычание. Он вытащил нож, и она сжалась, но он всего лишь разрезал повязку, удерживающую кляп.
Она закашлялась и почти не слышала, как он снова закричал что–то по–русски.
Кто–то ответил, тоже по–русски, и она услышала шаги…. кто–то бежит… приближается…
– Оливия! – закричал он, подбегая к ней.
Владимир что–то ему сказал –
Тоже по–русски.
Она потрясенно смотрела на мужчин. Что происходит?
Почему Владимир говорит по–английски?
– Оливия, благодарение Богу! – воскликнул Гарри, и взял ее лицо в ладони. – Скажи мне, что ты цела. Пожалуйста, расскажи, что случилось?
Но она не могла двигаться, не могла даже думать. Когда он говорил по–русски, он становился совершенно другим человеком. У него был другой голос, у него менялось
Она отпрянула от его рук. Знает ли она этого человека? Знала ли она его когда–нибудь? Он говорил, что его отец алкоголик, что его вырастила бабушка – хоть что–то из этого было правдой?
Что она наделала? О Господи Боже, она отдалась человеку, которого не знала, которому не могла доверять.
Владимир что–то протянул Гарри, тот кивнул и опять заговорил по–русски.
