перед ним третий пистолет, совершенно незнакомого вида, прокомментировав очередной подарок следующим образом.
— Надеюсь, он вам никогда не пригодится!
Остаток дня у князя прошел уныло и скучно — он поработал с бумагами от Круппа и еще раз перечитал письмо из Сестрорецка, обдумывая — ехать к тетушке или это подождет? В конце концов, он решил, что надо бы проявить родственные чувства и навестить Ивантеево, а к Савве отправится Григорий. Тем более что замена будет почти равноценной — за последнее время господин Долгин заметно пообтесался, нахватавшись господских привычек вроде обязательного утреннего кофе и газеты, так что для сельской местности его харизмы хватит за глаза. Да и дело не шибко сложное, поколесить с Савватеем по окрестностям да выслушать все, что тот смог разузнать на заданные темы. Хотя… зная основательность Саввы, скорее записать на дюжину-другую листов серой писчей бумаги. Мысли Александра прервал на диво бодрый приятель, вернувшийся из билетных касс.
— Взял, на завтрашний. Можно было бы и сегодня, да чего на ночь глядя приезжать?
— Это ты правильно. Спокойно выспимся и… во сколько отправление? В четыре утра?!!
Глава 8
Давно ожидаемый перевод из Граевской пограничной бригады в четырнадцатую Ченстоховскую, и производство в следующий чин свалилось на поручика Смирницкого довольно-таки внезапно — раз, и он уже штаб-ротмистр. Нет, то что повышение не за горами, он знал, для того и подал прошение о переводе — в родной бригаде свободных вакансий не ожидалось, и покомандовать своим отрядом ему в ближайшие два года ну никак не светило. А тут в один день — и новый чин, и новая должность… признаться, такого быстрого, и самое главное — положительного во всех смыслах решения своего вопроса он от командования как-то не ждал. Более-менее все прояснилось после беседы с бригадным адъютантом ротмистром Блинским — на командование Олькушской заставой претендовало сразу несколько офицеров-'старожилов', и чтобы никого из них не обижать, начальником решили поставить пришлого 'варяга'. Остальные инструкции ротмистр передал одной фразой.
— Осваивайтесь, Леонид Михайлович.
Первой приятной неожиданностью стало то, что особых усилий и трудов это не потребовало — отряд ему достался просто образцовый, служба была налажена вплоть до самых незначительных мелочей, а нижние чины отличались редкостной дисциплиной. Вторая приятная неожиданность заключалась в том, что его предшественник устроил вдоль линии дозоров такие завалы или пустоши, что миновать их незамеченными стоило крайне больших усилий… это если на своих двоих, да в летнее время. Зимой же, а особенно для четвероногого транспорта — такая задача моментально превращалась в эпический подвиг или нечто с ним сопоставимое. По неглубокому (зато с ледяной корочкой) снегу, да по открытому всем ветрам (и взглядам) месту… а дозорные заимели очень неприятную привычку вначале стрелять, и только потом интересоваться, кто это там к ним подкрадывался. Разумеется, потом дозорных наказывали… но не сильно, и далеко не всегда. Тем более что такое своеобразное понимание устава возникло не на пустом месте — а с 'благословления' прежнего начальника заставы, личности во многом легендарной. Чего только Смирницкий не наслушался про своего предшественника — и изобретатель, и оружейный фабрикант, и дуэлянт… у дам, говорят, пользовался немалым успехом. А вот контрабандисты его сильно недолюбливали, если не сказать больше — но всем, как известно, мил не будешь. Одним словом, очень разносторонняя личность. Был, правда, во всем этом и отрицательный момент — премий за перехваченный контрабандный товар практически не было (увы, нет нарушителей — нет и вознаграждения за их поимку), зато служба текла ровно и без всяких неприятных неожиданностей, и это устраивало штаб-ротмистра Смирницкого как нельзя больше. Опять же, на новой должности да в новом чине его жалование существенно подросло, что, в свою очередь, позволяло задуматься об устройстве личной жизни… так сказать, на постоянной основе. На последнем новогоднем балу в офицерском собрании, он был представлен такому количеству незамужних девиц, что прямо глаза разбегались… Так что Леонид Михайлович как раз обдумывал (практически грезил), за кем бы ему приударить с самыми что ни на есть серьезными намерениями, как за окошком отрядной канцелярии затопали шаги нескольких человек, а через несколько мгновений кто-то по хозяйски распахнул дверь в жарко протопленную комнату, впуская зимнюю стужу последних январских дней. Возмутиться таким произволом не получилось — первым зашел непосредственный командир штаб-ротмистра, (а заодно и всего четвертого отдела) подполковник Росляков, а второй офицер положил на стул средних размеров чемоданчик, полуобернулся и оказался… князем Агреневым (хоть и виделись они всего раз, при передаче командования, но на память Смирницкий пока не жаловался). Не успели гости раздеться и устроиться поудобнее (и поближе к источающей жар печке), как Валериан Петрович поинтересовался.
— Ротмистр, а корнет Дымков в расположении?
— Должен быть у себя на квартире, господин подполковник! Прикажете послать вестового?
Посыльного на месте почему-то не оказалось и в его поиске пришлось выходить из тепла на продуваемое всеми ветрами крыльцо. Увидев вестового, Смирницкий нехотя сменил гнев на милость — тот как раз закончил устраивать у коновязи лошадей господ офицеров, и направлялся к канцелярии. Озадачив солдата вызовом комвзвода-два пред светлы очи начальства, штаб-ротмистр мимоходом провел взглядом по территории заставы, проверяя все ли в порядке, отметил небольшое скопление нижних чинов рядом с казармой второго взвода и с облегчением вернулся внутрь. Корнет появился как нельзя вовремя — нынешний командир заставы почему-то чувствовал себя немного неловко в присутствии командира бывшего, отчего его участие в беседе свелось к поддакиванию и коротким репликам на разные темы. С приходом же Дымкова он вздохнул посвободнее (особенно когда услышал команду — без чинов) и отгородился от гостей большой чашкой крепкого чая, который, впрочем, так и не успел отпить — на столе словно сама собой появилась бутылка французского коньяка. По такому случаю пришлось штаб-ротмистру организовать соответствующую тару (не пить же этот благородный напиток из обычных стаканов) и как следствие этого немного отвлечься от разговора. А когда он опять прислушался, то ничего не понял — спутник подполковника делился планами на будущее, только как-то непонятно, сплошными намеками (что самое обидное — и Росляков, и Дымков эти намеки вполне понимали). Чуть яснее стало, когда князь Агренев стал расспрашивать корнета о его досуге.
— Почему в одиночестве? Подыскал в своем взводе умельца наподобие Григория, вот с ним и… правда, в стрелковом деле Михей слабоват будет. Кстати, а где старший унтер сейчас, не знаете?
— Да тут недалеко, в трактире — старых приятелей по службе угощает. Да, по поводу стрельбы. Я тут вам кое-что привез…
Когда князь Агренев вручил Игорю небольшую книжечку-руководство, а потом и непонятный пистолет-переросток (или карликовый карабин), тот его внимательно оглядел, довольно улыбнулся и на всякий случай уточнил.
— Как в тот раз, с Орлом?
— Именно. В чемодане комплект защиты, которым вы уже пользовались… я думаю, вы разберетесь, что куда надевать?
В общем, когда гости засобирались обратно в Ченстохов, штаб-ротмистра Смирницкого просто распирало от вопросов. И совсем немного — от зависти. Ему, в качестве сувенира на память, досталась всего лишь зажигалка. Утешился он только после того как выяснил — про что же это был разговор. Правда, после этого штаб-ротмистр опять загрустил: такие дела намечаются, а с ним никто даже не посоветовался…
***
Сдвоенный гудок паровоза ненадолго заглушил небольшой станционный колокол, которым сигналили отправление. Короткий лязг вагонной сцепки, еще один гудок — и поезд, на котором Григорий отправлялся в Вологду, начал медленно отходить от заснеженного перрона.
— Па-аберегись!
Александр отшагнул в сторону, пропуская труженика багажного отделения с тележкой, огляделся по
