определенной дозой развивательной силы. Если же, благодаря какому-нибудь искусственному вмешательству, эта сила развития присваивается одному какому-нибудь органу или аппарату, то другие органы вследствие этого задерживаются в своем развитии и даже подвергаются опасности погибнуть».
«Постоянно, — пишет со своей стороны Дюкло, — в колонии клеточек, составляющих живое существо, есть больные и умирающие индивиды, есть клетки уже ослабевшие и обреченные в общих интересах на исчезновение, даже раньше совершенного омертвения. Это дело опять-таки поручается лейкоцитам, организованным для постоянной борьбы с теми клеточками, между которыми они циркулируют. Они всем им угрожают, и как только одна из клеточек ослабевает в своем сопротивлении, все равно по какой причине, все соседние лейкоциты бросаются на нее, захватывают, убивают, переваривают и уносят с собой оставшиеся от нее элементы. Постоянным режимом нашего организма является не мирное, а военное положение и притеснение всего слабого, больного и старого. В этом отношении природа дает нам свой обычный урок жестокости».
Итак, природа исповедует безусловную нетерпимость к слабости. Все слабое сейчас же обрекается ею на погибель. Она уважает только силу.
Так как умственные способности находятся в тесной связи с массой мозгового вещества, которой обладает инди вид, то, следовательно, в природе права живого существа находятся в тесной связи с объемом его мозга. Только в силу большей величины своего мозга человек мог присвоить себе право убивать и есть менее его совершенные существа. Если бы можно было справиться у последних, то, конечно, они ответили бы, что естественные законы очень прискорбны. Единственным утешением им может служить то соображение, что природа полна совершенно таких же прискорбных, роковых законов. С более развитым мозгом съедобные животные сумели бы, быть может, войти в соглашений между собой, чтобы избежать ножа мясника; но этим они немного бы выиграли. Такой участи подверглись бы они, будучи предоставлены самим себе и лишены возможности рассчитывать на корыстный и, следовательно, весьма внимательный уход за ними скотоводов? В странах еще девственных они могли бы найти подножный корм на лугах, но там они встретили бы также и зубы плотоядных животных, а избегнув их, не избегли бы медленной смерти от голода, как только стали бы слишком стары, чтобы снискивать себе пропитание и отбивать его у себе подобных.
Природа, однако, одарила слабые существа верным средством к продолжению рода из века в век наперекор их врагам, наделив их плодовитостью, которая способна пресытить всех этих врагов. Так как каждая самка сельди в течение года выметывает более 60.000 икринок, то всегда спасается достаточное для продолжения рода количество молодых селедок.
Природа как будто проявляет даже столько же бдительности для обеспечения продолжения самых низших видов,самых мелких паразитов, как и для того, чтобы обеспечить существование самых высших существ. Жизнь величайших гениев для природы имеет не больше значения, чем существование самых жалких микробов. Она ни доброжелательна, ни жестока. Она заботится лишь о роде и остается безразличной, поразительно безразличной к отдельным индивидам. Наши идеи о справедливости ей совершенно чужды. Можно выступать против ее законов, но поневоле приходится с ними жить.
§ 2. БОРЬБА НАРОДОВ
Удалось ли человеку упразднить жестокие по отношению к нему самому законы природы, которым подчинены все живые общества? Смягчила ли цивилизация хоть немного отношения между народами? Стала ли борьба среди человечества менее острой, чем между различными видами?
История показывает нам обратное. Она говорит нам, что народы пребывали в постоянной борьбе и что с начала мира право сильного было всегда единственным вершителем их судеб.
Этот закон существовал в древнем мире точно так же, как и в современном. Ничто не указывает на то, что он не будет существовать также и в будущем.
Без сомнения, в настоящее время нет недостатка в богословах и филантропах, чтобы выступать против этого неумолимого закона. Мы обязаны им многочисленными книгами, где в красноречивых фразах они настойчиво взывают к праву и справедливости, как к высшим божествам, якобы управляющим миром с высоты небес. Но факты всегда опровергали эту пустую фразеологию. Эти факты говорят нам, что право существует только тогда, когда есть сила, необходимая для того, чтобы заставить его уважать. Нельзя сказать, что сила выше права, так как сила и право — тождественны. Там, где нет силы, не может быть никакого права[37]. Никто, я думаю, не сомневается, что если бы любая страна, полагаясь на право и справедливость, захотела распустить свое войско, то она немедленно была бы захвачена, разграблена и порабощена своими соседями. Если теперь слабые государства, такие, как Турция, Греция, Марокко, Португалия, Испания и Китай могут кое-как существовать, то лишь благодаря соперничеству сильных народов, которые были бы не прочь овладеть ими. Принужденные считаться с равными себе по силе соперниками, великие державы могут поживиться за счет слабых стран лишь с осторожностью, только по частям овладевая их провинциями. Датские герцогства, Босния, Мальта, Кипр, Египет, Трансвааль, Куба, Филиппины и т. д. и были таким образом по очереди отняты у владевших ими наций.
Никакой народ не должен в настоящее время забывать, что границы его прав точно определены силами, имеющимися у него для их защиты. Единственное признанное за бараном право — это служить пищей для существ, обладающих большим мозгом, чем он. Единственное право, признанное за неграми — это видеть свою страну захва ченной и разграбленной белыми и быть уложенными на месте ружейными выстрелами в случае сопротивления. Если сопротивления нет, то белые ограничиваются захватом их имущества и затем заставляют их работать из-под кнута для обогащения своих победителей. Такова была когда-то история туземцев Америки, такова ныне судьба обитателей Африки. Таким образом негры узнали, во что им обходится слабость. Чтобы доставить удовольствие филантропам, пишущим книги, расточают красноречивые фразы о несчастной судьбе этих народностей, а потом обстреливают их картечью. Благосклонность доводят даже до того, что к ним посылают миссионеров, карманы которых набиты библиями и бутылками алкоголя, для того, чтобы ознакомить их с благами цивилизации.
Итак, оставив в стороне ребяческую болтовню богословов и филантропов, мы признаем как постоянно наблю даемый факт, что созданные человеком законы оказались совершенно бессильными изменить законы природы и что именно эти последние управляют по-прежнему отношениями между народами. Всякие теоретические рассуждения о праве и справедливости тут совершенно не при чем. Отношения между народами теперь такие же, какими были с начала мира, как только сталкиваются различные интересы или просто когда какая-нибудь страна возымеет желание увеличить свои пределы. Право и справедливость никогда не играли никакой роли, когда дело шло об отношениях между народами неравной силы. Быть победителем или побежденным, охотником или добычей — таков всегда был закон. Фразы дипломатов, речи ораторов напоминают взаимные расшаркивания светских людей, как только они облеклись во фрак. Они наперерыв будут стараться дать вам пройти первым и справляться с сердечной симпатией о здоровье всех ваших самых дальних родственников. Но стоит только возникнуть какому-нибудь обстоятельству, задевающему их интересы, как все эти деланные чувства исчезнут. Тогда наперерыв все будут стараться пройти первыми, хотя бы пришлось, как на пожаре «Благотворительного базара» или при крушении «Бургундии», растоптать каблуками или убить дубинами мешающих им женщин и детей. Как исключения встречаются, конечно,отважные натуры, готовые на самопожертвования ради себе подобных, но они так редки, что их считают героями, и имена их заносятся на скрижали истории.
Имеются лишь слабые основания думать, что в будущем борьба между народами станет менее напряженной, чем в прошлом. Наоборот, существуют очень веские основания предполагать, что она будет гораздо более жестокой. Когда нации были отделены друг от друга большими расстояниями, преодолевать которые наука не дала еще средств, поводы к столкновениям были редки; теперь же они все более и более учащаются. Раньше международная борьба вызывалась преимущественно династическими интересами или фантазиями завоевателей. В будущем же ее главными побудительными причинами явятся великие экономические интересы, от которых зависит сама жизнь народов и силу которых мы уже показали. Ближайшие войны между нациями будут настоящей борьбой за существование, которая будет оканчиваться едва ли не полным уничтожением одной из воюющих сторон. Последняя война в Трансваале[38] могла служить этому весьма характерным примером.
Одно время англичане, думая, что они смогут окончить войну лишь совершенным уничтожением буров, приняли для достижения этой цели очень действенные меры. Всюду, куда проникали их отряды, деревни, фермы и жатвы сжига лись, жители, в том числе женщины, старики и дети, уводились в плен. Их помещали в особых оградах, называемых «сборными лагерями», где полуголые, открытые всякой непогоде и получая заведомо недостаточное количество пищи, они очень скоро умирали. Число пленников в сентябре 1901 г. равнялось 109.000, а по официальным статистическим данным годовая смертность в июне была 109 человек на
