— Могу поверить! — хмыкнула Линда. Ник изобразил обиду.
— Что ты имеешь в виду?
— Что я могу иметь в виду? — ответила Линда с усмешкой.
— Не забывай, я был воспитан в монастыре. Даже хотел стать священником… целых двадцать минут, когда однажды молился в церкви.
— Что же тебе помешало?
— Девочка вошла в церковь и встала на колени рядом. У нее было платье из тонкой ткани и большие… — Подняв ладони, сложенные чашечками, к груди, Ник пояснил, что он имел в виду.
— Понимаю. И что же произошло потом?
— Да ничего. Она была намного старше меня. Ей было лет семнадцать. Но одну вещь я осознал: воздержание и я — несовместимые понятия.
— Сколько же тебе было лет тогда?
— Точно не помню. Около восьми.
— Могу тебя понять. Один восьмилетний мальчишка впервые показал мне, чем отличаются мальчики от девочек.
— Правда? Расскажи!
Линда удивлялась себе. С Ником она не испытывала никакого присущего ей стеснения, когда дело доходило до ее личной жизни. Она рассказала ему о матери с ее ханжеским отношением к сексу, о том, как взбунтовалась против материнских запретов и в студенческие годы пыталась преодолеть это табу. Рассказала о своей любви к журналистике и к путешествиям, которая и свела ее с Гордоном.
— Значит, ты встретила его в двадцать один год? — спросил Ник, приступая к третьему тосту.
Они сидели на плетеных стульях в кухне.
— Это было мое первое путешествие через океан. Я была в Париже и остановилась в каком-то дешевом отеле. Однажды потеряла кошелек у Эйфелевой башни, сидела на скамейке в парке, плакала и не знала, как мне быть, и тут ко мне подошел красивый мужчина и вытер мне слезы платком.
— И ты доверилась первому встречному?
— Нет, это было не так. Гордон оказался настоящим джентльменом.
— И у тебя с ним был головокружительный роман? В Париже?
— Нет …
— Я бы не упустил случая.
Линда, отхлебнув кофе, спрятала за чашкой свое внезапно покрасневшее лицо.
— Ни секунды не сомневаюсь, — сказала она. — Определенно половина женского населения Парижа еще помнит тебя.
— И вовсе нет. Ты очень ошибаешься на мой счет. Как и твой брат.
— Нет, что касается женщин, мы с братом правы.
Ник нахмурился, потом со вздохом отложил недоеденный тост и встал.
— Пойду, поставлю мотоцикл в гараж. Потом покажешь мне мою комнату. — И он вышел с хмурым лицом.
Линда удивленно смотрела ему вслед. Что она такого сказала? То, что он сердцеед? Он и сам об этом говорил. Говорил, что никогда не влюбляется, никогда ничего не обещает женщинам, просто меняет партнерш, не засиживаясь на одном месте.
Последняя мысль испугала ее. Конечно, ей не следует увлекаться этим мужчиной. Хотя, с другой стороны, он такой красивый, обаятельный, нежный, внимательный. Но все-таки больше всего на свете Линде хотелось надежности и постоянства. У нее ребенок, и в трудную минуту им понадобится человек, на которого можно опереться.
Но ведь Ник не таков. Он похож на корабль, проплывающий мимо, и лучше ей не забывать об этом. А разумнее всего расстаться с Ником тотчас.
В этот момент вошел он сам с рюкзаком за спиной, и сомнения Линды рассеялись. Стоило ей взглянуть на его красивое и теперь вновь улыбающееся лицо, как она сразу поняла, кто ей нужен.
Глава двенадцатая
Ник вел машину, Линда сидела рядом, а Рори они устроили на заднем сиденье, в специальном детском дорожном креслице. Они направлялись в больницу проведать Мэдж.
Линда отказывалась верить своим глазам, наблюдая разительную перемену в поведении Рори — с тех пор, как Ник был рядом. Ее также поражала опытность Ника в обращении с детьми. Он умело соединял ласку с твердостью. И Рори, казалось, прекрасно понимал, кто в действительности управляет ситуацией.
В отличие от Ника, Линде не удавалось достичь с сыном такого результата. Теперь она начала понимать, что слишком часто шла на поводу у ребенка, потакала его пустячным капризам, что портило его характер. Стоило Рори захныкать, как она тут же хватала его на руки. А он, неглупый малыш, скоро сообразил, как можно привлечь материнское внимание.
— Ты такой опытный с детьми, Ник. Откуда у тебя эти познания? — спросила Линда, когда они остановились перед светофором. — По твоему внешнему виду трудно предположить, что ты работал няней.
— Внешность обманчива, — ответил Ник.
— Я же не всегда гонял на мотоцикле по белу свету. Когда-то был профессиональным музыкантом, а в перерывах нянчил ребенка.
— Профессиональный музыкант! Пианист?
— Да.
— С ансамблем?
— Нет, с оркестром. Хотя работал и соло — так больше платили. Но все равно не хватало.
— Да, я слышала, что музыкантам приходится туго в смысле денег.
— Точно.
— Значит, ты днем подрабатывал няней, чтобы хоть как-то свести концы с концами?
— Ну, можно сказать и так.
— Девочка или мальчик?
— Не понял?
— Ты нянчил девочку или мальчика?
— Девочку. Кстати, о няне, Линда, — продолжил Ник, когда они тронулись дальше. — Как насчет родителей Гордона? Почему бы им не помочь тебе с Рори?
Линда была захвачена врасплох столь неожиданным поворотом беседы. И не знала, что ответить. Сказать правду, что Гордон не был отцом ее сына, значило подвергнуть себя допросу, чего ей совсем не хотелось.
— Они… они живут в Хобарте, в Тасмании, — неуверенно произнесла Линда.
— А, понимаю, это, должно быть, чертовски далеко. Жаль, что не в Сиднее.
— Ммм, — отозвалась Линда.
— Ммма, — эхом донеслось с заднего сиденья.
Линда обернулась и увидела улыбающегося Рори.
— Ма-ма, — сказала малышу Линда. — Ма-ма, — повторила она еще раз.
— Ма-ма, — произнес улыбающийся Рори. — Ма-ма, ма-ма, ма-ма!
— Ты слышал? О Господи, Ник, ты слышал? Рори говорит! Он только что сказал: «Ма-ма»! — вскрикнула Линда, вцепившись Нику в руку и тряся ее. Глаза ее были влажными от радостных слез.
— Линда! Ради Бога! Отпусти мою руку! Мы можем разбиться, — взмолился Ник.
— Ах, извини меня. Я так рада!
— Я вижу. — Ник улыбнулся. — Он всего лишь сказал «мама».
— Мама! Мама, мама, — тут же отозвался Рори.
