- Нечего уточнять, - хмуро буркнул Тир. - На нас напали, намереваясь отобрать Милле. Какой-то мерзавец положил на нее глаз, пока мы были в Аккмале на празднике, и последовал за нами, после чего с помощью дурака-мага и пары десятков помощников попытался взять силой. Из засады напал, ползун гадливый. Вала сильно ранили, а мне ничего не оставалось, как…
- Но ты ведь этого не планировал?
Юноша подозрительно покосился на мягкую улыбку царственного родича: знает? Догадался? Что-то почуял?
- Нет.
- Значит, я прав: ты в первый раз воспользовался Огнем?
- Верно, - неохотно признался Тир.
- Хорошо. Как ты смотришь на то, если тебя будет обучать Старший Хранитель? Иттираэль?
- Плохо, - совсем насупился юный маг.
- Ладно, - ничуть не смутился Владыка. - Тогда кто-то из Равных? Аттарис, Брегарис, Барронис, Терринис, Лавванис… Линнувиэля сейчас нет, поэтому остались только эти пятеро. Выбирай любого, кого хочешь. Они все опытны и прекрасно осведомлены об особенностях нашего Дара, хоть и не относятся к правящему Дому.
- Сколько им лет?
- Все старше пяти веков: более молодые маги… даже потомки второстепенных ветвей Рода… к должности Хранителя не допускаются по причине нестабильного Дара и длительности обучения. Ну, за очень редким исключением.
- Нет.
- Гм, - озабоченно нахмурился Темный эльф. - Иттираэль был бы для тебя идеальным кандидатом: он больше девяти веков растит наших магов. У него учились даже мои сыновья…
- Нет.
- Ты ведь никого из них не знаешь.
- Нет, я сказал! - упрямо набычился Тир, и Владыка сразу понял, что ничего не добьется. - Я не стану учиться у того, кто уже запятнался…
Юноша внезапно осекся и быстро отвел глаза, но опытному магу хватило и доли секунды, чтобы распознать вспыхнувшую там лютую ненависть и мысленно охнуть. Проклятие! Неужели знает?!! Догадался? Или кто-то подсказал? Уж не в памяти ли отца он нашел сведения о почти двухвековом позоре Совета Старейшин и всего Темного Леса? Том самом, после которой один из моих сыновей изуродовал Родовой Ясень и проклял свой Дом, а второй стал по-настоящему одержимым?!! О, Темная Бездна!
Царственный эльф неожиданно помрачнел и машинально коснулся груди, где под роскошной белоснежной мантией до сих пор хранился разбитый перстень в виде свернувшегося кольцом Дракона, сжимающего в пасти искореженный, мертвый изумруд. Невольно вспомнил все, что было им открыто каких-то два десятилетия назад, и тяжело вздохнул, силясь унять обрушившиеся на него воспоминания.
Двадцать жизней… двадцать невинных жизней - вот цена, уплаченная им за дерзкую попытку стать Творцом новой расы. Тогда это казалось правильным и вполне оправданным, потому что смертные - весьма простой и дешевый материал для исследований. Чуть разумнее животных. Слабые и презренные. Казалось, кто может помешать Перворожденным в их в их желании стать выше и сильнее? Да только ничего не вышло. А в один прекрасный момент прошлое вернулось и ударило по зарвавшемуся Владыке с такой силой, что вся жизнь разом полетела под откос. Та ошибка дорого ему обошлась. Очень дорого. Она стоила ему самой жизни, и нынешний Уход, о котором стоящий напротив мальчик еще не знает, лишнее тому подтверждение.
Тот день в Интарисе, после возвращения Ключа, когда после долгого незнания довелось встретить собственного, давно утраченного сына, тоже дался ему тяжело - бушующими эмоциями обезумевшего от жажды власти Талларена, чужой болью и кровью, пролитой им во имя великой цели, чужими страданиями, которые довелось прочувствовать на своей шкуре, чужим страхом и безнадежными попытками вырваться из этого кошмара… Да, это был позор. Он слишком поздно это понял. Позор всего Рода. Досадная ошибка, непростительная недальновидность, за которую была запрошена неподъемная цена. Именно тогда он почувствовал, что его Дом неумолимо катится к закату. Постепенно рушится, как песочный замок на морском берегу, размываемый равнодушными волнами времени и сухим ветром перемен.
В этот миг он вспомнил и боль, пришедшую следом за этим внезапным пониманием. Собственное отчаяние, непрерывно растущее из года в год. Бесконечные размышления о совершенном безумии, за которое весь Лес получил наказание сполна. Обрекающие слова младшего сына, во второй раз отрекшегося от Дома… да, теперь он начинал его понимать. Раз за разом читая в тишине Священной Рощи разбитый родовой перстень, наконец-то, понимал причины его отказа и болезненного отторжения. Соглашался, что заслужил такое отношение. Сожалел. Да только уже поздно что-либо менять: Торриэль никогда не простит. Может, согласится прийти на похороны, скажет прощальное слово могильному камню, но не больше.
Владыка, к собственному несчастью, понимал и это. И уже был готов принять очередной удар судьбы, но надеялся, что сумеет дожить до того времени, когда сможет сказать хоть одно слово в свое оправдание. А еще - он слишком хорошо помнил маленькую женщину с неистово горящими голубыми глазами, которая перевернула с ног на голову всю его жизнь. Одним пристальным взглядом жестоко ранила в самую душу и впервые заставила задуматься. Открылась ему ненадолго, поделилась своим прошлым, сумела каким-то чудом выжить в своем персональном аду, но все же обрела новую жизнь, новый смысл и новую цель. Научилась прощать, хотя могла бы не делать этого. Помогла избавить этот мир от жутчайшей угрозы. Сохранила в неприкосновенности. И почему-то оставила его бесконечно долгую жизнь, когда имела полное право оборвать ее еще двадцать лет назад.
Да. Он помнил ее. Как помнил обещанную угрозу и хищный оскал ее верных хмер. И честно соблюдал данное тогда слово, больше не позволив Совету даже заикнуться о повторении прежнего опыта. Он не решился гневить суровую Гончую, волею судьбы вставшую рядом с его Торриэлем, как равная. Но сделал это вовсе не из-за страха перед пришествием в Чертоги кровожадных монстров Проклятого Леса. Не ради смертных, как в последнее время начали считать некоторые из Хранителей Знаний. Даже не ради себя, хотя это было бы оправдано. А ради того выражения, которое впервые в жизни увидел в глазах поразительно изменившегося сына. И его родового перстня, который до сих пор украшал ее изящный пальчик.
Измененная…
Мелисса успокаивающе погладила юношу по напряженному плечу.
- Тир, не надо.
- Прости, мальчик, - очень тихо сказал Владыка Л'аэртэ, и юноша странно дрогнул. - Мне жаль, что этот груз лег на твои плечи, а наш Род не во всем может служить образцом для подражания.
- Я не принадлежу твоему Роду!
- Нет, - печально согласился царственный эльф, подходя ближе. - У тебя нет перстня, и на Ясене отсутствует твоя ветка. Ты не зашел бы в мой Дом по своей воле, я верю и понимаю тебя. Действительно понимаю. Но кровь Изиара течет в нас обоих, мальчик. Так, как когда-то текла в моем отце, в моем брате, в детях и… наверное, все-таки внуке? Я прав? Да… скорее всего. Ты принадлежишь этому Дому, хочешь ты этого или нет. А твое лицо не умеет лгать - оно несет на себе отпечаток ЕГО силы и ЕГО проклятия, как и у меня. Ты - последний, кто остался в нашем Роду. Последний, кто еще может что-то изменить. И я прошу тебя… хотя бы ради этой возможности прошу - останься. Пожалуйста, не отвергай мою помощь. Позволь нам учить тебя так, как я стал бы учить своего сына. На то время, что твой друг будет приходить в себя. Дай мне хотя бы один шанс доказать, что все не так плохо.
Тир упрямо поджал губы и покачал головой, незаметно отступив на шаг.
Мальчик… совсем еще мальчик, так настойчиво отрекающийся от себя самого. Кто же ты, мальчик, не гнушающийся дружбой с человеком и носящий с собой гномьи клинки? Как ты рос? Кто тебя учил, раз ты знаешь так много, но, одновременно, не знаешь ничего? Кто из двоих моих сыновей дал тебе жизнь? Торриэль? Но когда, если он поклялся мне, что не успел? Да и не отпустил бы он тебя сюда, отлично зная, как сильно я жажду видеть возле себя его наследников. Тогда, выходит, все-таки Талларен? До того, как его убила маленькая Гончая? Да, похоже, так: судя по всему, дело именно в Талларене - не знаю, как это вышло
