обвиняемый, умер в тюрьме, будучи приговорен к примирению с Церковью и к
уплате денежного штрафа; но ему не успели объявить приговор. Инквизиторы,
неуверенные в том, должен ли падать этот штраф на имущество Санчеса,
запросили совет, который ответил отрицательно. Они подчинились этому решению
с тем большим огорчением, что все трибуналы налагали денежные штрафы вопреки
духу апостольских булл, уставов святого трибунала, королевских указов и даже
указов верховного совета. Система провинциальных трибуналов постоянно
клонилась к независимости и деспотизму во всех процессах, которые надеялись
скрыть от ведения совета. Это обстоятельство побуждало совет возобновлять
несколько раз то одному, то другому трибуналу запрещение приказывать
задержание какого-либо монаха (без разрешения совета) в силу важных
последствий, которые могли отсюда возникнуть для чести учреждения, членом
которого он был. Этот принцип должен был бы заставить совет принять эту меру
и для всех других лиц, которые имеют не меньше интереса в защите своей чести
и чести семьи. Позже эта истина была осознана, и из нее сделали общее
правило.
XXVIII. Среди еретиков, которых преследовал трибунал инквизиции, я не
нахожу в истории этой эпохи тех, о которых упоминается в булле Павла IV от 7
августа 1555 года. Булла упоминала о тех, которые отрицали троичность лиц в
Боге, божественную природу Иисуса Христа, его смерть на кресте для
искупления человеческого рода, приснодевство Марии и некоторые другие члены
веры, заключающиеся в этих тайнах [750]. Папа поручал испанским инквизиторам
издать указ против еретиков, дать им три месяца льготы для покаяния и
добровольного самообвинения, разрешить их и допустить к примирению с
Церковью без другого наказания, кроме тайной епитимьи, но преследовать тех,
которые не отдались бы в распоряжение трибунала, как других еретиков, вплоть
до осуждения на смертную казнь. Давно уже этот вид ереси был известен в
Риме, потому что мы видели, что доктор Эухенио Торальба слышал проповедь о
ней от своих учителей {См. гл. XV этого сочинения.}. Это часть учения
философов- деистов [751] нашего века.
XXIX. Я оканчиваю здесь картину главных событий и знаменитейших
процессов инквизиции в царствование Карла V. После сорокалетнего
царствования этот государь 16 января 1556 года отрекся от престола в пользу
своего сына Филиппа II, находясь еще во Фландрском государстве. Недолго
прожил он после отречения- ставши товарищем монахов-иеронимитов Юста в
провинции Эстремадура 24 февраля 1557 года, он умер среди них 21 сентября
1558 года, пятидесяти семи лет и двадцати одного дня от роду. Он составил
духовное завещание в Брюсселе 16 июня 1554 года и приписку к нему в
монастыре Югта 9 сентября 1558 года, то есть за двенадцать дней до смерти.
Статья вторая
I. Некоторые историки утверждали, что Карл V усвоил в уединении мнения
немецких протестантов; в предсмертной болезни он исповедовался у Константина
Понсе де ла Фуэнте, каноника-учителя Севильи, своего проповедника, который
впоследствии был признан за определенного лютеранина. После его смерти
Филипп II поручил инквизиторам расследовать это дело, и святой трибунал
завладел духовным завещанием Карла для рассмотрения, не содержит ли оно
чего-либо противного вере. Это обязывает меня войти в некоторые детали,
которые осветят этот пункт истории.
II. Для того чтобы увериться, что распространившаяся молва о религии
Карла V не более как изобретение протестантов и врагов Филиппа II,
достаточно прочесть жизнеописания этого государя и его отца, составленные
Грегорио Лети [752]. Хотя этот историк пользовался для своего труда
мемуарами, менее всего достоверными, он сохранил глубокое молчание
относительно пункта, о котором идет речь. Он входит в большие подробности о
жизни, делах, чувствах и занятиях Карла V в его уединении. Он как бы сам
присутствует в монастыре Юста, и он доставляет доказательства,
многочисленные и решающие, постоянной привязанности государя к католической
религии и стремления к ее триумфу над лютеровой ересью. Хотя нельзя
полагаться на то, что он говорит по неясным документам, касающимся бесед
императора с архиепископом Каррансой (потому что об этом не было поднято
вопроса в прочитанном мною процессе этого прелата), однако нельзя отрицать,
что его рассказ очень точен относительно того, что он сообщает о вере,
благочестии и религии монарха.
III. Ложь, что Константин Понсе де ла Фуэнте присутствовал при
последних минутах Карла V как его проповедник, хотя он и исполнял эту
должность в Германии; ложь, что он это делал в качестве епископа, так как он
таковым вовсе не был, хотя иноземные авторы и писали об этом, но без всякого
основания; наконец, ложью является утверждение, что он был Королевским
духовником [753], потому что он никогда не руководил совестью Карла V, хотя
государь постоянно смотрел на него как на самого просвещенного и уважаемого
священника в своих государствах. Наконец, как мог Понсе де ла Фуэнте
присутствовать при предсмертной болезни Карла V, если из истории его
процесса перед инквизицией вытекает, что он находился в секретной тюрьме
святого трибунала задолго до болезни императора? Так, дом Пруденте де
Сандовал, епископ Туи и Памплоны (говоря о последних обстоятельствах жизни
Карла V), рассказывает, что этот государь, услыхав, что Понсе в тюрьме,
сказал: 'Если Константин еретик, то он великий еретик'. Выражение, весьма
отличающееся от того, которое он произнес, узнав, что монах, брат Доминго де
Гусман, был также арестован в этом городе. 'Его могли заключить скорее как
дурака, чем как еретика', - заметил по этому случаю император.
IV. В приписке к духовному завещанию, написанной за два дня [754] до
смерти, Карл V выражался в манере, противоположной приписываемым ему
чувствам. 'Когда я узнал, - писал он, - что в нескольких провинциях уже
арестовали много лиц и должны были арестовать еще других по обвинению в
лютеранстве, я написал принцессе, моей дочери, каким образом следовало
карать виновных и залечивать зло, нанесенное ими. Я писал об этом позже
также Луису Кихаде и уполномочил его действовать от моего имени в этом же
деле. Хотя я убежден, что король, мой сын, принцесса, моя дочь, уже сделали
и еще сделают все возможные усилия для уничтожения такого великого зла со
всею суровостью и быстротой, которых требует дело, тем не менее,
рассматривая свой долг по отношению к службе нашему Господу, к торжеству его
