своих приверженцев. Дом Диего Гонсалес, инквизитор Вальядолида (принимавший
участие в суде по приказу верховного совета), основывался при голосовании за
релаксацию на том, что было доказано фактами, а именно, на неискренности
раскаяния обвиняемого. Другой дом Диего Гонсалес, инквизитор Мурсии,
мотивировал свое мнение тем, что Мельхиор действительно раскаялся в своем
преступлении, которое состояло только в принятии иудаизма и сокрытии
проступков, чуждых ему, в которых его обвиняли, потому что он назвал много
лиц, а в отношении других объявил, что ссылается на показания свидетелей по
причине слабости своей памяти; это признание не позволяет смотреть на него
как на лжекающегося согласно учению многих авторов (которых он цитировал).
Верховный совет положил конец этому разделению мнений 15 мая 1567 года,
приказав передать Мельхиора в руки светской власти; мурсийский трибунал
вынес второй окончательный приговор, сообразный с полученным им верховным
декретом. Казнь была назначена на 8 июня.
XXXV. Вопреки правилам уголовного права (постоянно бездействующим в
трибунале, который руководится вместо закона произволом) Мельхиор был вызван
в суд 5 июня и увещеваем объявить большее число своих соучастников, потому
что свидетели упомянули их как участников собраний, в которых он бывал.
Мельхиор повторил в своем ответе все уже рассказанное им. Хотя он был
понуждаем на новых заседаниях 6 и 7 июня сделать новые разоблачения, он
настаивал на своих прежних ответах, не зная, что уже осужден. Но когда в
десять часов вечера он увидел, что готовятся надеть на него костюм
передаваемого в руки светской власти и что священник уже вошел в его тюрьму
для увещевания к смерти, он прибег к столь часто употреблявшемуся им
средству: он объявил, что, порывшись в своей памяти, может назвать новых
соучастников. Инквизитор прибыл к нему в тюрьму, и Мельхиор назвал другой
дом, где собирались иудействующие, и поименовал семь лиц, которых, по его
словам, он видел там. Он не удержался на этом и составил список семи синагог
и четырнадцати лиц, которые их посещали. На вопрос, почему он до сих пор
скрывал все эти подробности, он ответил, что Бог попустил это за его грехи.
В три часа утра он снова попросил свидания и выдал другой дом
еретиков-иудействующих. Ему заметили, что объявленное не согласуется с тем,
что установлено в процессе, потому что он не говорил ни о некоторых лицах,
ни о некоторых вещах, о которых он не мог забыть. Мельхиор отвечал, что не
знает больше ничего.
XXXVI. Он был отведен на аутодафе с остальными приговоренными к
передаче в руки светской власти. Придя на место казни, он попросил свидания.
Инквизитор, оставив свое место, встал сбоку и получил показание, в котором
Мельхиор называл еще два дома иудействующих и двенадцать еретиков. Ему
заметили, что этого показания недостаточно для подтверждения результата
процесса. Он уверял, что не вспоминает ничего больше, но если дадут время,
то он постарается вспомнить еще. Несколько минут спустя он подозвал
инквизитора и назвал ему семь лиц. Аутодафе еще не было закончено, когда он
пожелал сделать третье разоблачение и назвал еще два дома и шесть лиц. Эти
инциденты побудили инквизиторов начать обсуждение положения. Так как среди
лиц, названных Мельхиором, были такие, которые уже включены в показания
свидетелей и которых даже приказали арестовать, то инквизиторы согласились
приостановить исполнение приговора и велели отвести Мельхиора в тюрьму.
Этого он только и хотел. 12 июня он подписал свои показания. Ему заметили,
что свидетели предполагают большее число соучастников, о которых он должен
знать; он отвечал, что не помнит.
XXXVII. Это не должно удивлять: опасность более не угрожала. 13 июня
Мельхиор сказал, что он ошибся, назвав такого-то своим соучастником. Однако
во избежание того, чтобы отказ от слов не был истолкован в дурном смысле, он
полагал, что нужно назвать другой дом и двух лиц, о которых он вспомнил.
Инквизиторы были очень далеки от того, чтобы идти навстречу настроениям,
которые Мельхиор хотел им внушить. Прокурор-фискал снова заговорил о
передаче обвиняемого в руки светской власти как хитро воспользовавшегося
умолчаниями в своих признаниях и постоянно предпочитавшего лукавство и
извороты искренности и прямоте на всем протяжении процесса, причем он
прибегал к этим приемам как тогда, когда называл по именам своих
соучастников, так и тогда, когда принимал решение сказать, что он их не
помнит.
XXXVIII. Видя, что прокурор-фискал настаивает на своем требовании,
несмотря на все показания Мельхиора, последний почувствовал новую тревогу.
Убежденный, что его гибель решена, он придумал новый способ защиты. 23 июня
он попросил быть выслушанным. Находясь в присутствии своих судей, он
принялся умолять их о сострадании. 'Что я мог сделать больше, - говорил он,
- кроме показания против самого себя вещей, которых никогда не было?
Поэтому, если сказать вам правду, знайте, что я никогда не был приглашаем ни
на одно собрание, никогда на них не бывал для того, чтобы присутствовать при
еретических собеседованиях, и приходил только по своим торговым делам'.
XXXIX. Мельхиор был призываем на заседания пятнадцать раз в течение
июля, августа, сентября и первых чисел октября. Его ответы постоянно были
одни и те же. 16 октября явился новый свидетель, пятнадцатый, показание
которого было сообщено Мельхиору. Он отрекся от всего. Так же он поступил с
показанием другого свидетеля, заслушанным 30 декабря. Обвиняемый просил дать
ему. копию оглашения, написал сам свою защиту и попросил, чтобы ему
позволили выставить своих собственных свидетелей, поименованных им, чтобы
доказать, что он был не в Мурсии, а в Толедо в эпоху, указанную его
обвинителями.
XL. Инквизиторы не считали, что доказательство, предложенное
обвиняемым, способно ослабить улики свидетелей. Приняли ли они это решение,
твердо веря, что преступление доказано? Чего ждать от учреждения, члены
коего толкуют в обратном смысле принцип, который требует, чтобы судьи были
неподатливы на обвинения и благожелательны к защите? Эти слуги правосудия
утверждают, что процесс против ереси полезен религии, что этот принцип
делает предполагаемую улику достаточной и что в случае подозрения подобает
погубить человека для поддержки правоверной доктрины. Увы! Как бы ни было
ужасно подобное мышление, существует трибунал, где следуют таким правилам.
XLI Наконец, процесс Мельхиора обсуждался в третий раз 20 марта 1568
года. Инквизитор и юрисконсульт осудили его на релаксацию; епископ и другой
юрисконсульт голосовали за примирение. Мельхиор предвидел по косвенным
обстоятельствам ожидавшую его участь. Он не забыл средств, употреблявшихся
им несколько раз, и возобновил их. Получив свидание 24 марта, он дал длинное
показание против самого себя, назвал три дома и тридцать лиц, среди них -
двух раввинов, проповедовавших, по его словам, Моисеев закон.
XLII. На четырех заседаниях, происходивших в следующие дни, он назвал
много других домов и лиц, собиравшихся там. 13 апреля он увеличил перечень
