I. Ни одно обстоятельство, изложенное в Критической истории испанской
инквизиции, не доказывает лучше всего изъянов и гнусности этого трибунала,
как то, что произошло с некоторыми святыми и другими личностями, уважаемыми
испанской Церковью. Хотя в летописях нет ни одного примера окончательного
осуждения, произнесенного против них святым трибуналом, тем не менее нельзя
не констатировать несправедливости существовавших законов. Инквизиция может
довести невинность и добродетель до ужасных стонов в застенках под тяжестью
позора с момента, когда на человека поступает донос, до того времени, когда
донос признается лживым и когда обнаруживаются коварство или недостаточность
мотивов для признания еретиком человека, чье правоверие неоспоримо.
II. Если бы дела, подведомственные инквизиции, велись так же, как и в
других судах, и обвиняемые содержались в обыкновенных тюрьмах, истина не
замедлила бы обнаружиться, сознание судей было бы просвещено как самим
обвиняемым, так и свидетелями, чьи показания могли бы послужить к выяснению
в благоприятном смысле фактов, явившихся материалом для процесса; тогда дело
нередко даже не доходило бы до задержания оговоренного лица. В самом деле,
если бы инквизиторы не обязывались присягою хранить тайну, они говорили бы
свободно, без затруднений каждый раз, когда считали бы это нужным, и
говорили бы с людьми, которые могли бы их просветить; из живой речи, из
обмена письмами, сообщениями или даже из личных бесед с заподозренным они
узнали бы гораздо больше, чем из предательского и комбинированного допроса.
III. Напрасно говорят, что эта система облегчила бы виновным
возможность бегства и ни один из них никогда не попал бы в руки инквизиции.
Я отвечу, что не считаю бегство несчастьем; я был бы рад этому, если бы был
членом инквизиции, потому что при самоосуждении еретика на вечное изгнание
цель, предположенная инквизицией, была бы фактически достигнута, при этом
обвиняемый зачастую налагал бы на себя более тяжелое наказание, чем то,
которое он боялся получить от трибунала. Впрочем, признано, что существенным
принципом христианской политики, наиболее согласным с божеским и
естественным законом, считается скорее устранение возможности
безнаказанности виновных, чем наказание невинных. Законы святого трибунала
при страшной гарантии, которую дает им тайна, имеют последствия диаметрально
противоположные, так как они дают преимущество такой системе
судопроизводства, которая не только делает невиновного виновным, но и сводит
почти всегда на нет защиту обвиняемых перед судом, лишает обвиняемого
возможности защищаться; даже в том случае, когда истине удается пробиться
через множество препон, ее торжество слишком медленно, и узник уже много
претерпел, если не умер в оковах, как донья Хуанна де Бооркиа, или как
жертвы, сожженные в Вальядолиде, или, наконец, как многие другие невиновные
{См. гл. XXI и XXIV.}.
IV. Мы видели выше, что произошло с домом Фернандо де Талаверой, первым
архиепископом Гранады; с достопочтенным Хуаном д'Авилой, прозванным
Апостолом Андалусским; с св. Иоанном Божиим, основателем конгрегации братьев
милосердия {См. гл. X, XIV и XVIII.}. Мы узнаем о других святых, которые
также стали жертвами инквизиционной системы. Мы начнем с св. Игнатия Лойолы,
как с одного из первых. На него поступил донос в вальядолидскую инквизицию.
Пока судьи собирались его арестовать, он покинул Испанию, переехал во
Францию, затем в Италию и прибыл в Рим, где был судим и оправдан после того,
как был оправдан и в Испании судебным приговором генерального викария
епископа Саламанки. Мельхиор Кано, мнения коего о иезуитах мы изложили {См.
гл. XXIII.}, составил в 1548 году при жизни св. Игнатия труд, не увидавший
печати, под заглавием Суждение об ордене иезуитов. 'Я предполагаю, - пишет
он, - говорить об основателях этого общества; оно имеет генералом некоего
Иньиго, который скрылся из Испании, когда инквизиция решила его арестовать,
как еретика секты иллюминатов. Он отправился в Рим и пожелал судиться у
папы. Так как никто не явился для его обвинения, он был объявлен
непричастным к делу, и обвинение было снято'{Оговорка, помещенная Альфонсом
де Варгасом из Толедо в четвертку в латинском труде, напечатанном в 1636
году под заглавием Донесение королям и христианским государям о политических
хитростях и софизмах, употребляемых иезуитами для достижения всемирного
владычества. Гл. 7. С. 22.}.
V. Настоящее имя святого было Иньиго. Иезуит Иоганн Евсевий Ниремберг,
который в истории родоначальника своего ордена захотел воспроизвести чудо
св. Иоанна Крестителя, неправильно утверждает, что в то время, когда
родители Лойолы не знали, какое имя дать ему при крещении, новорожденный
заговорил и сказал: 'Мое имя - Игнатий'. Это имя, согласно Нирембергу,
означает 'мечу огонь' (ignern iacio), с намеком на то, что в будущем он
должен был возжечь в душах огонь божественной любви. Имя Игнатий было затем
сохранено его учениками - по причине ли вышеуказанной аналогии, или по
другому, неизвестному нам мотиву. Многих коробило от принятия
последователями Игнатия имени Общества Иисуса; оно было слишком нескромным;
вот почему говорили, что имя иньигистов лучше подходило бы к ним.
VI. Верно, что св. Игнатий был арестован в Саламанке в 1527 году по
приказанию генарального викария этой епархии как фанатик и иллюминат; он
вернул себе свободу только через двадцать два дня. Ему было предписано
воздерживаться в проповедях от квалификации смертных и отпустительных
грехов, пока он не изучит богословия в течение четырех лет, - условие,
довольно тяжелое для Игнатия, которому было тогда тридцать шесть лет. Правда
также, что вальядолидские инквизиторы, узнав о пребывании в тюрьме святого,
предписали составить опрос о делах и речах, на основании которых он признан
иллюминатом. Отсюда позволительно вывести заключение, что он не избег бы
секретной тюрьмы Вальядолида и пострадал бы как жертва до момента
обнаружения его невиновности, если бы не положил конца следствию.
VII. Но неверно, вопреки свидетельству Кано, что Игнатий покинул
Испанию, чтобы избегнуть приговора. Скорее, по-видимому, он привел тогда в
исполнение план путешествия в Париж для изучения богословия в Сорбонне.
Смирение святого было так велико, что, будучи оговорен вторично в этом
городе перед апостолическим инквизитором Матье д'Ори, доминиканцем, как
фанатик и иллюминат, он не только не ускользнул, как поступил бы виноватый,
но отдался в его руки и без труда доказал свое правоверие.
VIII. Неверно и то, будто бы Игнатий находился в это время в Риме,
потому что мы встречаем его в Париже еще в 1535 году; а затем он вернулся в
Испанию, где пробыл год без всяких тревог, хотя много проповедовал в
провинции Гипускоа, в Наварре, в Новой Кастилии и в королевстве Валенсии.
