Отсюда он переехал в Италию, сначала прибыл в Болонью, а затем в Венецию,
где был оговорен в третий раз, как еретик, но без всяких последствий, так
как добился оправдания у папского нунция и вскоре в том же городе получил
священный сан. Игнатий прибыл в Рим только в 1538 году.
IX. Не лучше обстоит дело с доказательством того, что мотивом его
оправдания в Риме было отсутствие обвинителей; ведь каждый преступник может
быть преследуем официальным должностным лицом, предан суду и наказан.
Правда, в Риме тогда еще не было особого трибунала инквизиции, но
обыкновенные судьи могли расследовать преступление ереси, как и другие
проступки, и был прокурор, который выдавал преступников властям. Здесь св.
Игнатию предстояло быть еще раз оговоренным. Донос к Бенедикту Конверсино,
губернатору Рима, поступил от испанца по имени Наварро. Доносчик показал,
будто Иньиго был обвинен и изобличен во многих ересях в Испании, Франции и
Венеции, и даже обвинил его во многих других преступлениях. Однако трое
назначенных по этому делу судей признали его невиновность и оправдали его.
Это были: Фриас, генеральный викарий Саламанки, Ори, парижский инквизитор, и
Нигуранти, папский нунций в Венеции, которые, к счастью для св. Игнатия,
находились тогда в Риме. Доносчик был изгнан навсегда, а три испанца,
поддерживавшие его показания, были присуждены взять свои слова обратно.
X. Таким образом, епископ Мельхиор Кано был плохо осведомлен, когда
писал десять лет спустя, будто Иньиго был оправдан за неименением
обвинителя. Святой был невиновен, и это его спасло. Но он наверняка не избег
бы инквизиции, если бы происшествие в Саламанке случилось в Вальядолиде; он,
может быть, погиб бы там от последствий гибельной тайны. Если эту тайну
можно было бы упрекать лишь за четыре процесса против св. Игнатия Лойолы, то
ее и тогда следовало бы уничтожить; ведь нельзя забывать, что все четыре
раза истина невиновности Игнатия торжествовала исключительно благодаря
публичности его процессов.
XI. Св. Франсиско де Борха, ученик св. Игнатия и третий генерал его
ордена, наследовал Лайнесу в 1565 году и умер в 1572 году. Он был преследуем
вальядолидской инквизицией, как и два его предшественника. Он был четвертым
герцогом Гандиа, грандом Испании первого класса и кузеном короля в третьей
степени по своей матери Хуанне Арагонской, внучке католического короля.
XII. Желание посвятить себя Богу привело его к отречению от мира. Он
принял духовный режим истинных учеников св. Игнатия. Добродетели,
обнаружившиеся в его поведении, и усердие к спасению душ привлекли к нему
множество лиц, обращавшихся с вопросами о христианской жизни. Для ответа на
них и для пользы этого дела он доставал себе все сочинения и книги, которые
ему советовали приобрести, как годные для назидания его самого и ближних.
Этот образ действий снискал ему уважение здравомыслящих людей, но был дурно
истолкован другими из-за почтения, которое Франсиско оказывал некоторым
трудам.
XIII. В 1559 году инквизиция возбудила процесс против нескольких
лютеран, которых она приговорила к сожжению или к епитимье. Некоторые из
этих еретиков, думая оправдаться при помощи учения Франсиско де Борхи,
добродетель коего была хорошо известна, передали некоторые речи и действия
этого отца, верившего, подобно им, в оправдание души верою в страдания и
смерть Иисуса Христа. К этому они прибавляли для подкрепления своей защиты
авторитет некоторых мистических трактатов. Среди его невольных гонителей
оказался брат Доминик де Рохас, доминиканец, его близкий родственник. Против
него воспользовались прежним доносом на его Трактат о подвигах христианина,
составленный им, когда он еще был известен в миру под именем герцога Гандиа.
XIV. Эта книга и толки Мельхиора Кано и доминиканцев повели к обвинению
де Борхи в пособничестве ереси иллюминатов. Молва об этом деле достигла Рима
благодаря стараниям эмиссаров главного инквизитора Вальдеса, занятого тогда
процессом архиепископа Толедского. Это доказывается письмом иезуита Педро
Рибаденейры, адресованным в августе 1560 года его собрату Антонио Араос,
бывшему в Риме. Я привел его, говоря об отце Лайнесе, втором генерале
Общества Иисуса. Автор письма говорил, что слуги испанской инквизиции
уверяют, будто отец Франсиско де Борха проникнут заразой, господствующей в
мире. Этим словом автор обозначает ересь Лютера.
XV. Говоря о иезуитах Лайнесе, Борхе, Рибаденейре и некоторых других
известных в то время личностях, епископ Мельхиор Кано в 1557 году следующим
образом характеризовал распространившуюся среди них ересь иллюминатов: 'Я
утверждаю (и это - правда), что они - иллюминаты и пагубные люди, которых
дьявол столько раз вводил в ограду церкви со времени гностиков до наших
дней; они существовали со времени - ее возникновения и до последних времен.
Всем известно, что Бог благоволил просветить на этот счет Его Величество
императора. Когда наш государь вспомнит, как Лютер начал свою работу в
Германии, и примет в соображение, что искра, которую считали возможным
игнорировать, произвела пожар, против коего бесплодны все усилия, он
признает, что происходящее теперь среди этих новых людей (иезуитов) может
стать таким великим злом для Испании, что императору и нашему королю, его
сыну, будет не под силу смирить это зло, когда они этого пожелают' {Это
письмо было опубликовано иезуитом кардиналом Свенфугос в Жизни св. Франсиско
Борхи. Кн. 4. Гл. 15. 2.}.
XVI. Выдающиеся добродетели и незапятнанная вера св. Франсиско должны
были бы внушить другое представление о нем, чем то, какое имели епископ Кано
и другие его враги. Однако ни заслуги, ни положение близкого родственника
короля не спасли бы его от тюрьмы Вальядолида, если бы он не отправился в
Рим, как только узнал, что процесс начался и что враги желают схватить его.
Он избег инквизиции, но со скорбью видел, что его произведение дважды попало
в Индекс - в 1559 и в 1583 годах.
XVII. Если бы трибунал испанской инквизиции относительно св. Франсиско
де Борхи подражал поведению трибуналов Франции, Венеции и Италии по
отношению к св. Игнатию, его ученик, подобно учителю, потребовал бы суда, и
его невиновность была бы признана. Но тайные формы инквизиционного
судопроизводства наносят чести обвиняемых тем более опасные удары, что
пребывание в тюрьме святой инквизиции порождает на их счет предубеждения,
которые ничто впоследствии не может уничтожить. Если бы испанские
инквизиторы, получая добровольные признания еретиков, принимали жалобы
подсудимых, требующих суда, как в других трибуналах, где путь состязаний
открыт для обвиняемых, мы бы увидели, что св. Франсиско, сильный в чистоте
помышлений и уверенный в своей невиновности, просил бы публичного суда и
требовал бы, чтобы было законно установлено то, в чем его обвиняли.
XVIII. Но инквизиция - не трибунал, от которого можно ожидать подобной
гарантии. Требование Борхи не было бы принято, и в стенах своей тюрьмы он не
узнал бы ответа на свою просьбу. В то время как в первом случае судебная
власть собирает через следователей факты для разъяснения дела, во втором
