заметили: 'Здесь государственный совет'. Он хотел схватить оружие и
защищаться и вскочил уже с постели, когда вошел король. Дон Карлос спросил
его тогда: 'Чего хочет Ваше Величество от меня?' - 'Вы узнаете это', -
отвечал ему монарх. Сейчас же заколотили окна и двери. Король приказал дону
Карлосу спокойно оставаться в этой комнате, пока он не получит дальнейших
приказаний. Затем он подозвал герцога Фериа и сказал: 'Я вам поручаю особу
принца, позаботьтесь о нем и постерегите его'. Затем он обратился к Луису
Кихаде, графу де Лерме и дону Родриго де Мендосе {Луис де Кихада, сеньор де
Вилягарейя, был сыном мажордома Карла V в его уединении. Граф де Лерма был
впоследствии первым герцогом и фаворитом Филиппа III. Дон Родриго де Мендоса
был старшим сыном принца Эволи.}: 'Я вам поручаю служить принцу, но ничего
не делайте по его приказанию, предварительно не известив меня. Я приказываю
всем под страхом объявления изменником надежно стеречь его'. При этих словах
принц стал громко кричать: 'Ваше Величество приказали бы лучше убить меня,
чем держать пленником. Это большой скандал для королевства. Если вы этого не
сделаете, я сумею умертвить себя сам'. Король возразил, что он не должен
этого делать, потому что такие поступки совершают только сумасшедшие. Принц
ответил: 'Ваше величество так плохо обращается со мной, что принудит меня
дойти до этой крайности не от безумия, а от отчаяния'. Было еще много
наговорено с обеих сторон, но ничего конкретного. Ни время, ни место не дали
возможности дойти до чего-либо определенного.
V. Король удалился. Герцог взял все ключи от дверей. Он отослал лакеев
и других слуг принца. Он приставил к кабинету стражу: четырех горцев
Эспиносы, четырех испанских алебардщиков и четырех немцев во главе с
лейтенантом. Затем он подошел к двери, у которой я стоял, поставил здесь
четырех других горцев и четырех гвардейцев и велел мне удалиться. Потом
забрали ключи от письменных столов и сундуков принца; король велел принести
их в свои апартаменты. Велели унести постели лакеев: герцог де Фериа, граф
де Лерма и дон Родриго бодрствовали эту ночь при Его Высочестве. В другие
ночи бодрствовало по два камергера, сменявшихся каждые шесть часов. Король
поручил эту службу семи камергерам. То были: герцог де Фериа, Руи Гомес {Руи
Гомео де Сильва, принц Эволи.}, приор дон Антонио Толедский, Луис Кихада,
граф де Лерма, дон Фадрике {Дон Фадрике Энрикес, брат адмирала.} и дон
Хуанде Веласко {Дон Хуан де Веласко, сын дона Габриэля, графа де Сируэла.}.
Они были без оружия во время этой службы. Гвардейцы не позволили нам
подходить ни днем, ни ночью. Два камергера ставили прибор. Мажордомы
приходили за обедом во дворец. Не позволяли приносить ножей. Мясо приносили
разрезанным. Не служили обедни в апартаментах принца, и он не слышал ее с
тех пор, как находится в тюрьме {Впоследствии в апартаментах принца служили
обедню. Это доказывает, что отчет был написан до 2 марта, когда последовал
приказ о служении обеден.}.
VI. В понедельник {В понедельник 19 января 1568 года.} король созвал в
своих апартаментах все советы с их председателями. Каждому совету отдельно
он сделал доклад об аресте своего сына. Он сказал, что арест состоялся по
делу, касающемуся службы Богу и государству. Очевидцы уверяли меня, что
монарх проливал слезы, говоря об этом. Во вторник Его Величество созвал
также в своих апартаментах членов государственного совета. Собрание
продолжалось с часу дня до девяти вечера. Неизвестно, чем оно занималось.
Король вел следствие. Ойос {Настоящее имя его было Педро дель Ойо.} был
секретарем. Монарх присутствовал при показаниях каждого свидетеля. Показания
записаны и составляют тетрадь толщиною в шесть дюймов. Он передал совету
привилегии майоратов {To есть старших сыновей, которые имеют право
наследовать корону, которая есть майорат, или пожизненное замещение в
порядке первородства или старшинства.}, a также короля и принца кастильских,
чтобы члены совета с ними ознакомились.
VII. Королева и принцесса {Хуанна, сестра короля, которая воспитывала
принца до других учителей.} были в слезах. Дон Хуан приходил во дворец
каждый вечер. Однажды он пришел в простом траурном платье. Король упрекнул
его, велел снять этот костюм и одеться по-прежнему. В понедельник Его
Величество приказал предупредить всех лакеев, чтобы они удалились в свои
жилища, обещая позаботиться о них. Он перевел на службу к королеве дона
Хуана де Веласко и дона Фадрике, брата адмирала, бывшего мажордомом дона
Карлоса'. На этом кончается рассказ пристава.
VIII. Филипп II отлично понимал, что подобное событие не может остаться
тайным и не преминет возбудить любопытство публики. Он подозревал, что оно
даст материал для разных толков как в Испании, так и при иностранных дворах.
Поэтому он счел нужным сообщить об этом прискорбном происшествии всем
арихиепископам, епископам и другим прелатам, капитулам кафедральных соборов,
королевским судебным палатам, гражданским и военным губернаторам провинций,
городам и их коррехидорам, папе, императору германскому, некоторым государям
Европы, Катерине Австрийской, королеве Португалии, вдове Иоанна III, сестре
Карла V, тетке и теще Филиппа II, бабушке несчастного узника, тетке и
бабушке -Анны Австрийской, на которой он женился. Столько титулов этой
принцессы побудили Филиппа II написать ей собственноручное письмо, в котором
он называет ее матерью и госпожой всей семьи. Этот монарх написал также
Марии Австрийской, своей сестре, императрице германской, жене Максимилиана
II и матери Анны. Луис Кабрера поместил в Истории Филиппа II это письмо,
которое он считает адресованным императрице, но он ошибся: королева
Португалии была единственная, кого можно было запросто называть матерью и
госпожой всей семьи. В письме из Мадрида, адресованном папе и датированном
20 января, король говорил, что, несмотря на удручающее его горе, утешается
тем, что сделал все возможное, чтобы дать хорошее воспитание сыну, и
закрывал глаза на все, что могло произойти от его физической организации, но
что теперь служение Богу и долг заботиться о благе подданных не позволяют
дальше терпеть его поведение. Он кончает обещанием уведомить Его
Святейшество об этом деле и просит помощи его молитв для счастливого исхода.
В тот же день Филипп написал собственноручно другое письмо - королеве
Катерине, своей тетке. Он сообщал ей о горе, разрывающем его отцовское
сердце; он напоминал, что уже извещал ее о многих предшествующих событиях,
которые заставляли бояться будущего; он заявлял также, что за арестом принца
не должно следовать никаких наказаний, и что арест был решен, чтобы
прекратить безобразия принца. Письмо к императрице, сестре монарха, было
составлено почти в тех же выражениях.
IX. В письмах, адресованных государем городам, он говорил: если бы он
был только отцом, то никогда не решился бы предпринять подобное мероприятие,
но королевский сан не позволил ему поступить иначе; действуя таким образом,
он, по его словам, мог пресечь зло, которое причинила бы государству его
слабость в этом деле. Диего де Кольменарес поместил в истории Сеговии
письмо, которое этот город получил от Филиппа II. Подобные же письма
