вальядолидской инквизиции арестовать архиепископа и секвестровать его
имущество с составлением описи.
X. Этот приказ был исполнен в Торрелагуне 22 августа ранним утром,
когда архиепископ был еще в постели. Когда ему объявили, что он арестован,
он спросил, в силу какого приказа его арестуют. Ему предъявили приказ
главного инквизитора и папское бреве. Он ответил, что бреве носит общий
характер и что нужно специальное поручение с расследованием дела, которое
вне компетенции главного инквизитора; кроме того, не соблюдены в отношении
его условия, предписанные папским бреве, которое намечает арест только в
случае опасения побега - опасения химерического, которое могло быть
порождено только злобными чувствами; по всем этим соображениям он протестует
против приказа главного инквизитора и насильственного порядка его
мероприятий и требует у папы удовлетворения за нанесенное им оскорбление. Не
будучи в состоянии немедленно исполнить сказанное, архиепископ попросил
Хуана де Ледесму, нотариуса святого трибунала, присутствовавшего при его
аресте, составить акт о его ответах инквизиторам и о его покорности, которую
он мотивировал намерением избегнуть дурного обращения.
XI. Архиепископ просил, чтобы при составлении описи особенно поберегли
его бумаги, из которых некоторые были очень важны, потому что касались
процессов архиепископской кафедры, именно: одного - с королевскими
прокурорами о правах короны; второго - с маркизом Камарасой, грандом
Испании, о недействительности отчуждения сеньории Касорла и селений ее
округа, называемого аделантамиенто [91], и других с различными лицами и
коммунами относительно прерогатив - и пользования угодьями и некоторыми
правами. Ему обещали исполнить его просьбу.
XII. 23 августа, накануне своих именин, он выехал из Торрелагуны и
прибыл в Вальядолид 28 августа. Его заключили в дом майората дона Педро
Гонсалеса де Леона. Его портфель и шкатулка, содержавшие бумаги, были
переданы главному инквизитору, который 29 августа поторопился вскрыть их и
велел составить опись предметов. 6 сентября главный инквизитор послал королю
письмо с докладом об аресте, дав фактам особое освещение и мотивировав арест
мнимым опасением бегства Каррансы. Он прибавил, будто ему казалось, что
архиепископу известно было об этих мероприятиях. Эта вероломная инсинуация
могла обойтись недешево дому Антонио Толедскому, чья переписка попала в руки
главного инквизитора. Последний весьма спешил ознакомиться с бумагами,
посланными вскоре из Рима и из Фландрии.
Глава XXXIII
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОГО ЖЕ ПРОЦЕССА ДО ПУТЕШЕСТВИЯ АРХИЕПИСКОПА В РИМ
Статья первая
I. После ареста толедского архиепископа произошло два инцидента в его
процессе. До начала рассказа мне кажется целесообразным представить картину
новых свидетельских показаний, добытых врагами Каррансы с намерением
оправдать свое поведение. Их побуждали к этому не только мотивы, породившие
преследование, но также чисто личные интересы. Вальдес и его помощники
основательно боялись восстановить против себя общественное мнение, если бы
при вынесении окончательного приговора не была доказана всей Европе
действительная виновность архиепископа.
II. Для достижения своей цели инквизиторы допросили девяносто шесть
свидетелей. Но, к несчастию для них, большинство показаний не прибавило
ничего к добытым уликам. Большинство удостоверили чистоту католического
исповедания Каррансы. Некоторые свидетели, враждебно настроенные к нему,
дали показания в отношении других лиц, которые не подтвердили их или даже
опровергли. Следует отметить, что большинство свидетелей, говоривших в
пользу архиепископа, сделало свои показания, находясь в застенках
инквизиции, под пыткой или после пытки, когда они могли опасаться
возобновления ее и возможности стать жертвами самого жестокого обращения со
стороны судей, планы которых они расстраивали. В то время как эти несчастные
обнаружили такое мужество, епископы, архиепископы и другие богословы,
стремившиеся к епископскому сану, вели себя трусливо и без колебаний брали
обратно свое первое истинное мнение и объявляли сильно заподозренным в
лютеранстве того человека, которого сами называли почти что апостолом в
отношении одного и того же произведения, и это только вследствие процесса
против него. Если бы мое звание историка не обязывало меня напомнить факты,
столь нелестные для репутации прелатов, поведение которых, в других
обстоятельствах, достойно уважения, я полагал бы, что у меня есть достаточно
мотивов, чтобы обойти молчанием их поведение в этом деле.
III. 30 августа 1559 года Мартин Гутьерес, иезуит, показал по
собственному побуждению и без запроса, будто слышал от брата Луиса де ла
Круса, что в юности он однажды помогал дому Бартоломео служить обедню.
Последний, держа святую гостию пальцами, спросил его: 'Хочешь съесть этот
хлеб?' Брат Луис отвечал, что он не исповедался, на что Карранса сказал ему:
'Ты слишком мнителен' и дал ему причастие.
IV. Брат Луис на вопрос об этом факте показал 26 июня 1560 года, что
правда только то, что дом Бартоломео однажды, беседуя с ним о духовных дарах
евхаристии, сказал: 'Когда я буду потреблять гостию, я хотел бы пригласить
вас к святой трапезе'. На это свидетель ответил: 'Дай Бог, чтобы я был готов
к этому, как вы'. Тот же свидетель повторил это показание 2 июля.
V. Антонио Лопес, врач из Торо, на допросе 4 сентября показал, что семь
или восемь лет тому назад слышал, как архиепископ в проповеди, сказанной в
церкви Св. Севастиана в этом городе, высказал приблизительно следующее:
'Есть столь испорченные люди, что сохраняют за собой в течение нескольких
лет звание публичных грешников. Христиане ли такие люди? Неизвестно даже,
веруют ли они. Предположим, что они веруют' и проч. Этот свидетель был
единственным, давшим такое показание. Поднимался, однако, вопрос о публично
сказанной проповеди.
