Затем он прошептал, так близко от ее губ:
– Сделай это еще раз!
Сэмми проглотила ком в горле. Как ей хотелось выполнить просьбу Ника!
– Я… мне не следует, – пробормотала она.
Ник пожирал глазами ее лицо, все время возвращаясь взглядом к губам, заглядывая в глаза.
– Ты права, – произнес он наконец. – Тебе не следует. И мне тоже.
Но он продолжал наклоняться все ближе и ближе к ее лицу, теперь губы их находились друг от друга на расстоянии меньше дюйма.
Сердце Сэмми забилось в новом ритме – громче, сильнее, быстрее.
– Это безумие, – прошептала Сэмми.
– Да, – согласился Ник.
– Мы не должны.
– Я знаю. – Пальцы Ника ласкали ее затылок. – Как мне нравятся твои распущенные волосы!
Сэмми закрыла глаза. Боже, что он с ней делает! И почему она сопротивляется?
Сэмми снова вспомнила все доводы против близости с Ником. Все они были в силе. То, что она чувствовала, – это просто радостное возбуждение, чувство полета, не более того. Это просто не могло быть ничем другим.
Сэмми открыла глаза и посмотрела на Ника. С каждым произнесенным словом сердце ее словно проваливалось куда-то вниз.
– Ник, мы не можем этого делать.
Его рука перебирала волосы Сэмми.
– Мы можем, если ты скажешь, что мы можем.
– Нет, – сказала Сэмми. – Нет. Мы не можем.
Она отстранилась, и Ник отпустил ее голову.
Несколько минут Сэмми смотрела в окно на небо, такое синее, что было больно глазам, и только потом поняла, что все еще держит Ника за руку. Собрав всю силу воли, она осторожно освободила пальцы и сложила руки на коленях.
10
После возвращения Сэмми и Ника из Чикаго она несколько недель работала над документацией по системе «Теодолит». Все было оплачено, и систему должны были установить в следующем месяце. Одновременно Сэмми занималась разработкой нового проекта – исследовала техническую осуществимость возобновления производства самолетов «Эллиот эйр».
Ник знал, что Сэмми делает, он от души желал ей удачи. Но он сомневался, что это рискованное мероприятие окажется прибыльным, хотя ему очень хотелось, чтобы было наоборот.
Боже, снова строить самолеты! Это было его заветной мечтой, которой он не делился ни с кем уже несколько лет. С тех пор, как расстался с Сэмом Барнеттом. С тех пор, как потерял «Маверик». Ведь теперь из-за Барнетта самолет, который конструировал и испытывал Ник, за который он готов был отдать жизнь, был потерян для него навсегда.
Черт бы побрал этого Барнетта! Если бы этот негодяй не погиб два года назад в автокатастрофе, Ник готов был убить его собственными руками.
У Ника все время портилось настроение, когда он вспоминал о том, как обманул его этот двуличный негодяй. У него даже поднималось давление. Ник глубоко вздохнул несколько раз и заставил себя подумать о чем-нибудь приятном, спокойном. О Сэмми.
И напрасно – думая о Сэмми, успокоиться было невозможно. Как только они вернулись из Чикаго, Сэмми снова нацепила свой камуфляж. Но теперь она по крайней мере иногда оставляла волосы распущенными. Но это тоже не успокаивало Ника – ему все время хотелось погрузить пальцы в ее каштаново-рыжие кудри и притянуть Сэмми к себе, пока лицо ее не окажется совсем близко, а потом…
Черт побери!
Он должен смотреть в лицо фактам. Он совершенно не интересует Сэмми. По крайней мере как мужчина. Единственное, с чем обратилась к нему Сэмми за последнее время, было предложение сопровождать ее в Новый Орлеан на ежегодное заседание ассоциации авиастроителей.
Вот и вчера она пришла к нему по тому же поводу.
– Ну давай же, Ник, ведь тебе тоже хочется поехать!
– Черт побери, Сэмми, это неразумно! Даже если бы ты убедила меня снова начать производство «Скайбердов», при чем здесь НАКА? Ведь они имеют дело только с крупными самолетами. Наш «Скайберд- 2000» никак не подходит под это определение. Он недостаточно велик, чтобы использовать его в качестве пассажирского.
– А может быть, я просто не хочу класть все наши яйца в одну корзину? Ты никогда об этом не думал?
Ник закатил глаза. Яйца? Корзина?
– Вот теперь я вижу, что ты действительно выросла на ферме.
– Уходишь от ответа. Я думаю, специально. Вот только не могу понять, с какой целью. Обычно ты не
