Чудо в «Белом отеле»

разыгрывал вместе со своими белоногими фигурками трагедию «Клавиго». [ix]

– Это уже слишком! – фыркнул эрцаббат. – Именно «Клавиго». Именно эта жалкая писанина. Сам я ее, конечно, никогда не читал и не смотрел – упаси Господь! Это стряпня, издевающаяся над всеми старинными обычаями, над всеми ценностями, святость которых я постигаю путем постов, покаяний, аскезы, исихазма, чтобы не сказать путем тяжкого напряженного труда, это стряпня, форменным образом прославляющая грех, являющаяся символом морального падения, – и вот этой гадостью он развращает детей!

Детям же пьеса явно нравилась.

– Еще бы, – сказал эрцаббат Хильдигрим, – грех всегда притягивает.

По счастью – это было в день свв. Вунибальда и Феогноста – эрцаббат смог издали посмотреть на это позорище.

После того как он внимательно рассмотрел происходящее – со сдержанным смирением, хотя и с отвращением, – он собрался с духом, испросил поддержку у обоих святых этого дня, у обоих своих небесных покровителей (то есть у небесного покровителя имени, данного ему при крещении, и небесного покровителя своего монашеского имени), а также трех избранных святых пап второго и третьего столетия, а именно у святого папы Гигина, святого папы Урбана I и святого папы Сикста И. Правда, обращение к папе Сиксту II ошибочно достигло папы Сикста I, поскольку тот тоже был святым, и в потустороннем мире из-за этого возникло определенное напряжение. («Как вы могли услышать то, что обращено ко мне», – заорал Сикст И. «Не задирайте нос!» – возразил Сикст I), но в мире земном разница была почти незаметна.

Эрцаббат Хильдигрим запел громким голосом гимн альпийских стран: «О жемчужины добродетели!», который, как известно, заканчивается так называемым сакральным йодлем;[x] его тут же подхватили все призванные святые, в ночи грянул мощный хор, и – что немаловажно – в тональности ми мажор, которая, как издавна известно, обладает невероятной способностью изгонять злых духов.

Китайца объял ужас. Дети разбежались, будто преследуемые фуриями. Китаец упаковал механическую женщину и фигурки и тоже бросился бежать. Но убежал он не так уж и далеко, как вскоре выяснилось. Одна из фигурок осталась лежать на земле, в чем нет ничего удивительного, потому что китаец собирал свое барахло в страшной спешке и ужасе, и вот эту-то фигурку эрцаббат исследовал самым тщательным образом (после того, как с благодарностью отпустил святых) и к своему ужасу установил, что она сделана из маленьких человеческих косточек («Этого еще не хватало! – эрцаббат от отвращения внутренне передернулся. – К тому же в виде голой женщины»). Интуиция подсказала эрцаббату, где китаец брал кости.

На день свв. Лазаря и Иоланты пришлось полнолуние. На кладбище было светло как днем. Эрцаббат подошел к ограде. И что же он увидел? Китаец выкапывал трупы, открывал гробы, разделывал скелеты; гробы небрежно громоздились один на другом – но и этого было мало: сбоку лежал завтрак, а рядом с ним бутылка вина (без этикетки, значит, разлита без законного разрешения, что эрцаббат, будучи ответственным и за монастырскую трапезную, сразу же понял).

Эрцаббат Хильдигрим покрепче сжал в руке свой посох (не торжественный епископский посох, а повседневный, для прогулок), пробормотал подходящее к случаю заклятие («Книга экзорцизмов», т. IV, с. 216), и тут же обрушились гробы, ящики и камни и погребли под собой богохульника.

XIII Пигмалион наоборот

Приблизительно сто лет назад тогдашний султан Массауа, принц Гашем Гелиос IV (изначально греческого происхождения) вынужден был отправиться в изгнание. С тех самых пор он жил в Ницце. Горечь изгнания была подслащена тем, что ему удалось при бегстве прихватить с собой государственную казну. Для целого государства это, может статься, и не было такой уж значительной потерей, но одному человеку (к тому же частному лицу) ее вполне хватало.

Внук султана, принц Гашем Гелиос VI, в 1945 году получил возможность вернуться в свой султанат, но после короткого визита туда сравнил свое местожительство (а также место своего рождения и своей юности) город Ниццу с городом Массауа, и сравнение это было в пользу Ниццы. Тогда принц Гашем порекомендовал массауанцам основать республику.

Не стоит утаивать, что в данном решении принца значительную роль сыграло то обстоятельство, что массауанцы ожидали, что султан привезет с собой государственную казну, немало увеличившуюся в результате удачных биржевых спекуляций как Гашема Гелиоса IV, так и V.

В итоге принц Гашем Гелиос VI вернулся обратно в Ниццу и посвятил свою жизнь любви к искусству. Во время своего визита в Мюнхен по случаю оперного фестиваля принц познакомился во всемирно знаменитом кафе «Кулиса» на Максимилианштрассе со скульптором Гутхаузом, Ханс-Генрихом Гутхаузом. Владельцы «Кулисы» тоже имели определенную склонность к прекрасному, и поэтому кафе более или менее регулярно украшалось произведениями искусства. Скульптор Гутхауз прослышал об этом, хотя не принадлежал к числу завсегдатаев, зашел в кафе с предложением доставить туда творения своих рук.

Предложение не было бы отклонено, если бы при последовавшем обмере помещения не выяснилось, что если в кафе выставить пластику Гутхауза, которая вся была порядочных размеров, то места для посетителей не останется.

Принц Гашем Гелиос VI, султан Массауа, сразу приметил – у него был натренированный глаз – сидящего перед чашкой кофе с молоком и тоскливо в нее уставившегося Гутхауза и заговорил с ним. Гутхауз положил перед собой маленький альбом с фотографиями своих работ, и принц просмотрел его. Но принц не знал одного – что ни одно из сфотографированных произведений искусства, ни одна из всех этих мраморных скульптур в действительности в мраморе не существовали. Эскизы делались – в высшей степени умело – из лепной гипсовой массы (изобретение Гутхауза), и из нее же по мере надобности формировались оригиналы. У Гутхауза не было денег на приобретение в большом количестве этого вовсе не дешевого материала.

И тут пробил его час. Принц оплатил кофе с молоком, заказал у официанта шампанское, а у Гутхауза – Венеру из мрамора размером в полную натуру. Задаток за работу и деньги на приобретение глыбы мрамора перетекли из бумажника от «Louis Vuitton» принца Гашема Гелиоса прямо в руки Гутхауза еще за кофейным столиком.

Прошел год. Жизнь Гутхауза и его подруги Эви существенным образом изменилась благодаря задатку и деньгам на мраморную глыбу. Но не успел Гутхауз оглянуться, как от выданных средств ничего не осталось, а глыба так и продолжала покоиться в недрах горы в Лаасе.

К началу нового музыкального фестиваля принц снова появился в Мюнхене. Они опять встретились в кафе «Кулиса». Чего Гутхауз больше всего опасался и о чем нетрудно было догадаться, то и случилось: