подумал Спарк, — а что, с них хватит. Конечно, если допустить самое хреновое, Ригельт решит выброситься или черт знает что еще надумает, — поведение человека в экстремальной ситуации рассчитать трудно — тогда, конечно, начнется скандал. Эту машину арендовал приятель Алвареша, на него выйдут, начнут трясти, дойдут и до меня; плохо,
Ригельт снова глянул на часы; достал их картинно, видимо, представляя со стороны, как это престижно и достойно: большие золотые часы-луковица на толстой золотой цепи в сильной руке, хранившей следы загара. «Наверное, опалился в Латинской Америке, — подумал Спарк, — здешний загар должен уже сойти, декабрь как-никак».
Спарк посмотрел на прыгающую минутную стрелку часов, вмонтированных в красное дерево приборного щитка. «Сейчас он прибавит шагу — время; только бы не подвели эти спортсмены; какие же тупые у них затылки; зачем стричься под скобку? Это рубит человека, отсекает голову от туловища, шея делается беззащитной; хотя у них шеи бычьи, чувствуется, какие они крепкие, на таких можно висеть — голова не шелохнется».
Спарк заметил, как оператор, стоявший в отдалении, припал к камере, начал съемку. «Молодец, пусть будет побольше спокойствия на улице района Байру Альто, только бы не попали в кадр полицейские, что замерли возле Флэкса. Боже, как можно так напрягаться; словно гончие!»
Ригельт поровнялся с машиной; задняя дверь была чуть приоткрыта; спортсмены подхватили его с трех сторон, взяли в кольцо, подняли, Криста ногой распахнула дверь.
— Нет! — неожиданно тонко завопил Ригельт. — Нет! Нет!
Голос у него стал заячьим, но, видимо, страх так пронизал его, что он потерял силы: сопротивлялся
Прохожие сначала замерли (по счастью, их было не так уж много, с часу дня все сидели в ресторанах и барах, время обеда, на это Спарк и рассчитывал), потом было ринулись к машине, но остановились, потому что тот полицейский, что, судя по шевронам, был старшим, громко крикнул:
— Не мешать съемке! Так снимают кино! Не мешать!
— Ой! Ой! Ой! — продолжал визжать Ригельт. — Нет! Помогите! Помогите! Меня похищают! Нет!
— Руе![31] — прикрикнула Криста. — Руе! Мы от друзей! Сидеть тихо!
Спарк резко взял с места, спортсмены, как и было уговорено, воткнули Ригельту кляп в рот и споро связали руки и ноги.
Отъехав на соседнюю улицу, Спарк притормозил и, обернувшись, вымученно улыбнулся потным спортсменам:
— Да вы же прирожденные артисты, ребята… Идите к операторам, получайте гонорар, нашего артиста развяжет гримерша, — он показал глазами на Кристу. — Все в порядке, спасибо!
Ригельт начал биться, глаза его лезли из орбит, он мычал что-то. Один из спортсменов похлопал его по плечу:
— А вы классно играете, прямо как по правде.
С этим они вышли из «Испано-сюизы», захлопнув за собой дверь.
Спарк вывез Ригельта, лежавшего под ковром на полу (Криста укрыла его, как только спортсмены вышли из машины), за город. Он знал проселочную дорогу, где никогда не было ни единой живой души; вела она к заброшенному дому дяди Алвареша; тот собирался сделать ремонт и открыть пансионат для
— Если станете орать, — сказала Криста, отбросив ковер с лица Ригельта (здорово он изменился за эти тридцать пять минут! Лицо потекло, лишилось своих рубленных форм, просто какой-то фарш), — у нас не будет возможности сохранить вашу жизнь. Намерены разговаривать с нами?
Он кивнул; Криста вытащила кляп изо рта.
— Вы немка? — жалобно спросил он.
— Да. Я — ваша немка, Ригельт.
— Вы знаете меня, да?
— Знаю.
— Кто это? — он показал глазами на Спарка.
— Мой человек, — она достала из сумки «смит-вессон», пояснив, — тут не надо взводить курок, бьет сразу, выстрела не услышат, в округе нет ни одного человека…
— Меня будут искать, — еще жалобнее сказал он. — Все знают, что я ушел на торговые переговоры.
— Найдут, когда мы уедем из этой страны, — ответила Криста.
Спарк стоял рядом, прислушиваясь к интонации разговора; немецкий он знал не очень-то хорошо, однако все языки
— Развяжите его, — обратилась Криста к Спарку по-английски.
— Он обещал вести себя разумно? — спросил Спарк.
— Вы обещаете вести себя разумно, Ригельт? Вы не поставите меня в положение человека, которому не остается ничего другого, кроме как стрелять?
— Обещаю, конечно, обещаю, я понял ситуацию, я обещаю…
— Развяжите его, — повторила Криста, — он обещает.
(Они не имели ни времени, ни возможности запрашивать Роумэна о том, говорит ли Ригельт по- английски, поэтому Спарк предложил игру: он — подчиненный, партию ведет Криста.)
Спарк развязал ноги Ригельта, Криста толкнула его дулом пистолета в шею:
— Идите. Медленно идите в дом. Следом за этим господином.
Они спустились в подвал. Спарк жестом попросил подождать; включил магнитофон, привезенный прошлой ночью, вполне надежно укрыт, но писать будет каждое слово Ригельта; ввернул лампочку в торшер и крикнул Ригельту и Кристе, стоявшим на лестнице:
— Входите.
Криста пропустила Ригельта, заперла за собой дверь, села в кресло и только сейчас почувствовала, как у нее мелко трясутся колени.
— Ригельт, послушайте меня, — сказала она устало, — часа через два мы вернем вас в город… Мы заинтересованы в том, чтобы вы жили. Более того, в наши планы входит помочь вашему бизнесу. Но все это будет только в том случае, если вы сейчас же, без колебаний и уловок, ответите мне: кто вам дал поручение сесть в самолет и взять у Штирлица паспорт? Не торопитесь говорить. Если скажете неправду, я пристрелю вас. Даю вам слово.
— Почему я должен верить, что вы не убьете меня, если я отвечу правду? — спросил Ригельт, подрагивая всем телом, словно пришел в тепло с мороза.
— Потому что, ответив правду, вы дадите косвенное согласие работать на ту секретную службу, которую он, — Криста кивнула на Спарка, — и я имеем честь представлять в Европе. Секретной службе нужны живые агенты. Итак…
— Я ничего не буду отвечать, — голос его был испуганно дрожащим.
— Вы уже ответили, — сказал Спарк, и Криста быстро перевела. — Вы уже ответили, откликнувшись
