Но Лесли уже снова углубилась в свою почту.
— Что? — рассеянно переспросила она.
— Ничего, — буркнул я, бросил на стол свою салфетку и встал. — Я ухожу. Ты будешь дома около пяти?
— Сегодня нет, Джон. Заседание комитета. Я позвоню, как только выясню, сколько примерно оно будет продолжаться.
Я вздохнул и нагнулся, чтобы поцеловать её в щеку. Она подняла глаза с очень занятым видом, рассеянно улыбнулась и снова погрузилась в свои письма.
Шагая через большую, мрачную гостиную к гардеробу в прихожей, я прикинул, стоит ли надеть плащ, и решил не делать этого. Когда я задержался на выходе у зеркала, чтобы поправить галстук, в дверях гостиной вдруг появилась Лесли.
— Джон…
Я встретил её взгляд в зеркале. Голос её звучал довольно странно. Она протянула руку.
— Тебе действительно не стоит беспокоиться из-за цепочки, Джон. Я вполне могу отнести её сама. Я… одним словом, будет намного лучше, если ты её оставишь.
Я обернулся к ней.
— Ни о каком беспокойстве нет и речи, Лесли. Я окажу тебе услугу с удовольствием.
Я хотел, я должен был сказать ей это.
Она мгновение колебалась, прикусив нижнюю губу, — странная детская привычка, означавшая, что она напряженно думает. Во мне вдруг поднялась волна внезапной, пылкой нежности к этой девочке, которая уже три года была моей женой, которую я любил и которая любила меня.
Помедлив, она открыла мне дверь. Сквозняк из холла с шелестом раздул её юбку, потом дверь за мной захлопнулась и я пошел ко коридору к лифту.
Старый Хайнс был шофером моего отца. Больше двадцати лет он служил нашей семье. Машину он водил весьма благоразумно и утренняя сумятица на улицах его не беспокоила. Я опустил стекло, отделявшее меня от водителя, и попросил его ехать немного побыстрее. Затем откинулся поудобнее и приоткрыл боковое стекло. Но воздух был так прохладен, что через несколько минут у меня зубы застучали от холода. Пришлось поспешно закрывать окно.
Хайнс озабоченно наблюдал за мной в зеркало заднего вида. Его худощавое морщинистое лицо выглядело опечаленным, а сам он в ярком утреннем свете вдруг показался мне очень старым. Собственно говоря, ему давно уже пора было на покой. Мой отец в завещании назначил ему небольшую пенсию, но Хайнс не мог жить без своей работы и без машины. Машина была, конечно, чересчур помпезной, почти анахронизмом, и я бы, вероятно, уже давно от неё избавился, если бы Хайнс так не привык к ней. Впрочем, Лесли, вероятно, тоже стала бы протестовать, она находила определенный шик в том, чтобы разъезжать по городу в громадном «роллс-ройсе» с шофером. Я ободряюще улыбнулся Хайнсу и наклонился вперед, чтобы сказать, что высадить меня нужно не у конторы, а у магазина Чартера.
У Чартера был лучший в городе ювелирный магазин. Наши обручальные кольца были приобретены у Чартера, также как кольца моих родителей, бабушки и дедушки. Я любил торжественную атмосферу этого заведения, где продажа ещё оставалась церемонией, останавливавшей время.
Сейчас я оказался единственным клиентом и потому прошел к стойке в дальнем конце вытянутого в длину торгового зала. Толстая ковровая дорожка заглушала мои шаги; несмотря на это за прилавком тут же появился продавец. Я развернул носовой платок, извлек цепочку и положил её на прямоугольный кусок бархата. На темном фоне четко выделялся изящный плетеный узор из серебряной проволоки — тонкое, воздушное, хрупкое произведение искусства с вкраплениями лунных камней. Продавец повертел в руках цепочку, попутно показав мне, как тщательно она обработана с обратной стороны. Теперь я никак не мог понять, почему же эта безделушка не бросилась мне в глаза раньше среди прочих украшений Лесли. Должно быть, я был слеп. Она прекрасно подходила Лесли. Жаль, что не мне пришла идея выбрать для неё это украшение. Но в таких делах я был безнадежным профаном.
— Очень интересная вещь, мистер Брайнерд, — восхищенно произнес продавец. — Кортес превзошел сам себя. Это действительно нечто совершенно исключительное.
— Возможно. Вы можете судить об этом лучше меня. Ведь жена купила эту цепочку у вас.
Его пальцы нежно гладили металлическое кружево.
— Ах, если бы это было так. Я уже давно не видел ни одной новой вещи от Кортеса.
Я ухмыльнулся. Не часто случается, чтобы служащий Чартера был пойман на ошибке, и уж совсем невероятно, когда речь шла об их собственном товаре.
— Ну, неважно. Жена утверждает, что якобы замочек не в порядке. У вас смогут его починить?
— Ну конечно. — Он поднял её к свету. — Это один из своеобразных запоров Кортеса, — пробормотал он и показал его мне, проведя по замку указательным пальцем. Запор состоял из двух филигранных стилизованных букв «С», сцепляющихся друг с другом. — Мне этот замок не слишком нравится, заметил продавец. — Он, разумеется, очень декоративен и характерен, своего рода фирменный знак мастера. Но ненадежен, слишком сложен и очень быстро ломается… — Он пожал плечами. — Смотрите, что здесь получилось. Может быть, лучше поставить сюда обычный, надежный замочек, конечно, при условии, что миссис Брайнерд согласится.
— Ладно, но сначала попытайтесь все-таки его починить. Да, кроме того, мне нужно несколько подарков к свадьбам. У вас в витрине были недавно такие красивые и строгие серебряные бокалы…
— Это модели по эскизам Ревера, мистер Брайнерд. Они действительно сделаны с большим вкусом. — Он провел меня по магазину к одной из застекленных витрин и приподнял стекло.
— Да, эти, — кивнул я. — Нужны три дюжины. Справьтесь у моей жены насчет монограмм и адресов.
Когда я добрался до здания нашей фирмы, утреннее оживление уже спало, и в лифте я оказался один. Стремительный подъем довольно неприятно напомнил мне о только что перенесенном гриппе. Зато как только у меня под ногами оказалось твердь, я сразу почувствовал себя лучше. Очутившись в своем кабинете, обошел письменный стол и с облегчением опустился в кресло. Ноги дрожали, как после получасового бега трусцой. Я совершенно обессилел. Но, несколько минут передохнув, почувствовал, что мне по плечу даже разговор с мисс Харкорт. И позвонил.
Она тут же вошла и проинспектировала мой кабинет, как будто все последние недели не проделывала это по меньшей мере раз в день. Полон ли свежей воды графин на моем письменном столе? Чиста ли пепельница, пуста ли корзина для бумаг? Готов ли к записи магнитофон в верхнем ящике письменного стола? Правда, у меня не было уверенности в том, что мисс Харкорт безоговорочно одобряет эту современную аппаратуру. Отец пользовался старомодным диктофоном, который все ещё стоял на передвижной подставке рядом с письменным столом мисс Харкорт. Мисс Харкорт часто пользовалась им, с негодованием отвергая все мои предложения о замене на что-нибудь посовременнее. Закончив инспекцию, она мне улыбнулась и перелистала свой блокнот.
— Недавно я звонила вам домой, и там мне сказали, что вы сегодня будете в конторе. Вы в самом деле уже чувствуете себя в форме, мистер Джон? — Ее обычно резкий голос сегодня звучал по-матерински озабоченно.
— Я чувствую себя отлично. Просто разучился быстро ходить, только и всего. Зачем вы мне звонили?
— Ах, речь идет о корректуре статьи для журнала. Уже сегодня она должна быть в типографии, если мы хотим, чтобы её поставили в номер.
— Хорошо, я посмотрю. До выхода номера ведь ещё две недели. Масса времени. Все остальное в порядке?
Она кивнула.
— Наша молодежь говорит, что в это время ничего не происходит. Мертвый сезон. Никто, похоже, ничего не затевает…
— Вот как? А что тогда означает оживление вокруг акций «Мидленд-централь»? Я проследил за ним по газетам. Как вы полагаете, что за этим кроется?
Мисс Харкорт придвинула мне под нос кипу деловой корреспонденции, увенчала её ещё одним
