глаза сверкали.
— Лесли, любимая! Мне очень жаль. Я не хотел тебя пугать. Но ты так хороша сегодня, и мне захотелось тебя поцеловать…
Голубое пламя в её глазах не гасло. Она убрала руку из-за спины, пальцы были сжаты в кулак, и в этот момент казалось, что она хотела наотмашь, как обиженный ребенок, меня ударить.
— Любимая, — сокрушенно сказал я. — Прости меня. Я вел себя, как идиот. Мне не следовало заставать тебя врасплох.
— Ты шпионил за мной! — задыхаясь, выпалила она. — Ты за мной подглядывал!
Я уставился на нее, не веря своим ушам. Может быть, она это не всерьез? Если она в самом деле могла так обо мне подумать… Да нет, её просто подвели нервы. Это была моя вина. Я забыл, как она пуглива. Она все ещё дрожала. Раскаиваясь, я улыбнулся ей и взял за руку, все ещё судорожно сжатую в кулачок.
— Сядь и налей мне чашку кофе, хорошо? Он чудесно пахнет. Я так голоден, будто меня не кормили целый месяц. — Я говорил, не останавливаясь, чтобы преодолеть её шок.
Постепенно её рука в моей расслабилась, и лицо приобрело обычный цвет. Но все ещё широко раскрытые глаза сверкали между трепетными темными ресницами. Наконец она медленно произнесла:
— И в самом деле, Джон, ты меня ужасно испугал меня. Я даже думать не могла, что ты сегодня встанешь. Доктор Эванс разрешил?
— Плевал я на доктора Эванса и его предписания, — мужественно объявил я. — Я снова чувствую себя абсолютно здоровым.
Когда Лесли села, я перегнулся через спинку стула и поцеловал её в щеку.
— Начнем все сначала, — проворковал я. — Доброе утро, любимая. Чудесный день сегодня, не правда ли?
Она выдавила из себя слабую улыбку. Хотя Лесли была ещё слишком напряжена, чтобы ответить на мою ласку, но, по крайней мере, терпела её. Уже прогресс.
Выпрямляясь, я обнаружил тот самый предмет, которым она была так сильно занята. Он лежал рядом с её тарелкой, наполовину скрытый скомканной салфеткой. Я вытащил его на свет божий. Это была цепочка, по-видимому, из обновок. Во всяком случае, я не мог вспомнить, чтобы её уже видел.
— Так вот, значит, что ты от меня скрывала, — поддразнил я жену. Удивительно красивая цепочка.
Я взглянул на украшение против света. Тонкая, изящная лента из филигранного серебра, на которой рассыпаны камни, напоминавшие капли росы. Она свисала с моих пальцев, тихо покачиваясь. Камни не сверкали, а мерцали молочным отливом, как луна под облачной вуалью. Каждый камешек был маленьким таинственным миром в себе, в который можно всматриваться очень долго, не обнаруживая источника этого загадочного матового света — совсем как глаза Лесли.
Лесли молча протянула руку за своей цепочкой.
— Очень красивые камни, — восхитился я. — Обновка?
Она опустила руку и посмотрела на меня задумчиво и как-то недовольно. Глаза все ещё сердито сверкали. Но затем улыбнулась, как будто я сказал ужасную глупость.
— Нет, конечно нет, Джон. Она у меня уже много лет. Просто ты никогда не обращал внимания. В замочке что-то сломалось. Он постоянно раскрывается. Вот я и хотела отнести её к Чартеру, чтобы починить.
Я тоже улыбнулся.
— Прекрасно, тогда я сделаю это за тебя. — Завернув цепочку в свой носовой платок я осторожно положил её в карман пиджака. — Сегодня по пути в контору я все равно буду проходить мимо Чартера.
Для меня было очень важно оказать Лесли эту услугу. Ведь нужно было как-то убедить её, что я обидел её не намеренно, что вся история с Сандрой была глупостью, которая не повторится. Никогда.
Лесли испытующе рассматривала меня и, кажется, в этот момент почувствовала, что со мной происходит.
— Садись, Джон, и поешь чего-нибудь, — сказала она и позвонила прислуге. — Тебе сегодня в самом деле ещё не следует идти в контору, Джон. Не говоря уже о том, что ты сразу берешь на себя новые заботы. Очень любезно с твоей стороны, что ты хочешь отнести в ремонт цепочку, но я просто не могу этого позволить. Сегодня ты ещё останешься дома, и я отнесу её сама.
— Глупости! — Я попробовал кофе. Он был горячий, как огонь, и я обжегся, но превосходен на вкус. — Не буду тебя обманывать, я ещё чувствую некоторую слабость в ногах. Но уже сыт по горло больничной атмосферой. Все, что мне нужно — это свежий воздух и движение. Не беспокойся за меня. Я буду осторожен.
То, что она так настоятельно меня оберегала, придало мне храбрости.
— Послушай, Лесли, а что, если нам отправиться в небольшое путешествие?
Она взглянула на меня с любопытством, и прежде чем успела что-то ответить, я поспешно добавил.
— Естественно, ничего из ряда вон выходящего. Я думаю, неделька на Бермудах или что-нибудь вроде этого. Сейчас самое подходящее время года. Что ты на это скажешь?
Я видел её отражение в блестящей хромированной поверхности кофейника. Когда она покачала головой, длинные темные волосы разлетелись по плечам.
— К сожалению, не получится, — твердо ответила она. — Ты, видимо, забыл, что ещё не состоялся ежегодный благотворительный бал, и что в этом году я опять избрана председателем оргкомитета. Не могу же я в разгар подготовки все бросить и просто уехать. Как ты себе это представляешь? Если я так поступлю, потом всю свою жизнь уже не смогу больше показаться в Нью-Дейвене.
Когда она распространялась о своих многочисленных обязанностях и ответственном положении, то выглядела ещё большим ребенком, чем обычно.
— Ты такая ужасно добросовестная, — пробурчал я, пытаясь скрыть свое разочарование.
— Итак, ты в самом деле должен быть благоразумным, — сказала Лесли. Ты даже не представляешь, сколько у меня сегодня ещё дел.
Тут прислуга принесла утреннюю почту, и я проглотил все возражения, уже готовые сорваться с моего языка. Все они были бесполезны. По части своих общественных обязанностей Лесли была неумолима. Она уже второй раз подряд возглавляла подготовку благотворительного бала, который ежегодно устраивался в пользу городской детской больницы. Кроме того, она состояла членом ещё полудюжины других комитетов — в чем состояли её обязанности в каждом из них, мне неясно и поныне — и порхала с одного заседания на другое. Бывали встречи за ленчем и за обедом, и многочасовые совещания, так что мне иногда казалось, что я встречаю фотографию Лесли в светской колонке местной газеты чаще, чем саму Лесли.
Я придвинул к себе стопку писем. Два были мне, три — нам обоим, остальные для Лесли. Передвинул ей её почту, я вскрыл свою. Одно из писем содержало просьбу о пожертвовании, во втором мой портной вежливо извещал, что получил новую костюмную ткань и мне её рекомендует. Три письма, адресованные нам с Лесли, содержали три извещения о бракосочетаниях, а также приглашения на приемы после венчания, все на прекрасной глянцевой бумаге. Я перегнулся через стол, положил эти приглашения рядом с тарелкой Лесли и взял кофейник.
— Браки нынче в моде, — заметил я. — Загляни-ка в календарь, нет ли у нас уже чего-нибудь на эти дни.
Лесли нерешительно повертела в руках приглашения.
— Ты в самом деле хочешь пойти?
Пришлось помедлить с ответом. Голос её звучал не слишком вдохновляюще. Я на целых семь лет старше Лесли, и многие мои друзья должны были казаться ей стариками.
— Я не настаиваю, — наконец осторожно ответил я. — Если тебе не хочется, мы можем отказаться. Оправдания найдутся. Но без подарков не обойтись. Тогда я выберу у Чартера что-нибудь подходящее к случаю.
Поскольку слушала она меня довольно внимательно, я быстро добавил:
— Все-таки приятно, что есть ещё люди, которые вступают в брак. Нам нужно тоже сделать новую попытку, не так ли?
