ею в антинаполеоновских войнах и в то же время не допустить возрастания русского влияния в европейских делах. Главная цель австрийской политики заключалась в том, чтобы добиться ухода как Франции, так и России из Германии. Тогда расчищенное поле оставалось бы за Венским двором. Весной 1813 г. Австрии удалось даже заручиться поддержкой ряда центральноевропейских государств (Баварии и Саксонии, правда, этот блок распался), с их помощью Меттерних рассчитывал подкрепить свою посредническую миссию. Но гениальность и неукротимый нрав Наполеона не позволяли надеяться на то, что Австрии будет позволено долго ловить рыбу в мутной воде, то есть заниматься политическим шантажом. Нужно было срочно определяться, так как, с другой стороны, Россия и Пруссия уже явно испытывали не только недовольство, но и откровенное недоверие к ней, хотя крайне нуждались в альянсе с Венским двором. В итоге австрийская дипломатия в лице К. Меттерниха, определявшего политику Дунайской империи, вынуждена была сделать выбор в пользу меньшего зла – России.
Очень долго австрийцы избегали скреплять свои обещания формальным договором. Но 15 (27) июня 1813 г. в Рейхенбахе союзниками была заключена секретная конвенция с Австрией, по условиям которой Венский кабинет взял на себя обязанности посредника при переговорах об условиях будущего мира с Францией, а в случае отказа Наполеона австрийская армия должна была вступить в войну против него. В этом случае Австрия и Россия выставляли по 150 тыс. человек, а Пруссия – 80 тыс. человек. Союзники перед Наполеоном выдвинули предварительные условия, в значительной степени скорректированные после долгих споров австрийской стороной: уничтожение герцогства Варшавского и последующий раздел этой территории между Россией, Пруссией и Австрией; расширение Прусских владений (прежде всего за счет Данцига) и вывод всех французских гарнизонов из прусских крепостей; возврат Иллирийских провинций Австрии; восстановление независимости ганзейских городов, по крайней мере – Гамбурга и Любека[489]. Безусловно, эти условия больше соответствовали ультиматуму, тем более предъявлялись французскому императору, только что выигравшему два крупных сражения и отвоевавшему значительный кусок территории. Выдвижение таких пунктов являлось следствием катастрофы Великой армии в России в 1812 г. Александр I тогда отлично осознавал, что Наполеон не станет договариваться, просто обе стороны крайне нуждались в передышке и в перегруппировки сил. Надо сказать, что Россия и Пруссия на самом деле занимали более жесткую позицию, их требования были значительно радикальнее, но были смягчены австрийцами. Тем не менее некоторые представители русской и прусской элиты опасались, что Наполеон может принять выдвинутые условия и пойти на уступки. Лишь австрийские официальные лица имели некоторые надежды на заключение мира даже при такой постановке вопроса. Об этом свидетельствует активная и сложная деятельность такого опытного и прожженного дипломата, как Меттерних, пытавшегося изобретательными методами и обманным путем сгладить все шероховатости выдвигаемых им каждой стороне проектов (которые не во всем совпадали). Он стремился ввести в заблуждение и Наполеона и союзников и одновременно произвести впечатление миролюбца, даже докладывая своему императору, искажал положение дел, чтобы тот воздействовал в нужном направлении на Наполеона как своего зятя. Но бонапартистский империализм всегда плохо сочетался с идеей баланса сил и политического равновесия в Европе. Фактически все предшествующие двухсторонние переговоры свелись к политическому торгу вокруг участия Австрии в войне.
Предложения союзников, переданные Меттернихом в Дрездене, как и следовало ожидать, ничего кроме язвительности и крайнего раздражения у Наполеона не вызвали. Французский император заявил австрийскому канцлеру: «Ваши Государи, предназначенные от колыбели к престолу, не могут понять моего положения. Они после неудачи не утрачивают озаряющего их блеска; для меня же, напротив того, как для солдата, необходима слава. Я не могу, потеряв ее, возвратиться во Францию»[490]. Наполеон достаточно хорошо представлял истинные мотивы Австрии, но был уверен, что та не вступит в войну на стороне союзников. Доводов в пользу такого предположения у него было много: из–за династического брака дочери Франца I Марии–Луизы, из–за трусости Венского кабинета (не мог же он так быстро забыть неоднократные поражения 1796, 1800, 1805 и 1809 гг.), а больше из–за русской угрозы австрийским позициям в Европе. Французский император решил до конца выяснить намерения Австрии, поэтому согласился на посредничество и отправил своих представителей на конгресс в Прагу, который проходил в июле – августе. Его целью являлась выработка и подписание мирного договора. Но и в Австрии имелась своя партия войны – австрийские генералы в Трахенберге 28 – 30 июня (10 – 12 июля) уже провели совещание с представителями России, Пруссии, Швеции и Англии о численности выставляемых после перемирия войск и о планах военных действий. Меттерниху не помогли никакие дипломатические трюки, ни продление сроков перемирия, поскольку французские эмиссары генералы Л. Нарбонн и А. Коленкур прибыли на конгресс, не имея полномочий на подписание договора, а лишь инструкции от своего императора. Вообще, Пражский конгресс – это отдельная, очень сложная, но занимательная история, где дипломатические хитросплетения переговорного процесса сторон нуждаются в длительном и подробном изложении. В данном случае можно ограничиться лишь констатацией факта полного фиаско австрийской политики, не достигшей своих главных целей. Меттерних наиболее всего опасался, что Наполеону удастся вступить в переговоры напрямую с Александром I, результатом чего мог стать сепаратный договор наподобие Тильзитского мира. В таком случае империя Габсбургов, не получая ничего, потеряла бы слишком много и осталась с двумя сильными потенциальными противниками, один из которых (Наполеон) впоследствии, безусловно, припомнил бы ее поведение и попытался отомстить. Австрийский канцлер оказался загнанным в угол с двух сторон – долготерпением союзников, имевших договор о вступлении Австрии в войну, в случае незавершенности переговоров, а с другой стороны – прямым вопросом Наполеона, как поведут себя австрийцы, когда военные действия продолжатся? Юлить дальше уже не было никакого смысла, и австрийцы предъявили Франции ультиматум, а 31 июля (12 августа) Австрия официально объявила ей войну. Как написал в своих воспоминаниях тогда еще юный офицер князь Н. Б. Голицын: «Между тем, после переговоров в Праге, Австрия положила на весы свое могущественное содействие. Таким образом, народы, желавшие свергнуть с себя иго Наполеона, соединились с русскими»[491].
Во время переговоров враждующие стороны напрягали свои усилия для увеличения и концентрации своих сил на будущем театре военных действий в Центральной Европе и смогли их довести до гигантских размеров. Как докладывал Александру I о боеготовности русских войск М. Б. Барклай де Толли 10 (22) августа: «Пользуясь перемирием успели мы значительно усилить армии наши прибывшими к ним резервами и выздоровевшими из отдаленных госпиталей людьми»[492] . Присоединение австрийских и шведских войск дало союзникам возможность создать значительный численный перевес над наполеоновской армией. В августе они уже имели 500 – 520 тыс. солдат, готовых к действию (175 тыс. русских, 130 тыс. австрийцев, 170 пруссаков, 27 тыс. шведов, 18 тыс. англичан, мекленбургцев, ганноверцев и др.), не считая корпусов при блокаде крепостей (102 тыс. человек), гарнизонов, тыловых войск и подходивших резервов (227 тыс. человек). Это была группировка огромной величины, никто до этого времени никогда не собирал для ведения войны таких сил в Европе. Наполеон же под своим командованием мог противопоставить союзникам на тот момент, даже после длительной передышки, всего лишь до 330 тыс. солдат на главном театре войны. Кроме того, он имел до 80 тыс. в блокированных гарнизонах в крепостях на Эльбе, Одере и Висле и резервы в Германии (25 тыс. человек) под командованием маршала Ожеро. В Северной Италии армия Э. Богарне (40 тыс. человек) была назначена действовать против 50 тыс. австрийцев. Нужно прибавить, что в Испании против французов воевала англо–испанская армия под командованием герцога Веллингтона, кроме того, для противодействия возможным английским десантам французы должны были держать войска на Атлантическом побережье страны, а также в Голландии. Перевес в силах (особенно в потенциале) у союзников был налицо.
Но на войне важное значение еще имеют и места сосредоточения войск. Союзники разделили свои силы, собранные в Германии, на три большие армии. Богемская (Главная) армия численностью около 260 тыс. человек (русских – 80 тыс., австрийцев – 130 тыс. и пруссаков – 50 тыс.) была сосредоточена еще до начала военных действий на австрийской территории в Богемии под командованием австрийского генерал–фельдмаршала князя К. Ф. Шварценберга. Силезская армия числом около 100 тыс. (русских – 60
