Чтобы поставить Богемскую армию в тяжелое положение, Наполеон первоначально хотел значительными силами начать наступление от Кенигштайна и Пирны в тыл Богемской армии с целью перерезать ей пути отступления. Это был для него очень перспективный вариант развития событий (большинство историков называют этот маневр прекрасным или превосходным). Но он опять видоизменил свои намерения, узнав о преимуществе сил союзников под Дрезденом и об опасности, угрожаемой защитникам города (оставленным там частям маршала Гувион Сен–Сира). Отдавать Дрезден союзникам (главная база армии и центр коммуникаций) Наполеон никак не хотел, а свободных войск у него под рукой явно не хватало. Французский полководец решил не рисковать и вынужден был как можно скорее бросить свои главные силы на помощь защитникам Дрездена. Для движения на коммуникации союзников был направлен лишь усиленный корпус генерала Вандамма (40 тыс. человек). Возможно, на принятие такого компромиссного решения повлияло донесение о неудаче маршала Удино против войск Северной армии при Гросс–Беерене 11 (23) августа (потери только пленными составили около 1500 человек) и о его отступлении перед силами наследного шведского принца. Но как–бы то ни было, надо сказать, что Наполеон успел вовремя появиться под стенами Дрездена.
Уже к вечеру 13 (25) августа части Богемской армии вышли к Дрездену. Командование союзников не имело данных о нахождении Наполеона и противостоявших им силах. Даже первоначально намеревались блокировать город и продолжить движение к Лейпцигу. Позже, исходя из стратегической важности этого пункта (как центра и главного склада Великой армии) и получив сведения о слабости защитников города, решено было взять Дрезден штурмом. 20 – 25 тыс. человек Гувион Сен–Сира не могли долго удерживать свои укрепленные позиции. Их начали заблаговременно обновлять и усиливать по приказу Наполеона, когда стало ясно, что Австрия может вступить в войну. В тот день у союзников под городом уже было стянуто до 60 тыс. войск, вполне достаточно, чтобы овладеть неприятельскими укреплениями города. Александр I и его советники настаивали на немедленной атаке. Но Шварценберг принял решение начать общую атаку даже не утром, а лишь в 16 часов 14 (26) августа (ждали подхода отставших частей, в частности австрийский корпус генерала И. Кленау). Время оказалось безвозвратно потеряно по вине Шварценберга. Наполеону предоставили целые сутки, и он ими воспользовался. «Упрямство австрийцев и систематической их медленности, – писал по поводу Дрезденского сражения А. И. Михайловский– Данилевский, – никакими красками описать нельзя, и хотя они дорого заплатили в прежних своих походах, но были неизлечимы»[495]. Вызывает удивление и столь странный выбор позднего срока атаки (или демонстрации, как было сказано в диспозиции), ведь даже в случае удачи заканчивать дело пришлось бы в ночной темноте.
Между тем как раз утром на следующий день, 14 (26) августа, в город прибыл сам Наполеон, как обычно, развил бурную деятельность, имел достаточно времени подготовиться и произвел рекогносцировку местности. После полудня к Дрездену стали быстро подходить французские корпуса, в том числе и гвардия. Многие части за четыре дня проделали путь длиною в 180 верст, для сравнения – союзники за пять дней наступления преодолели 70 верст. Великая армия все еще могла совершать быстрые длительные марши большими массами войск.
После полудня и союзники уже точно знали о прибытии Наполеона в Дрезден. Александр I предложил в 11 часов утра отменить общую атаку. И мысль русского царя о невыгодности подобного предприятия была очень даже понятна. Такая атака, как многие понимали после десятилетия наполеоновских побед, уже не обещала стопроцентного успеха в связи с появлением такого гостя в рядах противника, а скорее наоборот, могла таить массу неожиданностей и неприятностей. Да и существовала стратегическая установка союзников не вступать в большие сражения, если войска неприятеля возглавляет Наполеон. Состоялось очень бурное совещание первых лиц союзников. Против отмены наступления выступали австрийцы и их поддержал колебавшийся прусский король – на стороне союзников имелось явное численное преимущество (правда, им надо было грамотно воспользоваться). Но бывший французский генерал Ж. В. Моро («республиканский» соперник Н. Бонапарта), приглашенный Александром I из эмиграции в США (он его прочил на пост главнокомандующего), считал данную атаку бесполезной (можно только загубить войска), а также предсказывал, что в результате союзники будут отбиты. Он высказывался очень эмоционально, даже в сердцах бросил шляпу на землю и заявил упрямому Шварценбергу: «Э, чорт возьми, месье, я более не удивляюсь, что в течение 17 лет вы были всегда биты!»[496] Другой бывший французский генерал, барон Г. Жомини, вообще предложил отойти. Позднее он написал по этому поводу: «Я указал на необходимость движения на Дипподисвальде для выбора там выгодного поля сражения, но эту идею спутали с отступлением, и рыцарская честь помешала отступить, не обнажив меча…»[497] Тем не менее австрийский главнокомандующий, под напором разнообразных аргументов и как опытный придворный, вроде бы согласился с мнением российского императора (даже дал слово союзным монархам). Вот только приказ об отмене атаки так и не был передан в войска. Шварценберг слишком долго искал сотрудников своего штаба, а скорее всего не захотел идти на поводу у русских и республиканца Моро, а также менять свои распоряжения. Тот же Михайловский–Данилевский в общих чертах следующим образом описал этот эпизод: «Всего неприятнее был недостаток в единоначалии, ибо тут присутствовали три монарха и каждый окружен советниками, подававшими мнения, не редко противоречащие, а главнокомандующий князь Шварценберг не имел довольно веса, чтобы согласовать всех и принять такие меры, которые бы всех удовлетворили. Место, где стояли монархи с штабом своим и конвоем уподоблялось шумному народному совещанию»[498]. В общем, говорить об эффективности управления не приходилось. Даже нельзя сравнивать со штабной системой Великой армии, где все решения единолично принимал только один человек, а окружение в обсуждение не пускалось (не принято в военной среде), а только выполняло приказы. Также укажем, что в диспозиции, составленной накануне, даже не говорилось о поставленных целях, а всего лишь о рекогносцировке сил противника, а для самой атаки из 200 тыс. солдат Богемской армии назначалось примерно 50 тысяч. Кроме того, атакующие не имели ни лестниц, ни фашин, необходимых для штурма городских стен.
В 16 часов прозвучал сигнал (три орудийных выстрела), и союзники пятью колоннами, направленным по радиусам со всех сторон на левом берегу Эльбы, двинулись к городу. Фронт атаки составил около 15 верст. Первоначально все шло хорошо, почти на всех направлениях союзники захватили передовые укрепления французов и в некоторых местах почти дошли до предместий. Но Наполеон уже успел перевести на левый берег Эльбы прибывшие войска и расставить их на городских улицах в предместьях за передовыми частями линии Гувиона Сен–Сира. Примерно в 18 часов французы по сигналу перешли от обороны в наступление и контратаковали союзников из пяти застав (ворот). Элемент неожиданности сыграл свою роль, и расстроенные войска союзников повсюду вынуждены были отступить и оставить недавно захваченные укрепления.
Ни одним пригородом Дрездена союзникам не удалось овладеть. Но Шварценберг принял решение остаться на прежних позициях и принять на следующий день оборонительный бой. Собственно, у Наполеона имелось два варианта – или атаковать союзников, или отступить от Дрездена. Возможно, в рядах союзников кто–то и надеялся, что французы начнут отступление. Но надежды на подобное развитие событий оставались весьма слабыми. Французский полководец никак не мог оставить центр своих коммуникаций, да и не затем он так спешил, чтобы добровольно оставить столь важный для него город с точки зрения стратегической, да и с политической тоже. Он не желал отдавать саксонскую столицу (плохой пример для остальной Германии) и бросать саксонского короля на милость союзникам.
Шварценберг решил для обороны стянуть свои войска к центру, к Рекницким высотам, тем самым ослабил войска на флангах, примыкающих к Эльбе. Но главные дороги для возможного отступления (на Пирну и Фрайберг) отходили как раз не от центра, а проходили через равнинные местности по обоим флангам. Причем левый фланг, занимаемый австрийцами, был отделен непроходимым Плауэнским оврагом. У союзного командования не имелось конкретного плана действий – все зависело от инициатив противника. Наполеон же, учитывая растянутую позицию Шварценберга, четко принял решение сдерживать центр, а наступать на оба фланга союзников. При этом он не опасался, что союзники атакуют его укрепления как раз в центре, они на самом деле об этом даже и не помышляли. Все резервы Шварценберг также поставил за центром между дорогами, ведущими от Дрездена к Диппольдисвальде и Дона.
