свободной игре низких человеческих страстей; подкуп, махинации, ложь — неотъемлемые атрибуты подобных «процедур».
На соборах же земских «избрания» как такого не было; это была «народная дума», занятая не поиском «кандидатов», а изысканием путём «рейтинговой жеребьевки» одного, самого достойного претендента. В данном случае правильнее говорить не об «избрании» в современном понимании этого слова, а о приглашении на Царство. Так было в 1613 году, когда званым оказался Михаил Фёдорович Романов, но точно так же случилось и в феврале 1598 года, когда единственным претендентом на царское звание оказался Борис Годунов.
Почему же Борис Годунов так долго и неоднократно отказывался? Почему он, если поверить сочинителям, чуть ли не бредивший верховной властью, первоначально отверг и мольбы Патриарха, и единодушное «приглашение на Царство» Собора? Разоблачители тут как тут со своими «разъяснениями »: оказывается он «хитрил», «набивал себе цену»! Но куда уж больше; выше уж и быть не может!
Некоторые авторы уверены: он «боялся». Современная исследовательница уверена, что «в тайных мыслях Борис, конечно, мечтал о престоле, но в то же время страшился сесть на него»^^^. Как жива доныне карамзинская «методология» постижения истории! Авторы артикулируют такие вещи, что можно подумать, будто они допущены к самым сокровенным кладезям души Бориса Годунова. В очередной раз хочется подчеркнуть, что категорический императив тут совершенно неуместен. Со времени Н. М. Карамзина прошло два века, но — увы! — приёмы не меняются.
С утверждением же, что Годунов «боялся», вполне можно согласиться. Ведь Царская учесть. Царская ноша — это неимоверный груз забот и ответственности до последнего земного часа. Только авантюристы и безответственные вертопрахи могут без колебаний и страхов легко принять венец, уверенные в себе и своих способностях.
Так, например, поступил ненавистник Годунова боярин Василий Шуйский в мае 1606 года. В ходе народного восстания 17 мая Лжедмитрий I был убит, а 19 мая группа приверженцев Василия Ивановича на Красной площади «выкликнула» Шуйского царём. «Царь Василий» тут же согласился и времени не терял: уже 1 июня был коронован Новгородским Митрополитом Исидором; это-то при живом предстоятеле Иове! Василий Иванович дал «крестоцеловальную запись», ограничивающую его власть. Следующим шагом этого «царя толпы» стала политика дискредитации памяти Третьего Царя; уже в начале июня правительство Шуйского объявило Бориса Годунова «убийцей Царевича Дмитрия ». Василию так хотелось любой ценой утвердиться у власти навсегда, так хотелось завоевать симпатии и уважение у всех, но в итоге интриган потерпел полное банкротство.
17 июля 1610 года частью боярства, столичного и провинциального дворянства «Василий IV Иоаннович» был свергнут с престола; толпа его выдвинула в «цари», толпа его и свергла. Через два дня «бывший царь» был насильно пострижен в монахи в Чудовом монастыре, он отказался сам произносить монашеские обеты. В сентябре 1610 года был выдан (не как монах, а в мирской одежде) польскому «коронному гетману» Станиславу Жолкевскому (1550–1620), который вывез его и его братьев, Дмитрия и Ивана, в Польшу. В Варшаве Шуйские в качестве жалких пленников были представлены Королю Сигизмунду III; потом их возили по улицам под улюлюканье польской черни. Василий Шуйский умер 12 сентября 1612 года в заключении в Гостынинском (Густынском) замке, в 130 верстах от Варшавы. Закономерный финал для клятвопреступника и интригана^^.
Борис Годунов был человеком совершенно иного склада души и характера; он не был политическим авантюристом и совершенно правильно оценил общую обстановку. Борис Фёдорович, как талантливый шахматист, — а он увлекался этой игрой, — правильно «просчитал» все последующие «политические ходы», а это значит — перед нами выдающаяся личность, стоявшая на голову выше всех своих современников.
Глава 7
Царь всея Руси
Борис Годунов стал Царём всея Руси, потому не мог им не стать, потому что не было другого столь же значимого лица, способного в критический момент оспорить преимущества Годунова. Дело было не в «интригах» самих по себе, — какая же реальная политика без них, а в подлинном раскладе сил.
После упокоения Фёдора Иоанновича правительницей была провозглашена Царица-вдова Ирина Фёдоровна — родная сестра Бориса Годунова. По призыву Патриарха Иова и конюшего Бориса Годунова ей начали присягать должностные лица, в том числе и её брат. Фактически произошло воцарение Ирины. Её именем шли повеления и распоряжения из столицы, на её имя поступали донесения с мест^^^ Возникала совершенно необычная для Руси ситуация: впервые царскую функцию должно было исполнять лицо женского пола. Правда, в юные годы Иоанна Грозного его мать, Великая княгиня Елена Глинская (1508– 1538), выступала фактической правительницей, но она распоряжалась от именем своего малолетнего сына Иоанна Васильевича.
Был и ещё один аналогичный случай, имевший место в стародавние времена, о котором на Руси хорошо знали. Имеется в виду Киевская княгиня Ольга (ум. 11 июня 969), правившая после гибели мужа, князя Игоря Рюриковича, примерно с 940 по 960 год, выступая регентшей при малолетнем сыне. Великом князе Киевском Святославе Игоревиче (942–972). Она приняла Христианство ещё до Крещения Руси, став первой русской святой.
Более чем за семисотлетний период Русской государственности никаких других примеров подобного женского управления не существовало. Царица Ирина могла стать первой полноправной повелительницей, но она ею не стала.
Сразу же после похорон супруга, то есть 8 января, Ирина удалилась в Новодевичий монастырь, где и приняла постриг на девятый день, исполнив то предназначение, которое оговорила с супругом перед его кончиной. Этот эпизод достаточно подробно описан в «Новом летописце».
«После погребения Государя Царя Фёдора Иоанновича всея Руси его благочестивая Царица и Великая княгиня Ирина Фёдоровна с погребения его Государева, не заходя в свои царские хоромы, повелела себя отвести простым обычаем в пречестной монастырь Богородицы честного Ея Одигитрии (Путеводительницы. —
Сразу же после удаления Ирины Фёдоровны в монастырь возникла необходимость, чтобы Борис Годунов взял в руки «скифетр российского царствия», с чём к нему и обратился Патриарх Иов. Ответ был отрицательным, но Борис Фёдорович привёл и свою мотивацию: «Мне и на ум никогда не приходило о Царстве, как мне и помыслить на такую высоту? О государстве и о всяких земских делах радеть и помышлять тебе, государю моему, святейшему Патриарху Иову, и с тобою боярам »^^^.
Подобное объяснение не выглядит убедительным по той очевидной причине, что Борис Годунов, как очень умный человек, как политик-шахматист, не мог не просчитывать ситуационные ходы. Прекрасно понимая свою неродовитость, нецарскородность, он не мог не принимать в расчёт соображения общего порядка: став Царём «от бояр», его положение будет весьма шатким. Ему требовалось всенародное признание, и он в конце концов его получил.
Обычно игнорируется очень важное обстоятельство воцарения Бориса Годунова. Он стал Царём не после смерти Фёдора Иоанновича, а после пострижения в монахини Царицы Ирины. Затем уже был и Земский собор, и мольбы Патриарха и «Земли Русской» воспринять царскую власть, на которую его в итоге благословила и сестра-монахиня Александра.
Вся эта история продолжалась полтора месяца — время чрезвычайно тревожное и неопределённое. Жизнь в стране начала замирать; закрывались многие лавки, приказы обезлюдели, суды не работали, в войсках началось брожение. Всех мало-мальски мыслящих людей в те тревожные недели занимал только один вопрос: кто станет главой Царства, кто наденет Венец Мономахов, кто явится опекателем и радетелем государства? Определённого ответа не было. В тот период в церквах по всей России молитвы шли почти
