брожение, а общественная гармония – серьезную напряженность и конфликты.
Мирное государство, не воевавшее тридцать лет, если не считать интервенций в рамках Священного союза, сегодня бы заняло первое месте в составляемом «Международной амнистией» списке нарушений прав человека. Оборотной и довольно мрачной стороной бидермайера были политические преследования, пытки и цензура. Идеи Французской революции подтачивали основы политического режима, либерализм предполагал участие в управлении государством рядовых граждан, чьи права должна была обеспечить конституция. Особенно разрушительной силой был для монархии национализм. Именно поэтому государство, политику которого в значительной степени определял князь Меттерних, вело беспощадную борьбу против этих идей. «Кучер Европы», добившийся серьезных успехов на международной арене, во внутренней политике был тираном. Система Меттерниха стро- /246/ илась на подавлении всякого свободного выражения мысли, действовала отлаженная цензура, запрещалось любое скопление людей в публичных местах, кроме театра и бального зала. Шпики и полиция вели слежку за всеми вызывавшими подозрения. Переносить эту систему позволяла лишь считавшаяся в высшей степени австрийским свойством «расхлябанность».
Помимо императора политическим влиянием обладала только «придворная камарилья», то есть узкий круг доверенных советников. Хотя представители сословий время от времени могли собираться, облачившись в свои разноцветные форменные одежды, их политическое влияние было равно нулю. Господство консервативных сил на протяжении всего XIX века опиралось на армию, бюрократию и католическую церковь (протестантам Меттерних не доверял, так как своим появлением они были обязаны «революционному акту» – 95 тезисам, прибитым Лютером к дверям Замковой церкви в Виттенберге). 
Хотя союз между троном и алтарем не нашел выражения в конкордате, как то случилось во времена неоабсолютизма, он был одной из опор государства. /247/
Меттерних доминировал в политике еще во времена императора Франца. Принцип правления «доброго старого Франца», как непонятно почему назвали его позже, заключался в использовании межнациональной напряженности в качестве основы «порядка и всеобщего мира». Сын императора Фердинанд, который должен был унаследовать престол в соответствии с принципом легитимности, был эпилептиком, страдал слабоумием и не был способен к управлению. Когда в 1830 г. революция во Франции смела представителей прямой линии Бурбонов, поставив на их место Луи Филиппа Орлеанского («короля- буржуа»), ситуация /248/ в монархии Габсбургов законсервировалась. Среди представителей династии были несколько способных, отчасти очень популярных эрцгерцогов (эрцгерцог Карл и, прежде всего, Иоганн{40}), и это вызывало страх повторения событий, подобных французским.
Тем не менее, император, которого твердо и не вполне бескорыстно поддерживал Меттерних, выступил в пользу принципа легитимности. В 1835 г. Фердинанд унаследовал отцовский трон, но вместо него управляла «государственная конференция», со- 
стоявшая из эрцгерцога Людвига, Меттерниха и Франца Антона Коловрата. [115] Подлинным регентом был Меттерних.
Несмотря на строгий контроль за всеми проявлениями общественного мнения, происходило формирование оппозиции. С одной стороны, некоторые представители интеллигенции, например, поэт Франц Грильпарцер, пытались вопреки цензуре добиваться постановки своих пьес, а кое-кому, например, аристократу Антону фон Ауэрспергу, писавшему под псевдонимом Анастазиус Грюн, удавалось даже публиковать стихи, содержавшие либеральные идеи. Многие покидали страну и выражали критическую позицию, находясь в Германии. Весьма многозначительно название журнала, который издавал Игнац Куранда, – «Посланец из-за границы». Другие, например, Виктор Андриан-Вербург («Австрия и ее будущее»), Франц Шузелька («Австрия превыше всего, если она только захочет этого») или Карл Мёринг («Сибиллины книги из Австрии»), писали памятные записки на политические темы, контрабандой доставлявшиеся в страну и широко распространявшиеся. Организации вроде Союза юридико-политического чтения (венский вариант английского клуба) или Нижнеавстрийского промыслового союза были местами, где зарождалось сопротивление господствующей системе. Но, наряду с обладавшей небольшим потенциалом политической оппозицией, существовали многочисленные течения, представители которых в своих произведениях прославляли родину и династию, всячески отвлекая внимание от пороков в монархии.
В то время как либеральные идеи во многом удавалось подавлять посредством цензуры, национальные идеи оказались более /249/ способными к сопротивлению. Предмартовский период был эпохой пробуждавшегося, поначалу еще «академического» национализма, ставшего, тем не менее, основой национальных движений второй половины столетия. Идеи романтизма побуждали народы мечтать о будущем величии, обращаясь к собственному прошлому. Немцы видели славные времена в империи высокого средневековья, чехи – в эпохе до 1620 г., венгры грезили эпохой Арпадов, а южные славяне меланхолически обращались мыслью к хорватским и сербским королевствам средних веков. Заботы о совершенствовании языка и исследование истории служили одному делу. В качестве примеров стоит назвать чешского историка Франтишка Палацкого или Йозефа Юнгмана, создавшего пятитомный словарь чешского языка – образцовый труд, которым пользуются по сей день.
И у «исторических наций» империи, и у «неисторических народов» происходило формирование общего национального сознания. Важным инструментом при этом служила языковая стандартизация. Ян Коллар[116] и Людевит Штур[117] оказали значительное влияние на развитие словацкого, Вук Стефанович Караджич[118] – сербского, а Ерней Копитар[119] – словенского языка. Зарождавшиеся национализмы не были свободны от ненависти к «другим». Достаточно одного примера: Людевит Гай,[120] стремившийся к объединению южного славянства под знаменем иллиризма, призывал к тому, чтобы каждый из них во имя прекращения славянских страданий «раскроил череп венгру». Это со всей определенностью вело в направлении межнациональной борьбы. Грильпарцер охарактеризовал этот процесс многократно цитировавшимся афоризмом: «Путь новейшего образования пролега- /250/ ет от гуманности к национальности, и от национальности к зверской жестокости»
Революция 1848 года
/251/ Предмартовской системой были недовольны два слоя населения. Во-первых, буржуазия, которая, хоть и обладала прочным материальным положением, была ущемлена в политическом плане. Во-вторых, рабочие, условия существования которых были ужасны. Мелкие буржуа вели в XIX в. своего рода арьергардные бои – их противником выступала крупная буржуазия, которая благодаря фабричному производству многих товаров разоряла многочисленных мелких производителей или, по меньшей мере, делала их ситуацию весьма непростой. Другим их противником был пролетариат. Рост его численности, а также враждебное отношение пролетарских идеологов к собственности серьезно беспокоили и пугали мелкую буржуазию.
В результате промышленной революции существенно увеличилась численность наемных рабочих. Понятие «рабочий» охватывало как фабричных работников, так и тех, кто занимался надомным трудом в рамках системы рассеянной мануфактуры. В более широком смысле к «рабочим» можно было причислить занятых на ремесленных предприятиях и в мелком производстве, а также сельский пролетариат.
