экспансия стала одним из проявлений процессов интеграции, в результате которых значительная часть населения, главным образом, шляхетского происхождения, стала считать себя поляками. Уния 1569 г. с Литвой была не диктатом Польского королевства, а выражением воли шляхетского слоя, интересы которого были в каком-то смысле подчинены высшим интересам Речи Посполитой. Уния втянула Корону в далекие, казалось бы, от нее московские, а со временем также ливонские и украинские проблемы. Нужно, однако, иметь в виду, что в XVI в. именно Московское княжество осуществляло экспансию на землях Великого княжества Литовского. И если возможно говорить о какой-либо польской исторической ошибке, то только в том смысле, что был допущен конфликт со Швецией, а не в том, что Польша противостояла продвижению московского государства на Запад. С точки зрения политических категорий XVI в., действия Речи Посполитой необходимо признать вполне рациональными. Выход Польши к Балтийскому морю в годы правления Сигизмунда Августа был смелым, но лишенным оснований замыслом; никто, кроме короля, не понимал необходимости этого предприятия. Видя в территориальной экспансии средство для расширения своего жизненного пространства и поддержания сословного статуса, шляхта в XVI в. находила в Речи Посполитой более простые решения, чем стремление пробиваться к морю. Голландцы, датчане, ганзейцы и даже жители Гданьска, хотя их интересы и противоречили друг другу, были против создания польского флота или контролирования со стороны Польши навигации на Балтийском море. Однако важно отметить, что предложенное Сигизмундом Августом и его сторонниками решение проблемы (так называемая Морская комиссия 1568 г. и план строительства королевского флота) не получило поддержки со стороны шляхты.
Не проявляя интереса к Пруссии, Речь Посполитая обратилась к экспансии в Ливонии. Эти земли, находившиеся под властью Ливонского ордена меченосцев, были охвачены внутренними конфликтами на религиозной почве. Конфликты усугублялись интригами со стороны внешних сил, заинтересованных в установлении своей власти над богатой страной, контролирующей торговлю с литовскими и русскими землями. Вмешательство Сигизмунда Августа во внутренние конфликты в Ливонии привело в 1557 г. к заключению направленного против России Позвольского соглашения. Началась война, в результате которой Россия добилась выхода к Балтийскому морю в Нарве (1558); Швеция вторглась в Эстонию (1561); Дания овладела Эзельским епископством. Ливония оказалась перед выбором: либо подвергнуться разделу, либо сохранить свою целостность, которую, как тогда представлялось, могла гарантировать только Речь Посполитая. В 1561 г. орден был секуляризирован, и на территории Курляндии и Семигалии (Земгале) создано светское княжество; оставшиеся территории превращались в польско-литовское совместное владение. Такое решение проблемы, которое в тот момент было для жителей Ливонии наиболее выгодным, выглядело привлекательным, скорее, для польских магнатов, чем для шляхты. Сигизмунд Август стремился укрепить связи ливонской знати с Речью Посполитой, но этому помешало все возраставшее давление со стороны польской и литовской шляхты. Созданные в Ливонии в годы правления Стефана Батория староства оказались в руках поляков. В этой ситуации стала очевидной необходимость договориться с одним из претендующих на Ливонию соперников, но, поскольку соглашение с Москвой было невозможно, единственно разумным явился союз со Швецией. Однако именно этот вариант оказался совершенно нереалистичным, и Речь Посполитая не сумела достичь в Ливонии значительных успехов с помощью военной силы. По мирному договору, подписанному в Щецине (1570), Швеция укрепила свои позиции, а Московское государство, благодаря поддержке Габсбургов, сохранило за собой право судоходства по Нарве. При подобном раскладе сил удар Ивана IV в 1577 г. не только был нацелен на вытеснение Речи Посполитой из Ливонии, но и представлял серьезную угрозу для Литвы.
С точки зрения интересов Речи Посполитой, экспансия в Ливонии была вполне оправданной, однако способ ее осуществления оказался не совсем удачным. Слишком сложно было примирить между собой материальные интересы магнатов, контрреформаторские настроения католического духовенства и налоговые интересы государства. А потому, несмотря на растущее влияние шляхетской культуры и возможные выгоды от союза с Речью Посполитой, Ливония продолжала колебаться. Это облегчало вмешательство со стороны Швеции и подталкивало и Москву к новым нападениям.
В этих условиях юго-восточное направление польской экспансии представлялось самым выгодным. Магнаты и шляхта действовали совместно. Это, однако, не означает, что они всегда действовали умело. Такое направление экспансии, в результате которой можно было избежать конфликта с Турцией и Россией, отвечало естественным тенденциям развития и социально-политической структуре Речи Посполитой. При этом все попытки вовлечь шляхту в войну против Москвы и подчинить русское общество с помощью церковной унии были несостоятельными, не соответствовали пространственному и культурному статусу Речи Посполитой и, следовательно, были обречены на поражение. Подобный конфликт был по плечу лишь действительно великой державе, однако Речь Посполитая, имея для этого достаточно возможностей, великой державой тогдашней Европы так и не стала.
Если попытаться оценить значение юго-восточного направления экспансии — единственного, которое давало возможность избежать прямых военных конфликтов и решить при этом проблемы, связанные с численным увеличением шляхты, — то возникают два соображения. Во-первых, избыток шляхты не был столь значителен, коль скоро в XVI в. не удалось укрепиться на Украине и полонизировать ее. Во-вторых, как характер земель, включенных в состав Короны после Люблинской унии 1569 г., так и специфика государственного устройства способствовали развитию на этих территориях крупной земельной собственности. На пограничных землях, слабо населенных, но очень плодородных, которым постоянно угрожали татарские набеги, происходили противоречивые процессы: с одной стороны, колонизация осуществлялась преимущественно местным населением, которое отличалось от польского элемента по своей этнической и религиозной принадлежности; с другой — только большие земельные владения могли успешно обороняться в условиях постоянной внешней опасности. Поэтому именно на юго-восточных землях складывалось экономическое могущество магнатов и возникали предпосылки для их реальной независимости. Как будет отмечено ниже, шляхта оттолкнула от себя казачество, единственную силу, которая могла бы прочно связать Украину с Речью Посполитой и польской культурой. Нежелание решать проблему запорожских казаков стало, вероятно, той единственной ошибкой, которой можно было избежать.
Со смертью последнего Ягеллона наступила эпоха выборных (элекционных) королей. Период бескоролевья (июль 1572 — май 1573 г.) и продолжавшееся немногим более года правление Генриха Валуа (1573–1574) не поколебали Речь Посполитую: несмотря на хаос, сопровождавший элекцию, внутренние распри и вмешательство извне, кризиса удалось избежать. В годы правления Стефана Батория (1576–1586) и Сигизмунда III Вазы (1587–1632) Речь Посполитая достигла апогея своего могущества: самые обширные за всю ее историю границы, самая масштабная экспансия и самая весомая позиция в Европе — все эти преимущества пришлись на тот момент, когда уже давали о себе знать предпосылки будущего краха.
В Речи Посполитой не уделялось большого внимания внешней политике. Она не отличалась продуманностью, сочетая не связанные между собой, часто противоречившие друг другу интересы монарха и шляхты, отдельных родов знати, Короны и Литвы. В начале XVI в. на внешнюю политику влияли династические планы Ягеллонов и их противодействие экспансии Габсбургов. Формирование Речи Посполитой было связано с гибкостью институтов Короны. Этому же способствовала и сознательная политика династии. На рубеже XV–XVI вв. международная ситуация представлялась особенно благоприятной. Большие надежды на сдерживание османской экспансии вселяла перспектива, что по Дунаю будет проходить граница государства, имеющего солидные тылы; вопрос был лишь в том, о каком государстве могла идти речь. Совершенно очевидно, что на роль главной, а следовательно, и доминирующей в этой части Европы силы претендовала империя. Политика Ягеллонов в этом регионе зависела де-факто от местных антигабсбургских тенденций: Речь Посполитая, во-первых, могла стать противовесом габсбургской экспансии, а во-вторых, в ней видели защиту от турецкой угрозы. Было ли это заблуждением? Если не принимать в расчет Чехию, для которой союз с Австрией казался более выгодным, нежели опора на Польшу, все страны южного пояса стремились к обретению государственной независимости. И это в значительной мере увеличивало шансы Ягеллонов на то, чтобы достойно конкурировать с Габсбургами.
Обе стороны всерьез подходили к этой проблеме. Император Максимилиан поддерживал все попытки Тевтонского ордена добиться независимости и искал союзника в лице Москвы. Экспансия Русского государства при Василии III развивалась быстрыми темпами, вступая в конфликт с территориальными
