Речь Посполитая не захотела или не сумела заключить союз со Швецией, хотя этот союз был для нее единственным шансом решить балтийскую проблему; польское правительство верило в возможность заключения унии, которая оказалась абсурдной. Этому было много причин, но главная заключалась в том, что попытки Сигизмунда закрепить за собой шведский трон после смерти Юхана III подтолкнули его противников на союз с Москвой. Протестантская Швеция вступала в период активной внешнеполитической экспансии, главной целью которой были плодородные земли южного побережья Балтийского моря. Но именно поляки, вопреки какой-либо логике, требовали передать Польше права на Эстонию и добились на это согласия Сигизмунда III в самый неподходящий для Польши момент. Узнав о своей детронизации в Швеции (1599), король попытался еще сильнее связать с Речью Посполитой собственные династические устремления. Эти расчеты оказались ошибочными и втянули республику в ряд совершенно ненужных ей военных конфликтов. В тот момент, когда Сигизмунд III принимал правление в свои руки, позиции Речи Посполитой казались очень прочными: бескоролевье, длившееся целый год, хотя и сопровождалось страшными беспорядками, не привело к дестабилизации ситуации в стране. Москва, где с 1598 г. правил Борис Годунов, не представляла угрозы; сначала Литва, а потом и Корона без труда добились продления сроков перемирия. Соглашение 1589 г. урегулировало конфликт Речи Посполитой с императором; и хотя соглашение соблюдалось не до конца, оно свидетельствовало о безосновательности надежд навязать Речи Посполитой чужую гегемонию. Столь же необоснованными были и османские претензии поглотить Украину. Сенаторы и послы, магнаты и шляхта — все считали, что их государство способно дать отпор и является настолько сильным, что может себе позволить относиться к действительности с некоторым пренебрежением. Такая уверенность влияла на короля и круг его советников; разделял ее и один из величайших государственных деятелей той эпохи — канцлер (1578) и гетман (1580) Ян Замойский (1542– 1605).
Причины того, что Польша не стала великой державой и что для экспансии не хватало материальных средств, надо искать во внутриполитических факторах. Внешнеполитическая слабость Речи Посполитой не проистекала напрямую из отсутствия сильной королевской власти, но определялась несовершенством политической системы, которая создавала условия как для самоуспокоенности и беззаботной жизни, так и для проявления частных интересов в неслыханных масштабах. Эти чрезмерные амбиции знати, не находя институционного воплощения, блокировали завершение реформ государственного устройства и казны. Проекты дальнейших преобразований не были реализованы на сейме 1589 г., так как не удалось договориться о принципах избрания короля. С этого момента дороги короля и канцлера разошлись. Замойский стремился не только сделать процедуру выборов более эффективной, но и навсегда исключить Габсбургов из числа кандидатов на польский престол. В 1590–1591 гг. рухнули планы войны с Турцией, которая, как многие рассчитывали, могла бы пробудить в шляхте чувство гражданской ответственности. В 1592 г. состоялся инквизиционный сейм, на котором были раскрыты замыслы короля передать польскую корону Габсбургам. Сигизмунд был унижен, а его попытки в 1594–1598 гг. установить в Швеции свое правление закончились катастрофой. Все эти события способствовали дальнейшей децентрализации власти в стране. Проблема заключалась в том, что перемещение центра тяжести в провинциальные органы сословного представительства (сеймики) усиливало влияние местных интересов на польскую внутреннюю политику и затрудняло создание института, который бы взял на себя реальные функции центрального органа власти, а объединенные вокруг короля и канцлера политические силы вели ожесточенную борьбу исключительно за сохранение собственного влияния. В хаосе соперничества затерялись голоса, высказывавшиеся за необходимость упорядочить принципы проведения сеймов; на задний план отошли также проблемы внешней политики. На рубеже XVI–XVII вв., прежде чем внутреннее противостояние достигло своей кульминации в сандомирском мятеже (рокоше) 1606 г., неожиданно стало ясно, что Речи Посполитой со всех сторон угрожает опасность.
В Ливонии шведы сумели за два года свести на нет все усилия Батория, а основные военные силы Речи Посполитой были в тот момент сосредоточены на Дунае. Когда Замойскому, а потом и Ходкевичу удалось овладеть ситуацией, для завершения кампании не хватило денег. Не помогла и блестящая победа Ходкевича над Карлом IX под Кирхгольмом (Саласпилс) 27 сентября 1605 г., когда три с половиной тысячи польских кавалеристов разгромили отборную четырнадцатитысячную шведскую армию. Военные удачи только усыпляли бдительность поляков, давали им ощущение собственного превосходства. Тем временем, несмотря на победу над господарем Валахии Михаем Храбрым под Буковом (Румыния) 20 ноября 1600 г., потерпели крах усилия Замойского, который стремился в 1599–1600 гг. подчинить Молдавию, возведя на молдавский трон представителей рода Могилы. Турция сумела быстро восстановить свою гегемонию в этом регионе, показав, сколь бесплодны все усилия по созданию направленной против нее лиги христианских государств. Противоречия между имперскими, польскими и местными балканскими интересами были гораздо сильнее, чем стремление объединиться перед лицом турецкой угрозы. В самой же Речи Посполитой миф крестового похода превращался в одну из иллюзий, которая мешала пониманию важнейших проблем.
В 1563 г. ради мнимых преимуществ в решении ливонского вопроса Польша позволила курфюрсту Бранденбургскому взять в управление герцогство Пруссия, а в начале XVII в., пойдя навстречу папским мечтам о введении в России католицизма, страна позволила вовлечь себя в военную интервенцию. Эпоха консолидации и экспансии подходила к концу: Речь Посполитая оказалась перед лицом угроз извне, она была лишена эффективной исполнительной власти; кроме того, ее раздирало изнутри соперничество не столько политических программ, сколько отдельных политических деятелей. В стране по-прежнему существовали силы, выступавшие за интеграцию и внешнеполитическую экспансию, но великой державы уже не существовало: за минувшее столетие Речь Посполитая далеко ушла от той республики, которая сложилась в XV в. Это было время становления Речи Посполитой как общности, уникальной по своему характеру не только для западнохристианского мира, но и для всей Европы. Период 1500–1600 гг. получил название золотого века, что подчеркивает силу и величие Речи Посполитой, акцентирует значимость происшедших перемен. Само это название — «золотой век» — подтверждает, что именно в последующие столетия наступила для государства эпоха декаданса и упадка. Это, однако, не означает, что XVI в. дал Польше возможности, которыми она не сумела воспользоваться: Речь Посполитая обрела силу, в полной мере использовав преимущества новой экономической ситуации; шляхта создала самобытную форму государственного устройства, в рамках которой могла в полной мере реализовать свои устремления. А началось все с польского гуманизма, с привнесения на польскую почву западной системы ценностей. И собственная — шляхетская и польская — ренессансная культура формировалась в процессе приспособления западных гуманистических идей к специфически польским условиям.
Становление социальной и политической структур Речи Посполитой сопровождалось возникновением соответствующих им форм духовной культуры. Ощутимо повысился уровень образования. Количество приходских школ в Короне (около 2500 в начале XVI в.) было сопоставимо с количеством подобных школ во Франции или в Миланском герцогстве. Предположительно около 12 % мужского населения Короны было грамотным. Среди шляхты процент был намного выше, и в середине столетия грамотность достигала 30 %. В последующие десятилетия этот показатель увеличился. Образование было тем, что отличало шляхетское сословие от других социальных групп. Шляхта не испытывала явной тяги к творчеству, но участие в общественной жизни, которое стало синонимом самой принадлежности к этому сословию, требовало определенного уровня образованности. Этим можно объяснить и динамичное развитие протестантских гимназий (не только городских, но и сельских), многие из которых по своему уровню практически ничем не отличались от высших учебных заведений. Ответом католиков стало создание иезуитских коллегий (Бранево, 1565), которые глубоко реформировали систему образования и предложили новую программу воспитания. Система средней и высшей школы не имела сословных ограничений, однако представители плебса и шляхта в понятие «образование» вкладывали различный смысл.
В XVI столетии в Польше образование лишь в очень незначительной мере способствовало политической карьере, и, может быть, именно поэтому система высшего образования развивалась медленнее. Лучшие времена Краковского университета уже остались в прошлом. И новшества в преподавании права, и изучение греческого языка и иврита — все это получало развитие вне официальной
