самом деле вышли из?под руки поколений писцов, трудившихся при дворах «варварских» королей, тогда как действительное порождение каролингской эпохи — «правильная» латынь, насаждаемая Алкуином и другими (уроженцами региона, где разговорная латынь вышла из употребления столетия назад), явилась лишь новым барьером между интеллектуальной и обыденной жизнью того времени. Жители Франкии, или Франции (а также Италии и Испании), в начале IX века предполагали, что говорят на латинском языке, унаследованном от римлян. Однако эта латынь представляла собой раннюю форму французского, которая была непонятна латинским книжникам — Алкуин видел в ней варварское наречие. Как следствие, церковная латынь превратилась в язык, на котором не говорил простой народ, но который стал универсальным средством общения образованной элиты и декретированным языком католической литургии — языком, на котором человек должен был разговаривать с Богом.
В то время как Карл Великий желал придать стране христиан форму священной империи, монашество и духовенство начинали задумываться о необходимых церкви политических структурах. Вдохновляемая Августином, который со страниц трактата «О граде Божием» наставлял верующих не ограничивать себя жизнью в порочном мире, но брать на себя разъяснение того, как этот мир должен быть управляем, церковь нацелилась на учреждение государства, которое руководствовалось бы христианской доктриной, — отвечая стремлениям Карла восстановить величие Римской империи через объединение святейшего престола со своей северной державой. Могущество и амбиции Карла Великого, сумевшего включить римскую церковь в орбиту западноевропейского, а не средиземноморского исторического развития, определили курс этого развития на следующие 500 лет. Усилиями Карла была создана модель государства, которой стремились подражать многие, — христианская империя, управляемая двором, где ценились благочестие и ученость, и обращавшая или подчинявшая силой языческие племена, населявшие его границы. Ценой такого государства оказалось подавление всякого разнообразия и наделение церкви все возрастающим влиянием в вопросах политики и образования. Карл Великий, новый созидатель католической империи, поставил религию в центр государственных дел — однако одновременно поставил государство в центр дел церковных.
Правление Карла Великого знаменовало конец первой фазы средних веков, а его империи не была суждена долгая жизнь. В 843 году сын Карла Людовик Благочестивый разделил ее между тремя собственными сыновьями, в результате чего франки образовали три новых королевства: западное (французское), восточное (германское) и срединное. Дополнительным фактором, усугублявшим и без того непростую обстановку, вызванную последовавшими за этим усобицами, явились участившиеся нападения северных разбойников из Скандинавии—викингов — и набеги венгерских и славянских племен. Однако мощь германской составляющей бывшей франкской державы была заново укреплена Оттоном I, королем германцев с 936 года, получившим титул императора в 962 году и остававшимся на троне до смерти в 973 году. Войска Оттона покончили с угрозой венгерских вторжений, оттеснили славян обратно к Балканам и захватили большую часть Италии — германский (немецкий) народ сделался ведущей силой в центральной Европе. К 1000 году ранее промышлявшие разбоем скандинавы оказались уже полностью интегрированными в христианскую западноевропейскую культуру.
Источником могущества франков являлась широкая полоса плодородной пахотной земли, охватывавшая Нормандию, Шампань, Савойю, Фландрию, Брабант, Бургундию, Рейнскую область, Швабию и Баварию. В позднее Средневековье землевладельческим семьям этого региона предстояло стать хозяевами Европы. Хотя мы привыкли воспринимать средние века как период стагнации для Европы, которая смогла шагнуть в современность лишь благодаря импульсу еще не наступившего тогда итальянского Возрождения, фундамент процветания был уже заложен к 1 ООО году и последующие 300 лет этот фундамент развивал и подпитывал экспансионистские устремления европейской аристократии во главе с прославленными франкскими родами — Жуанвилями, фанменилями, Жискарами и т. д. Обширные сеньории и бенефиции приносили поступления от налогов и торговли, а с дальнейшим развитием торговли и производства — еще и доходы с продажи товаров в города. Однако ключевым источником богатства оставалась земля, а земли в пределах исконных франкских территорий имелось лишь столько, сколько имелось.
Землевладельцы были рыцарями при императорском дворе, и владения приходили к ним либо по наследству, либо в награду за военную службу Франкские рыцари приобретали стальные латы и оружие, которые были не по карману их менее состоятельным противникам, и формировали отряды тяжелой кавалерии, в которых и всадники и лошади были покрыты непроницаемой броней доспехов. На протяжении 300 лет, примерно с 930 по 1250 год, эти воины не знали поражений. Захватив контроль над Францией и западной Германией, они прошли по всей Европе, покорив и в той или иной степени заселив Англию, части Уэльса и Ирландии, Сицилию, Грецию, южную Италию, Богемию, Моравию. Эстонию. Финляндию, Австрию, Венгрию, Силезию, Кастилию и Арагон. Норманнское завоевание 1066 года воспринимается англичанами как событие чрезвычайной исторической важности, однако оно было лишь фрагментом гораздо более масштабной картины норманно–франкской экспансии (норманны — скандинавское племя, обосновавшееся на севере Франции и вскоре интегрировавшееся во франкскую систему). Иногда франки воевали против язычников, иногда против арабов, а иногда и против своих братьев по вере. К 1300 году франкская знать посредством захватов, выгодных браков и колонизации добилась имущественного и политического господства практически в каждом королевстве Европы. Франки брали жен из верхушки местного общества, а их потомки становились ядром национальных аристократий Европы.
Вместе с католическим христианством франки несли с собой высокоразвитую систему феодализма, которую неизменно насаждали в обществах, до этого существовавших на совсем других основаниях. И если во Франции феодализм явился плодом постепенного усиления аристократической власти, то в покоренных странах, к примеру в Англии, он безжалостно навязывался местному населению во исполнение соглашений, заключенных между монархами и их рыцарями еще до начала кампании. После 1066 года Вильгельм I раздавал норманнской знати епархии, герцогства и поместья в награду за военную службу и в подтверждение феодальных обязательств, установившихся в прошлом. Так называемая «Книга Страшного суда», которая зафиксировала главных землевладельцев в каждом английском графстве после завоевания, перечисляет исключительно норманнские имена.
Эти заново пожалованные владения ознаменовали перелом в системе европейского землеустройства, выводя на первый план крупномасштабные землевладения за счет маргинализации мелких самостоятельных хозяйств. Наследственный домен, состоящий из одного или нескольких поместий, достаточно крупных, чтобы обеспечить господина продовольствием в неурожайный год и защитить его границы от посягательств извне, стал эталонной социальной единицей франкской Европы.
Локальные обычаи, по крайней мере, кое–где, сумели сохраниться в условиях феодальной системы. Жители деревни Лэкстон в Ноттингемшире до сих пор устраивают ежегодные общинные собрания — суды, — на которых решаются вопросы о межевании границ и распределении наделов на следующий год. Такие собрания часто называют феодальными судами, однако на самом деле они представляют собой пережиток еще дофеодальной англосаксонской системы. После завоевания сельские общинники продолжали выбирать себе старост» или управляющих, а господа попросту оставляли внутренние дела на их усмотрение.
Центральной административной фигурой франкской Европы становится должностное лицо, называвшееся графом. Позиция графа во многом соответствовала позиции патрона в эпоху поздней Римской империи — это был местный родовитый помещик или назначенный правитель, который собирал налоги от своего лица и от имени сюзерена, председательствовал по нескольку раз в году в суде графства и предводительствовал местным ополчением в ходе военных кампаний. Через графов и другую владетельную знать военный и гражданский элемент общества все теснее переплетались между собой, а королевские полководцы в конечном счете становились гражданскими администраторами Западной Европы.
Слияние военных и гражданских функций являлось фундаментальным принципом феодального общества. Сложная система бенефиций, соглашений, пожалований, хартий, договоров создавала взаимозависимость не только между крепостным и его господином, но и между бесправным рабом и высокопоставленным придворным, включая самого короля. Договоры пронизывали
