сбоку), она – эллиптическая; круглая форма – основная, эллиптическая – производная, перспективная.
Воспринимаемое время предмета также очень часто бывает перспективным.
Недавно астрономы наблюдали «новую звезду», появившуюся вследствие взрыва, происшедшего несколько миллионов лет тому назад. И пространственная величина её, и время суть перспективное существование её теперь в отношении к телу наблюдающего астронома. Что же касается времени взрыва и тогдашнего основного места звезды во вселенной, эти стороны её бытия тоже доступны знанию, но не путём чувственной интуиции, а посредством вычислений, т. е. на основании интеллектуальной интуиции [CDXVI].
При восприятии предметов внешнего мира очень часто возникают иллюзии. В сумерки ребёнок входит в комнату и со страхом выбегает из нее; ему показалось, что он увидел в ней стоящего у стены человека. В действительности это был не человек, а висящее на стене полотенце.
Выделяющаяся на стене полоса полотенца была поводом, по которому в сознании ребёнка под влиянием уже существовавшей эмоции страха вспыхнуло воспоминание о фигуре человека; в сочетании с действительным восприятием длинного пятна на стене получилось целое, в котором ребёнок не отличил воспринятые элементы от представленных по воспоминанию. Таким образом, иллюзия есть субъективное сочетание транссубъективных элементов опыта, воспринятых и вспоминаемых. В ней субъективен синтез, но все синтезируемое транссубъективно.
В иллюзии часть синтезируемых элементов действительно воспринята в данный момент, а галлюцинация далее отстоит от действительности: она целиком состоит из субъективного синтеза транссубъективных данных прошлого опыта. Неудивительно поэтому, что отличить галлюцинацию от действительного восприятия может только лицо, сохраняющее спокойствие духа и способность анализировать состав галлюцинации настолько глубоко, чтобы найти в ней в отличие от транссубъективных, т. е. «данных мне», элементов субъективный синтез, т. е. «мое сочетание этих элементов».
Философы, считающие все элементы восприятия субъективными психическими состояниями, говорят, что они суть «частные» переживания (по-английски – private), т. е. состояния, принадлежащие только лицу, имеющему их, и не передаваемые другим лицам; они не суть «публичное» достояние. Смотря на цветок розы, я и мой собеседник называем её «красною»; одинаковость этих слов, говорят противники интуитивизма, вовсе не служит доказательством того, что он и я имеем в сознании одинаковый цвет: субъективные переживания наши, может быть, глубоко различны, но мы с детства научились обозначать их одним и тем же словом. Интуитивист, имея в виду сложность восприятия цветов, различную выборку их, делаемую нами, и нередко встречающуюся ненормальность строения глаз, соглашается, что, может быть, в сознании моего собеседника имеется не красный, а какой-либо другой цвет. Однако интуитивист утверждает, что все цвета транссубъективны и что предметы внешнего мира вступают в сознание в подлиннике; поэтому он признает, что во mhoi их случаях в сознании двух наблюдателей имеется один и тот же цвет воспринимаемого предмета. Если же в отношении цветов или сложных звуков, богатых обертонами, мы не можем быть уверены, что два лица воспринимают эти сложные качества в одном и том же аспекте их, то это различие восприятия в большинстве случаев не имеет существенного значения и вовсе не делает весь состав восприятия «частным», не «публичным». Особенно те стороны восприятия, которые относятся к идеальной стороне предмета и усматриваются путём интеллектуальной интуиции, в большинстве случаев суть совпадающие, «публичные» (интерсубъективные) стороны сознания наблюдателей. Когда на столе лежат пять яблок, возможно, что я и мой сосед видим неодинаковый цвет их, но то, что их пять – это содержание восприятия «публичное»: оно находится и в моем, и в его сознании как тожественная, совпадающая часть наших сознаний.
Сторонники каузальной теории восприятия, утверждающие, что все имманентные сознанию состояния суть субъективные психические переживания, разрабатывают эту теорию уже три столетия. Они подыскивают все новые доводы в пользу этого учения. Поэтому и сторонникам учения о непосредственном восприятии предметов внешнего мира удастся всесторонне доказать свою теорию не иначе как после работы нескольких поколений.
Основные принципы этих доказательств изложены в моей книге «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция». Американские и английские сторонники учения о непосредственном восприятии внешнего мира, называющие себя неореалистами или просто реалистами, выполнили большую ценную работу рассмотрения отдельных случаев разнородности чувственного восприятия одного и того же предмета несколькими наблюдателями и показали, что эти факты не дают права субъективировать состав восприятия. Из этой литературы особенно нужно упомянуть следующие книги: сборник статей американских неореалистов „The New Realism', 1912; W. Montague,,. The Ways of Knowing'; S. Alexander, „Space, Time and Deiy', 1920; J. Laird, „A Study in Realism', 1920. Противники интуитивизма и гносеологического реализма говорят, что сторонники этих теорий не могут объяснить, как возникают в нашем знании ошибки. Согласно интуитивизму ошибки объясняются следующим образом. Выборка из сложного предмета почти всегда производится различными лицами различно; отсюда возникают бесконечные споры, причём обе стороны правы в своих утверждениях, т. е. в том, что они наблюдают, но они ошибаются в своих отрицаниях, т. е. в том, чего они не сумели заметить. Существует ещё худший недостаток знания, чем его фрагментарность и разногласия, обусловленные различием выборки. Душевная жизнь человека сложна, и потому нередко к деятельности познавания предмета присоединяются другие, не познавательные акты, напр. воспоминания на основании прочной ассоциации представлений или акты фантазии. Отсюда к объективным данным опыта прибавляются субъективные примеси. При познавании внешних предметов хуже всего то, что эти примеси сами состоят тоже из вспоминаемых транссубъективных данных прошлого опыта, и, следовательно, в таком случае к области чистой субъективности принадлежит только синтез их с элементами, действительно принадлежащими наблюдаемому предмету. Так объясняются многие неточности восприятия, а также иллюзии и галлюцинации. Если, смотря на портрет, висящий на стене, я подавлю пальцем на глазное яблоко и выведу его из нормального положения, то портрет раздвоится и второй экземпляр его я буду видеть на таком месте стены, где портрет фактически не находится. Здесь оптическое содержание портрета и место стены суть транссубъективные данные и только синтез их субъективная примесь [CDXVII].
Заканчивая изложение основ интуитивизма, поставим вопрос, что такое истина согласно этой теории. Сторонники учения о субъективном психическом составе всего имманентного сознанию в лучшем случае могут надеяться только на то, что в наших суждениях о предметах внешнего мира находится более или менее точная копия этих предметов. Что же касается интуитивизма, эта теория утверждает максимальную близость знания к познаваемому предмету: истина есть обладание в сознании самим предметом в подлиннике, и весь состав суждения о предмете есть самосвидетельство предмета о себе. Очевидность знания есть наличие самого предмета в знании.
Знание Господа Бога о мире есть всеведение. Божественный разум созерцает сразу все конкретное целое действительности, познавая в нём и целое, и все его элементы, и все связи их друг с другом; следовательно, в этом всеведении наличествуют также и все абстрактные знания, но без отрыва их от конкретного целого, т. е. без всяких односторонностей, пробелов и опасностей искажения. Св. Иероним думал, что такие мелочи, как, напр., рождение и гибель комаров в определенный момент времени, не входит в состав Божественного знания. Он, конечно, не прав. Если бы не было полноты Божественного знания, невозможно было бы Божественное Провидение, т. е. руководство мирового процесса Богом.
Некоторые мыслители говорят, что действия личностей, обладающих свободою воли, не могут быть предусмотрены никем, даже и Господом Богом. Они упускают из виду следующее. Мы, земные люди,
